Великаны на балу
Гала стала богатой, настолько богатой, что ей трудно управлять своим состоянием, нелегко понять, каких размеров оно может достичь. Все, кому приходилось обсуждать с Гала стоимость полотен Дали или детали контракта, свидетельствуют о ее жадности. Она назначает невероятные цены и требует надбавки, как будто ей недостаточно быть богатой и она должна каждый день видеть повышение курса ценных бумаг и счетов или увеличение количества золота. С течением времени Гала — бразды управления хозяйством и финансовые дела «антрепризы» Дали находятся у нее — становится все более алчной из страха продешевить.
Когда Гала уезжает, она увозит с собой чемодан с астрономическим количеством чеков и наличных денег. Она считает, что это поможет ей пережить катастрофы и выжить в случае революции, войны или нового изгнания. Это становится навязчивой идеей. Она всегда имеет при себе — на всякий случай — наличные деньги и заполняет сейфы в отелях банкнотами, что должно обеспечить ей отдых и безопасность. Нельзя сказать, что она по-настоящему скупа. Гала бывает расточительной и даже мотовкой. Она может подписывать чеки на огромные суммы, не придавая этому особого значения, просто из каприза. Но если Гала умеет расходовать деньги, то она любит также их «лелеять», то есть хранить в надежных сейфах, смотреть, как растут горы золота, французских или швейцарских франков и долларов. У Гала физическая потребность в деньгах, почти животная, и лишь деньги способны ее утешить. Деньги, на ее взгляд, ценны не только тем, что позволяют вести ей ту жизнь, что ее устраивает, но еще и тем, что обеспечивают будущее.
Дали признается: теперь Гала движет панический поиск безопасности. С двумя чемоданами — один набит чеками и звонкой монетой, а другой медикаментами — она живет в навязчивом страхе бедности и болезни, для нее эти две вещи неразрывно связаны. С каждым годом представляющие собой иллюстрацию этой двойной фобии чемоданы, похожие на легкие несессеры, раздуваются, как шары, наполняясь так, что трещат по швам. Ощущение недолговечности бытия мешает Гала быть беспечной и пользоваться своим богатством не задумываясь. Мысль о том, что состояние может исчезнуть так же быстро, как и появилось, и превратить ее существование почти в нищенское, как это было в предвоенные годы, отравляет ей радость. Страх того, что она может заболеть и у нее не будет денег на лечение, стал для Гала кошмаром.
По возвращении в старушку Европу дело Дали, сохранив тесные связи с Америкой, страной миллиардеров и свободы, далеко выходит из мира живописи и не довольствуется замкнутым пространством мастерской, галерей и музеев. Оно встало на промышленную и коммерческую основу, что требует, по выражению «Life», «работы сотен людей». Дали расписывает ткани, галстуки, рубашки, тарелки и стаканы, ножи для масла и вилки для устриц, бутылки для коньяка, пепельницы, пробки для графинов, купальники, календари, бумажные салфетки, почтовые открытки и украшения... На него работают портные и швеи, стеклодувы, мастера фарфора, гобеленовые фабрики Обюсона, монетный двор Парижа, а также более эксцентричные мастерские, всякого рода ремесленники, воодушевленные сумасбродными идеями художника. Дали зарабатывает много денег на своих более или менее удачных изобретениях, более или мене странных, требующих от него иногда всего лишь нескольких минут внимания — времени, необходимого для того, чтобы провести линию на бумаге. Цены на его полотна возросли невероятно. Поль Рикар, например, заплатит в семидесятые годы двести восемьдесят тысяч долларов за «Ловлю тунца». Дали получает значительные суммы за публикации в печати и рекламу. Любое его изображение на экране или на глянцевой бумаге оплачивается невероятно дорого. В 1970 году шоколадное производство «Ланвен» заплатило десять тысяч долларов за пятнадцать секунд присутствия художника в телевизионной рекламе: «Я схожу с ума... схожу с ума... от шоколадных конфет "Ланвен"».
Дали напал на золотую жилу. Он работает изо всех сил. Так, например, он создает иллюстрации к «Божественной комедии», «Дон-Кихоту», «Алисе в стране чудес» и к «Библии». Книги эти будут продаваться в роскошных переплетах по невероятно большой цене, которую мэтр назначает сам. Дали создает еще и украшения. В работе над ними ему удается избежать соблазна нравиться во что бы то ни стало и зарабатывать деньги, насмехаясь над плохим вкусом. Среди других сокровищ Дали есть превосходные эскизы брошей и колец, в которые американский ювелир Карлос Алемани вставил рубины, сапфиры или бриллианты. Они воплощают изящество, богатое воображение, иногда юмор. Все они изображают далийские фетиши: муху, паука, скипетр, змею и сердце, названное сердцем Гала. Сделанное из шестидесяти рубинов, оправленных в золото, увенчанное короной из бриллиантов, оно бьется благодаря мельчайшему механизму, в ритме семидесяти ударов в минуту.
