Королева Пуболя
Дали, посвятивший Гала свой «Дневник fгения» («Моему гению... Гала, Градиве, Елене Троянской, Святой Елене, Gala Galatea Placida»), хочет сделать ей подарок. Она не любит ни украшений, ни вещей — она всегда предпочитала, чтобы к дню рождения Дали дарил ей одну из своих картин. Гала считает, что нет ничего лучшего в мире, чем его картины. Таким образом она стала обладательницей нескольких шедевров, среди которых — «Хлеб» (эту картину Гала любит больше других). На этот раз Дали приготовил ей сюрприз.
Он посвящает в свой замысел своего нового помощника Энрике Сабатера, молодого соотечественника, каталонца, бывшего футболиста, бывшего агента по продаже недвижимости, бывшего сотрудника газеты, выходящей в Жероне («Los Sitios»), и бывшего коммерческого представителя, фотографа-любителя, сделавшего удивительный снимок: однажды ему удалось снять Дали с мухой на носу! Дали отправляет своего нового «придворного» с заданием объехать всю Каталонию (как королевскому эмиссару) в поисках дворца, потому что он хочет подарить Гала дворец. Так как Дали боится, что Гала уедет слишком далеко — особенно он не хочет, чтобы Гала купила себе поместье в Тоскане, — то он нашел способ оставить ее на своей родной земле и, исполняя самое заветное желание Гала иметь собственный дом, доставит удовольствие и себе самому, поселив ее рядом с собой. Облетая регион на туристическом самолете, Сабатер фотографирует самые интересные места и представляет их критическому глазу Дали. После долгих поисков они наконец обнаруживают подарок, достойный Гала, чудо, достойное чуда.
Это расположенный в старой деревне Пуболь (что по-каталонски означает «тополь»), нависающей над холмом возле Ля-Биспаль, в восьмидесяти километрах от Кадакеса, большой разрушенный дом с продырявленной крышей и с просвечивающимися стенами, окруженный заброшенным, заросшим сорняками садом. Дали купил его для Гала летом 1968 года. Его соблазнило то, что в здании осталось несколько камней римской эпохи, чудом сохранился фронтон с вылепленной на нем эмблемой в виде вороны. Дали понравилась замкнутость владения (его закрывали высокая стена и решетки). Расположенная среди виноградников и полей из оливковых деревьев, в местности, где, выращивают свиней и делают козий сыр, где пахнет глубинкой и навозом, деревня Пуболь на столько удалена от моря, на сколько к нему близок Порт-Льигат. Живут здесь только крестьяне, тогда как вместе с Дали в маленьком порту царствуют лишь рыбаки.
Пуболь решительно отвернулся от Средиземного моря и имеет только одну общую с Порт-Льигатом черту: место закрыто и защищено высокими каменными стенами. Дом, который в деревне зовут замком, потому что он является самым большим, самым древним и самым внушительным строением в округе, несмотря на плачевное состояние, понравился Гала, прежде всего потому, что она смогла обрести в тени своей крепости жизнь спокойную и свободную от светских развлечений и фотовспышек. Пуболь — самая дикая и самая затерянная деревня в этом одном из самых диких и самых отдаленных уголков Испании, к тому же место соответствует своему предназначению: когда Гала хочет рассказать о себе, она всегда представляется как русская крестьянка. «Крестьяночка — вот кто я», — говорит она тем, кто принимает ее за знаменитость. Дали поэтому с любовью выбрал для нее сад в деревенском краю, сад, где она сможет наслаждаться своими любимыми розами — они будут напоминать ей далекие каникулы на берегу Черного моря. Гала в старости мечтает увидеть, как цветут ялтинские розы.
Гала с тех пор, как познакомилась с Дали, прекрасно умела пользоваться всеми благами Средиземноморья, но сейчас она не хочет видеть моря. Возраст лишил ее купаний нагишом и загорания на солнце, действие солнечных лучей теперь слишком вредно для кожи Гала. Прогулки по скалам утомляют ее, даже становятся опасными. Гала ходит совсем медленно, ее походка утратила уверенность и легкость, козьи тропы, по которым она бродила вокруг Порт-Льигат до мыса Креус, кажутся ей слишком крутыми, и ей приходится отказаться от прогулок и пикников. Та, что так долго (по меньшей мере, в глазах Дали), была самой прекрасной из всех роз, стала такой блеклой, такой увядшей и такой маленькой, что не испытывает больше другого желания, кроме как спокойно прожить оставшееся ей время. Дом, в котором прошла ее молодость, стал слишком шумным, его осаждают любопытные и прихлебатели.
