Накал страстей
В своей книге «Тайная Жизнь Сальвадора Дали», в ее разделе «Автопортрет в анекдотах» художник описывает сцену, настолько жуткую и неестественную, что в ее реальность трудно поверить. Возможно, и даже скорее всего, она является очередным плодом фантазии Сальвадора Дали (хотя в своей книге он обещал читателям писать только правду). И несмотря на то, что у любого нормального человека от этой сцены и от той невозмутимости, с которой Дали ее описывает, наверняка пойдут мурашки по коже, осмелимся привести ее полностью:
«Мне 25 лет — лето в Кадакесе. Я ухаживаю за Гала. Мы обедаем с друзьями на берегу моря, под вьющимся виноградом, оглушенные гудением пчел. Я на вершине счастья, вдобавок я уже ношу в себе зреющую тяжесть любви, она рождается, вцепляется мне в горло, как золотой массивный осьминог, сверкающий томительными самоцветами. Я ем четыре жареных лангуста, политых слабеньким местным вином без претензий, но в этом-то и заключаются изысканные секреты Средиземноморья.
Обед затянулся так, что превращается в ужин. Солнце садится. Мои ноги обнажены. Одна приятельница, которая всегда восхищается мной, уже не раз намекала на красоту моих ног. Это поистине верно в Ла Палис, но я считаю глупыми ее назойливо повторенные комплименты. Она сидит на земле, ее голова слегка опирается на мое колено. Вдруг она кладет руку мне на ногу — я чувствую еле ощутимую ласку ее трепещущих пальцев. И тут же вскакиваю, охваченный чувством ревности к самому себе, как если бы я внезапно стал Галой. Отталкиваю свою поклонницу, бросаю ее наземь и топчу ногами что есть силы. Меня с трудом отрывают от нее, окровавленной».
Видимо, эта страшная сцена была всего лишь «анекдотом», придуманным Сальвадором Дали для поддержания своего «параноидального» имиджа. Тем более, что похожую историю, но совсем в другой интерпретации, приводит в своих мемуарах и один из очевидцев знакомства Дали и Галы — известнейший испанский кинорежиссер Луис Бунюэль. Характерно то, что главным действующим лицом, человеком, проявившим агрессию, по его версии, стал не Дали, а сам Бунюэль, а объектом агрессии на сей раз был а не кто иная, как... Гала:
«Я жил у Дали в километре от Кадакеса, где остальные остановились в гостинице. Дали с большим волнением сказал мне: «Приехала необыкновенная женщина». Вечером мы отправились выпить, после чего все решили проводить нас до дома Дали. По дороге, разговаривая о разных вещах, я сказал — Гала шла рядом со мной, — что в женщине у меня особое отвращение вызывают слишком широкие бедра.
Назавтра мы отправились купаться — и я вижу, что бедра у Галы именно такие, какие я терпеть не могу.
С этого дня Дали невозможно было узнать. Мы больше не понимали друг друга. Я даже отказался работать с ним над сценарием «Золотого века» (если верить Дали, то отказался от совместной работы над этим сценарием не Бунюэль, а именно он. — Прим. автора). Он говорил только о Гале, без конца повторяя ее слова.
Элюар и бельгийцы уехали спустя несколько дней, оставив Галу и ее дочь. Однажды вместе с женой рыбака мы отправились на пикник в скалы. Показав Дали на пейзаж, я сказал, что это напоминает мне картину Сорольи, довольно посредственного художника из Валенсии. Охваченный гневом, Дали закричал:
— Как можешь ты нести такой бред среди столь прекрасных скал?
Вмешалась, поддерживая его, Гала. Дело оборачивалось скверно.
В конце пикника, когда мы уже изрядно выпили, не помню, по какому поводу, Гала снова вывела меня из себя. Я резко вскочил, схватил ее, бросил на землю и стал душить.