Замок Пуболь, как Дали и предполагал, понравился Гала. Он, со своими внушительными размерами, стенами, как у крепости, потолками, кажущимися очень высокими, несмотря на то, что они наполовину разрушены, со старыми конюшнями и гербом из камня, кажется ей предназначенным самой судьбой. От «королевы Puleuglnn» (так Гала подписала любовное предисловие к первому сборнику стихов Элюара) — к «королеве» Пуболя! Словно в прошлое переброшен мостик. «Я хочу, чтобы здесь все было по-монашески, — скажет Гала Аманде Лир. — Я часто подумывала о монастыре, о том, чтобы остаться одной. Я люблю одиночество и простоту». Пуболь станет последним прибежищем Гала, она будет приезжать сюда каждое лето начиная с 1970 года, оставляя Дали в Порт-Льигате. Это было время долгих разлук.
В течение двух лет Гала с помощью местных подрядчиков занимается ремонтом и обустройством своего замка. Она не хочет, чтобы Дали вмешивался. Пуболь — это ее королевство, и она не желает ни с кем его делить. Для карточек-приглашений, которые Гала будет посылать своему мужу, когда захочет видеть его у себя, она закажет такой текст: «Гала приглашает вас... в замок Пуболь». Она будет часто принимать у себя Дали, но он никогда не останется ночевать.
Гала приказала отремонтировать стены и переделать крышу. По ее желанию просторные комнаты с высокими потолками были выкрашены в белый цвет и остались почти пустыми. Никаких безделушек, никаких украшений, никакого блеска. Замок Гала имеет аскетический вид: книжные шкафы, столы, стулья, несколько кресел, красный диван, ковер, каталонский буфет. Пространство оформлено на японский манер. Никаких излишеств. Интерьер замка представляет полную противоположность интерьеру «casa Dali». Все здесь выдержано в строгом классическом стиле. Если Дали нравится нагромождение вещей и барочный стиль, то Гала решительно выбирает простоту. И простоту торжественную и даже довольно помпезную: в ее комнате стоит кровать под балдахином, на столах — огромные серебряные и из кованого железа канделябры, стены освещаются бра. Подушки, самовар и книги — неотделимые от Гала предметы — согревают чересчур строгую атмосферу, слишком средневековую, с точки зрения современного человека. Чучела медведя, носорожьих рогов, зубов, нанизанных на нить, — всего этого хлама Дали, того, от чего в Порт-Льигате хотела избавиться Гала, не хватает этому мрачному и малокомфортабельному замку, который зимой, когда неистовствует трамонтана, мог бы походить на дворец Снежной королевы.
Единственными успокаивающими и симпатичными элементами, финальными штрихами, заказанными у Сальвадора Дали, стали заслонки для радиаторов (нарисованные в объемном изображении, они с детальной точностью воспроизводят радиаторы, которые прикрывают!); двери комнаты, так же исполненные в объемном изображении (они кажутся открытыми, даже когда закрыты!); вагнеровские бюсты вокруг бассейна, вылепленные самим Дали; стадо слонов в натуральную величину в саду; наконец, трон для Гала — позолоченный стул, спинка которого (расписанная так же в объемном изображении) представляет в дальней перспективе горизонт, небо и море в Порт-Льигате. Последняя сюрреалистическая фантазия находится в большой полупустой гостиной: сквозь низкий стеклянный стол на индюшачьих лапках и через прорубленное в полу под ним окно просматриваются расположенные этажом ниже бывшие конюшни.
Пуболь — это замок грёз. Смешение романского стиля с фантастическим, средневекового с сюрреалистическим — все это создает слегка тревожное ощущение. Здесь должно быть уютно призракам, духам и джинам. Кому еще, кроме Гала, вздумалось бы поселиться в одиночестве в таком неприятном для нежных душ и гостеприимном для наваждений владении? Призраки, духи и джины ей не страшны: она давно с ними знакома и ведет спиритические беседы. Может создаться впечатление, что Гала предпочитает их компанию обществу людей. Пуболь мог бы отпугнуть менее закаленные сердца, но он соответствует характеру Гала, твердому и гордому, и потому стал для нее тихой гаванью. Вылепленная в камне птица станет символом Гала: с черным оперением, гордая и не очень-то почитаемая простыми смертными, ворона, как известно, является фетишем у колдунов.
У «королевы» есть слуги: кухарка, садовник, убирать приходит женщина из деревни. Несколько раз в течение недели из Порт-Льигата является Артуро. Он приезжает за указаниями Гала: благодаря Артуро она знает, как обстоят дела в Кадакесе, что происходит у Дали. Даже на расстоянии Гала продолжает заботиться о нем. Она звонит ему каждое утро — это священный ритуал, и Дали не пропустил ни одного ее звонка. Он рассказывает Гала о своей жизни, о своих снах. Аманда Лир говорит, что Гала знает все, что делает или говорит «маленький Дали».
Но у «королевы» есть новый молодой «король», разделяющий с ней жизнь, когда она приезжает в Пуболь. «Месье» Джеф, блондинчик с длинными волосами, которого Дали называет Иисус Христос — суперзвезда, не исполняет больше роли Иисуса. Он мечтает о музыкальной карьере, продолжая без особой надежды искать продюсеров, пробует себя в амплуа рок-певца. Гала специально для него приготовила комнату во дворце. Она купила пианино, гитару, звуковую аппаратуру, микрофоны, диски и кассеты. Весь Пуболь сотрясается, когда Джеф упражняется. Пение текстов, которые он сочиняет на собственную музыку, больше похоже на рев.
Гала лелеет Джефа, как раньше лелеяла Дали. Она подбадривает его, следуя собственной методике: говорит ему, повторяет, что он гениален, что он единственный, что он самый лучший. Гала хочет помочь ему поверить в собственные артистические данные. Наконец, она пытается его продвигать. Гала рекомендует Джефа всем «друзьям», с которыми встречается в Париже и в Нью-Йорке. И, конечно же, она делает ему «подарки» — для того, чтобы помочь ему в песенной карьере, и в тех случаях, когда он предпринимает тщетные попытки для того, чтобы содержать своих оставленных в Нью-Джерси молодую жену и ребенка. Зимой Гала встречается с ним в Нью-Йорке. Летом она покупает ему билет на самолет до Каталонии и посылает за ним «кадиллак» в аэропорт Барселоны.
Гала пренебрегает Дали. Он тяжело переживает разлуку и очень скучает по ней. Летом Гала — теперь крайне редко — приезжает в Порт-Льигате. Зимой она заботится о другом человеке. Гала уже не так часто интересуется Дали — она постоянно звонит Джефу. Гала отдаляется физически и морально. Можно сказать, она покинула Дали. Аманда Лир рассказывает, как после одного визита в Пуболь Гала проводила их до решетки замка, они попрощались: «Мы помахали ей рукой на прощание, и сели в старый "кадиллак". Дали ей сказал: "Возвращайся быстрее, Galuchka! Я жду тебя, ты знаешь. Возвращайся ко мне! Baby, came back!"». По дороге в Кадакес, Дали говорил только о Гала и с такой любовью, что слегка обиженная Аманда делает вывод: «Ему не хватает Гала»1.
Аманда, как и Джеф, с 1976 года занялась музыкой. Она записывает первый диск — «Blood and Honey» («Кровь и мед»), название которого, несомненно, навеяно картиной Дали «Кровь нежнее, чем мед». Аманда изобретает свой стиль, в котором присутствует смесь силы и романтизма; девушка носит кожаные комбинезоны, делает стрижку и красит волосы в красный цвет. Она поет «Follow me», затем «Sweet Revenge» — эта пластинка будет названа «золотым диском» в 1978 году и принесет певице большой коммерческий успех Дали грустит из-за того, что Аманда не может уделять ему все свое время. Аманда, как и Гала, отдаляется, сокращает свои визиты в Порт-Льигат отправляется в мировые турне. Это мешает ей приезжать на Рождество к Дали.
Гала рассчитывала, что Аманда сможет компенсировать ее частые отсутствия и усталость, но видит, что Дали предоставлен самому себе и уже не может на это реагировать. «Двор чудес» еще больше деградировал, в нем все меньше и меньше «фанов», поклонников, не говоря уже о друзьях все больше и больше случайных людей, любителей пожить и поесть на дармовщинку. Оставшись без своего «ангела душевного равновесия», зажатый в тисках одиночества, Дали тоже деградирует. К нему опять вернулись страхи (только Гала удавалось их сдерживать), теперь они осаждают Дали, угрожают его рассудку и даже его искусству. По словам наблюдающих за ним психиатров он «регрессирует», постоянно возвращается к страхам из своего детства. Гала умела освобождать Дали от них. Отстранившись от изнурительной обязанности сиделки «при умалишенном», она вновь вернула Дали его демонам. Без ангела-хранителя уязвимый Дали потерял ориентиры.