Перепуганная Сесиль вместе с женой рыбака спрятались в скалах. Стоя на коленях, Дали умолял меня пощадить Галу. Несмотря на весь свой гнев, я не терял над собой контроля. Я знал, что не убью ее. Я хотел лишь увидеть кончик ее языка между зубами.
В конце концов я отпустил ее. И она через два дня уехала.
Мне рассказывали позднее, что в Париже — где мы некоторое время жили в одной гостинице неподалеку от Монмартрского кладбища — Элюар не выходил на улицу без маленького, с инкрустацией на рукоятке револьвера, так как Гала сказала ему, что я хотел ее убить».
Недовольство Бунюэля появлением Галы вполне объяснимо — он ведь приехал в Кадакес специально для того, чтобы поработать с Дали над сценарием нового фильма, а художник и думать не думал о какой бы то ни было работе. Однако такое «проявление нежности» по отношению к Гале... Странно и то, что Дали не заступился за свою возлюбленную, видя, каким мучениям она подвергается, не набросился на Бунюэля с кулаками. Хотя это можно объяснить и тем, что Луис Бунюэль в молодости мог гордиться своей силой. Во время учебы в Мадридской академии он был самым крепким и самым драчливым забиякой из компании Дали, и связываться с ним было не только небезопасно, но и бессмысленно, тем более учитывая то, что физической силой Дали никогда не отличался.
Подобные картины, являются ли они стопроцентной правдой или всего лишь выдумкой, вполне могут дать определенное представление о нравах, царивших тогда в среде богемы. Однако и на более межличностном уровне между Галой и Сальвадором Дали поначалу было все не так уж и гладко. И художника, и ее возлюбленную распирали какие-то противоречивые и необъяснимые чувства. И они порой могли обернуться трагедией.
Обратимся вновь к воспоминаниям Дали. Он описывает те чувства, которые переполняли его в первые дни после сближения с Галой. Прошло немного времени, прежде чем его радость сменилась задумчивостью, а задумчивость вскоре обернулась растерянностью. Дар любви для художника был настолько телик, что он поначалу даже не знал, что с ним делать. Любить просто, любить так, как любят обычные «смертные» люди, Дали не умел. Его натура требовала повышенной чувственной экзальтации, требовала чего-то необъяснимого, и простая человеческая любовь вскоре стала восприниматься им как помеха для творчества.
Для того чтобы избавиться от нее сознательно, решимости ему не хватало, но Дали отчаянно надеялся на роль случая, который лишил бы его нахлынувших на его голову испытаний: случайно упавший камень, несчастье на горной тропинке... Слава Боту, сбыться его чаяниям не довелось: «На экскурсиях по скалам бухты Креус я безжалостно требовал, чтобы Гала карабкалась со мной по всем самым опасным и самым высоким уступам. Эти восхождения содержали с моей стороны явные криминальные намерения — особенно в тот день, когда мы взобрались на самую вершину огромной глыбы розового гранита, макушка которой напоминала развернутые крылья орла над пропастью. Спускаясь с орла, я вздумал столкнуть в пропасть огромные куски гранита. Они с грохотом катились до моря. Я никогда не устал бы от такой игры. Но почувствовал искушение толкнуть Гала вместо одного из гранитных обломков и испугался. Этот страх заставил меня уйти оттого места, где я ощущал постоянную опасность и ужасное возбуждение. В моем сердце начинала просыпаться досада. Гала ворвалась ко мне и нарушила мое одиночество. И я изводил ее несправедливыми упреками, твердя, что она мешает мне работать, что ее присутствие обезличивает меня. Более того, я убеждал, что она причинит мне зло, и говорил ей, как будто внезапно охваченный страхом:
— Не причиняйте мне зла. Я тем более не причиню вам зла, надо, чтобы мы никогда не причиняли друг другу зла».