До 1980 Гала еще изредка осуществляет свою власть над Дали. Когда она чувствует, что без нее ничего не клеится, она едет в Порт-Льигат и пытается навести порядок в бедламе Дали. Гала бранит его, заставляет сменить одежду, принимать лекарства, которые сама ему предписывает, выуживая из своего вечно неисчерпаемого чемоданчика и наконец возвращает его к работе. Старея, Дали все меньше и меньше рисует, все больше и больше предается грезам, перестает выполнять обязательства по контрактам, которые механически продолжает подписывать. Гала сердится и, так как Дали отказывается подчиняться, запирает его в мастерской или, если это случается в Париже или в Нью-Йорке, в спальне. Оттуда он выходит лишь закончив акварель или рисунок, заказанный и оплаченный заранее по очень высокой цене. Элеонор и Рейнольдс Морс так же, как и Морис Бежар2, были свидетелями сцен принуждения «маленького Дали» к работе. Он все больше и больше противился заказам, слово «контракт» приводило его в бешенство. Услышав это слово, он принимался вопить, замахиваться на людей своей тростью и даже кататься по полу и кричать при этом.
Гала слишком много требует от него. Она выходит из себя, если видит, что Дали уже не может нарисовать то, что раньше, когда он работал с юношеским проворством, ему удавалось воспроизвести одним движением руки. Дали еще в состоянии подписывать чистые листы бумаги, но даже его прекрасный почерк изменился: с 1973 или 1974 года у него начинает дрожать рука. Врачи опасаются, что это болезнь Паркинсона, от которой умер его отец. Элеанор Морс рассказывала, что Дали это очень пугало и она брала его руки в свои, пытаясь успокоить дрожь. Удивительно, но нервные спазмы прекращались, по свидетельству дю Бари и Изидоро Беа, как только Дали брал кисть и начинал рисовать. Но теперь Дали проводит меньше времени в мастерской. У него началась бессонница; раньше, по его собственному признанию, он прекрасно спал ночами и после обеда, теперь же ему не удается заснуть. Врачи пичкают Дали снотворным. Это окончательно выводит его из режима, он теперь не отдыхает во второй половине дня, все это нарушает естественный ритм его жизни. Из-за снотворного Дали погружается ночью в сон без сновидений и уже не может днем видеть сны, что лишает его последних удовольствий и последнего источника душевного равновесия. Без неумолимой Гала Дали не может организовать свою жизнь.
Энрике Сабатер, в 1975 году ставший официальным поверенным Дали, сменив Питера Мура, разъезжает на «ролс-ройсе» и «феррари», имеет яхту и несколько таких роскошных домов, что у Гала закрадываются сомнения. «Откуда берутся деньги?» — кричит она. Гала больше не контролирует предприятие Дали и не знает, в какие банки и на какие счета поступают доходы Дали. Она устраивает сцену за сценой, обвиняя то Дали, то Сабатера — чаще всего обоих — в том, что они недееспособны, а к тому же воры. Как-то однажды Сабатер заявил, что у него не хватает денег, чтобы оплатить отель! Дали и Гала страшно испугались. Гала (у нее была всего одна навязчивая идея: устроить свою жизнь так, чтобы никогда ни в чем не нуждаться) считает, что преследовавший ее кошмар стал явью и они с Дали разорены. Буквально отлученная событиями и нечестными поступками от дел, она уже не знает, что с ними происходит и хватит ли им денег на оставшуюся жизнь, так как Дали пишет все меньше и меньше. До сих пор Гала прекрасно владела собой, была способна хладнокровно рассуждать, теперь же она не находит себе места. Можно сказать, что она теряет голову. Она всегда всю ответственность брала на себя, и это добило ее. Дали, напуганный тем, что Гала тоже начала бояться, приходит от этого в еще большее отчаяние. Святая Елена сама слишком взволнованна, и у нее нет больше сил, чтобы успокоить Дали.
Работавшее ранее без сбоя предприятие Дали дает течь по всем статьям. В 1974 году в прессе появились заметки о художественном и в то же время финансовом скандале: таможенники арестовали на границе между Францией и Андоррой машину, нагруженную сорока тысячами чистых листов бумаги, на каждом из которых стояла подпись Дали. Для чего они предназначались? Коллекционеры и искусствоведы всего мира забеспокоились: гравюры и литографии с подписью мэтра являются подделками под Дали, никто не может поручиться за подлинность его произведений. Зародилось сомнение: не сам ли Дали ради нескольких долларов воодушевляет поддельщиков? А может быть, это Гала в панике, из-за страха все потерять способствовала возникновению ситуации, наносящей ущерб репутации художника и снижающей его котировку на художественном рынке? Не она ли, спеша получить деньги, как можно больше денег, подтолкнула Дали к подписанию контрактов с сомнительными предпринимателями, не проверив намерений последних, не проконтролировав использование переданных им рисунков и гравюр? Не она ли согласилась на то, чтобы Дали подписал чистые листы, чтобы облегчить и, главным образом, ускорить печатание литографий в несчетном количестве экземпляров?