... Я приближался к величайшему испытанию своей жизни, испытанию любовью. Моя любовь, любовь полубезумца, не могла быть такой, как у других. Чем больше приближался час жертвоприношения, тем меньше я осмеливался думать об этом... «Это ужасно, — говорил я себе, — это ужасно! И что же? Ты провел жизнь, ожидая этого и желая его появления. И это Она! А сейчас, когда желанный миг приблизился, ты умираешь от страха, Дали!» Приступы смеха и истерии обострялись, мой разум обретал гибкость и ловкость, свойственные защитным механизмам...»
Сложно даже представить, каково Гале было переносить все эти полубезумные выходки Дали. Но как женщина терпеливая, она не оставила художника наедине с его больной фантазией, не бросила его, продолжая уже начатый, но пока не приносящий особенных плодов курс «терапии любовью».
Впрочем, не менее загадочно себя вела и Гала. Ей постепенно передавалась та внутренняя атмосфера, в которой пребывал художник, его душевное состояние. Нам, простым смертным, крайне сложно хотя бы частично понять все перипетии отношений между этими двумя людьми, впрочем, может показаться, что и они сами порой не понимали друг друга. Однажды Гала заговорила какими-то путанными фразами о чем-то важном в ее жизни, что должно было произойти не без участия Дали. Это «что-то» было одновременно и страшным, и торжественным. И вот однажды, в самом начале осени, когда муж Галы уже покинул Кадакес, тайна раскрылась. Гала хотела умереть, умереть от рук своего любимого.
Открылся сезон охоты, и Сальвадор с Галой часто коротали время в прогулках по окрестностям Кадакеса, наслаждаясь осенней красотой. В этот день Гала была необычайно красива — белое платье из тонкой изящной ткани было ей к лицу как никакой другой наряд. Из-за того, что ветер в этот день дул слишком сильный, Дали со своей подругой решили несколько изменить маршрут своих обычных прогулок. В итоге они оказались в одном из самых пустынных мест в окрестностях Кадакеса. По выражению лица Галы Дали смог понять, что именно сейчас, в этот ненастный сентябрьский день, должно произойти что-то очень важное. Но подруга художника хранила молчание. Наконец тот не вытерпел и спросил, что она имела в виду, когда просила о какой-то важной и таинственной услуге. Сальвадору казалось, что это была своего рода эротическая игра, цель которой достичь мечтал и он сам. И, одолеваемый страстью, он все более и более настойчиво повторял свой вопрос.
Но Гала была настолько взволнована, что не могла говорить. На ее лице появились первые слезы. Она все еще не решалась. И наконец каким-то неестественно спокойным голосом изрекла: — Я хочу, чтобы вы меня убили. Зачем? Почему? Что побудило эту женщину желать собственной смерти, смерти от рук возлюбленного? Возможно, разгадка кроется в обострении некого психического заболевания, поразившего Галу в юности1. Не исключено, что это был лишь тонкий психологический трюк, призванный как-то расшевелить чувства Дали. Как женщина опытная, Гала понимала, какие сомнения терзают душу ее возлюбленного и насколько нелегко ему раскрыться в своих чувствах полностью. И для того чтобы ускорить этот процесс, надо было прибегнуть к чему-то, что шокировало бы даже такого человека, как Дали.
Но не исключено, что причина заключалась в другом. «Ее желание умереть в непредсказуемый и счастливый миг жизни не было вызвано романтическим капризом, как можно было бы подумать, — писал впоследствии Сальвадор Дали. — С самого начала я сразу же понял, что это было жизненно важно для нее. Ее восторг не мог оставить никаких сомнений по этому поводу. Идея Гала была смыслом ее психической жизни. Она сама могла бы приоткрыть истинные причины своего решения. Несмотря на ее позволение, я отказываюсь раскрыть ее тайную жизнь».
...Неловкое молчание, вызванное этой фразой Галы, длилось неимоверно долго. Они по-прежнему прогуливались среди живописных скал, растянувшихся вдоль берега моря. День был ненастный, и где-то под ними огромные волны с шумом накатывались на берег. Это впечатляло и вдохновляло, вдохновляло на нечто такое, отчего волосы становились дыбом.
— Вы... вы сделаете это? — голос Галы по-прежнему дрожал.
Секундная пауза, после чего Дали ответил:
— Да!
Возможно, в эту секунду Дали попросту не отдавал отчета своим словам и действиям. Ведь именно сейчас, минуту назад, он горячо полюбил Галу, полюбил настолько, что у него отпали даже мысли о ее убийстве. Но Сальвадора наверняка привлекала сама торжественность этого момента, ведь ему казалось, что любовь и смерть вызывают очень близкие чувства. И вместо того, чтобы сбросить Галу со скалы, Дали крепко обнял свою любимую.
Их губы слились в неистовом поцелуе.
Есть мнение, что для того, чтобы отговорить самоубийцу, готового прыгнуть с крыши небоскреба либо выпить яд, следует заговорить с ним о его поступке, спросить, как именно будет выглядеть его прощание с жизнью. И в этот день Гала очень долго и тщательно обговаривала с Дали способы ее убийства. Падать со скалы ей не хотелось — она боялась испугаться за время долгого падения. Дали визуализировал падение своей возлюбленной с красивейшей башни Толедского собора, но этот вариант тоже не подошел. Яд? Слишком банально. Каждый день тысячи людей во всем мире кончают свою жизнь именно таким образом. Кровь? Все, что было связано с ней, вызывало дикий страх у впечатлительной Галы. Как и у всех тех, кто охвачен безумием, мысли их были четкими и логически выверенными. Так, для того чтобы Дали не поплатился за это убийство своей жизнью или свободой, Гала решила написать письмо, в котором она прощалась бы с жизнью и всю ответственность брала на себя. Скрупулезно прорабатывались и другие детали убийства. Но и он, и она уже полностью осознавали, что их планам никогда не будет суждено осуществиться.
И вскоре Дали был как никогда далек от мысли об убийстве. Наоборот, он проникся к своей возлюбленной неописуемой нежностью. Если раньше Дали был раздосадован по причине того, что с появлением Галы ему пришлось делить с ней самое дорогое, что у него только было — свое одиночество, то теперь он был готов даже на такие жертвы. Гала уже не воспринималась им как помеха для творчества. И в самом скором времени она даже станет его музой.
Но более тесное их сближение, сближение на всю жизнь, произойдет лишь спустя несколько месяцев. Теперь же Гала не решилась бросить мужа и свою парижскую жизнь. Она возвращается к ним. А Дали, вернувший себе, наконец, одиночество, с головой погружается в работу для того, чтобы создать одно из самых известных своих полотен — «Великий мастурбатор».
А что же Элюар? Он уехал в Париж еще задолго да Галы. Его жена осталась, сославшись на какое-то недомогание их дочери. Интересно, подозревал ли он о том, что у Дали с Галой возник роман? Видимо, да. Но после того, как на протяжении двух лет ему пришлось делить свою супругу с Максом Эрнстом, после многочисленных любовных похождений Галы, к которым он относился не то чтобы снисходительно, но достаточно лояльно, ничем подобным его уже было не удивить. И никакой досады или злости — чувств, обычных для любого мужа-рогоносца, по этому поводу он, судя по всему, не испытывал. Во всяком случае, на протяжении длительного периода времени отношения между Сальвадором Дали и Полем Элюаром будут самыми что ни на есть дружескими.
Когда у Галы появлялся очередной любовник, бедному мужу оставалось разве что надеяться на то, что его жена, пресытившись удовольствиями на стороне, все же со временем вернется к нему. Так оно случилось и на этот раз. Вернувшись из Кадакеса, Гала вновь стала «преданной женой» Элюара. Правда, ненадолго...
Примечания
1. Не известно точно, являются ли слухи о психических недугах Галы правдой. Сама она не очень-то любила распространяться на эту тему. Однако все биографы Галы подтверждают — эта женщина полна загадок.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