Совершенно очевидно, что не очень порядочные люди воспользовались их легкомыслием, в равной степени как и жадностью, и втянули их, как говорит Кокто, «туда, куда можно идти до бесконечности». По словам Мерила Сикриста3 (он вел подробное расследование эпизода с подделками) «никто не знает, сколько чистых листов подписав художник... В мире существует от 40000 до 350000 аутентичных автографов Дали на листах белой бумаги. Никто никогда не узнает правду...»
В 1976 году американское правительство возбуждает против старой четы Дали судебное расследование, касающееся налогов. Финансовыми делами всегда заправляла Гала, оставляя Дали лишь карманные деньги, и ей приходится похлопотать чтобы оправдаться перед лицом закона и предоставить необходимые суду доказательства: копии контрактов, счетов за проживание в отелях ресторанные счета, банковские документы... Так как у нее всю жизнь была мания платить и получать наличными, защищать ее было нелегко. Американский адвокат супругов, Майкл Стаут, выиграл-таки процесс, но в конце года, в ноябре 1976, им пришлось отказаться от постоянной визы. Гала и Дали уже не смогут по-прежнему любить Соединенные Штаты. Эта неприятная история с американской налоговой службой добавила много горечи к их другим переживаниям. Страна свобод и безопасности, символ их успеха и богатства, унизила и обвинила их. Они напуганы, боятся угодить в тюрьму. Одна из навязчивых идей Дали — страх закончить жизнь, как Сервантес и Христофор Колумб, в тюрьме за неуплату долгов.
В начале восьмидесятых супруги выглядят очень плохо. Дали семьдесят шесть лет, он очень похудел, согнулся, сморщился, почти полностью облысел и похож на карикатуру на самого себя. Он дрожит, как листок, в шубе из меха пантеры — она также потеряла блеск и висит на Дали, как лохмотья. Гала восемьдесят шесть лет, ее волосы по-прежнему черны, у нее такой же гордый вид. Она все реже и реже показывается на людях и жалуется всем подряд на свою тяжелую жизнь. Одному из своих «мальчиков» Гала поведала такие откровения о своем старом муже:
«Я так больше не могу. Я хочу расстаться с ним. Его роль — быть очаровательным, моя же — приводить людей в ярость»4.
Мишель Деон в шестидесятые годы считал, что Дали должен был бы обрезать свои усы. «Вот тогда бы он всех удивил», — писал он5. Но лишить его фетиша означило бы лишить его уверенности в себе, с таким трудом обретенной, и разрушить его личность. Это было бы равносильно обрезанию волос Самсону и затронуло бы глубинные струны его существа. Как и Самсон, обезоруженный, утративший силу, он, вероятно, не смог бы остаться прежним.
Когда Андре Парино, раздраженный кривлянием Дали во время его интервью для журнала «Le Point», 28 января 1974 года спросил его, не настанет ли момент, когда Дали придется снять маску (следовательно, не придется ли ему расстаться с усами), Дали ушел от ответа, отделавшись шуткой. Снять маску — это значило бы для него отказаться от имиджа, выкованного в собственном театре и поддерживаемого в вертикальном положении невероятным усилием воли. Снять маску — это означало бы умереть раньше времени, умереть раньше смерти. Но воля, которую Дали черпал с двадцатилетнего возраста во взгляде Гала, воля, которая его сформировала, дает трещину, и он ничего не может с этим поделать. Она катастрофически ослабевает и скоро исчезнет вовсе, оставив Дали таким, каким его так хотят видеть Мишель Деон и Андре Парино, — самим собой. Совсем маленький и слабый Дали, покинутый Гала, окажется не в состоянии продолжать свой путь в одиночку, без той, что на протяжении всей его жизни была для него «божественной подпоркой».
Примечания
1. «Дали Аманды», стр. 206.
2. Морис Бежар «Мгновение из жизни другого человека». 1979, стр. 165-166.
3. Цит. соч., стр. 220.
4. Рассказано Мерилу Сикристу (цит. соч., стр. 200) Карлосом Лозано, другом-колумбийцем, бывшим певцом «Hair».
5. «Багаж на Ванкувер». Цит. соч., стр. 96.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