Дали придумал Гала новое имя: он называет ее Мое Золото. Дороже, чем она, у Дали ничего нет. Без нее он не смог бы стать Сальвадором Дали... Но художник должен работать без устали, не покладая рук, чтобы выполнять условия договоров (часто он подписывает их один за другим под пристальным взглядом жены). Гала оставляет Дали все меньше и меньше свободного времени. Мое Золото следит за производительностью предприятия, и для нее отдых стал синонимом потери заработка. В целом же от работ Дали начинают исходить усталость и чувствуется, что сюжеты потихоньку себя исчерпывают. Не все так хорошо, как в превосходного качества коллекции украшений.
Жадность Гала станет причиной непростительного опошления великого таланта. Гала решила эксплуатировать его, чего бы это ни стоило. Гала признается однажды своей сестре Лидии, сопровождавшей ее в одном из путешествий по Италии, что станет считать свою задачу выполненной, когда можно будет покупать вещи с маркой Дали в магазинах стандартных цен... У Гала есть совершенно конкретная цель: откладывать деньги на старость. Она накапливает и накапливает их без конца. Она очень опасается за предприятие, существующее лишь благодаря таланту Сальвадора Дали, его личности, его жизни. Если он умрет, все рухнет...
В пятидесятые годы, терзаемая мыслью, что лично ей ничего не принадлежит и что мир, которым она правит, может внезапно исчезнуть, Гала сказала следующие горькие слова Мишелю Деону: «Если Дали умрет, я окажусь на улице без единой картины на продажу, чтобы жить на вырученные деньги». Страх упустить заработок ожесточает ее, она с каждым днем становится все требовательнее, скупее и недоверчивее.
Глубоко укоренившаяся в ней тревога удваивается из-за порочного пристрастия к азартным играм. Гала желает уберечься от ударов судьбы, но, несмотря на это, много денег проигрывает в казино, то там, то здесь просаживает огромные суммы в рулетку и в «блэкджек». Гала вовсе не похожа на скрягу, влюбленную в банковский счет. Она может в один вечер бросить на зеленое сукно весь доход от выгодного контракта, заключение которого ей далось нелегко. Муравьиха вдруг превращается в стрекозу и уже не может думать ни о чем, кроме звука запущенной рулетки или объявления карты, решающей ее судьбу. Она по-прежнему убеждена, несмотря на свои навязчивые идеи, что миром правит случай и никто над ним не властен.
Напрасно Гала шла на всевозможные ухищрения, договариваясь с агентами, издателями и рекламными дельцами: наступил момент, когда предприятие Дали исчерпало свои возможности. Финансовые дела кажутся Гала слишком сложными, и ежедневная многочасовая обязанность руководить, планировать и торговаться начинает ее тяготить. Она уже не может справиться в одиночку с развитием дела, оценивавшегося в 1970 году в десять миллионов долларов. С середины пятидесятых годов Гала нанимает секретарей, работающих под ее присмотром. Гала старается присутствовать на всех собраниях, при заключении сделок, требует информации о деятельности предприятия. В первый раз в жизни ей потребовалась помощь.
Первым секретарем, а также советником и поверенным в делах Сальвадора Дали был Джон Питер Мур, англичанин с превосходными манерами, ясным взглядом, живой, умный (с ним супруги познакомились в Италии). У него романтическое прошлое: после службы в армии он работал в кино с Александром Кордой. Дали называет его Капитаном, намекая на его службу в британской армии и шутя представляет его как своего «военного атташе». Питер Мур будет первым помощником Гала и Дали с 1962 по 1972 год.
Вторым влиятельным человеком был Роберт Дешарн. Этот талантливый фотограф встретился с Гала и Дали в 1952 году на пароходе: он так же, как и художник Жорж Матье, плыл в Америку. Влюбленный в Дали Роберт уже больше никогда не терял его следа. Он приезжает в Нью-Йорк, в Париж, в Кадакес, наблюдает за жизнью супругов, фотографирует их порознь и вместе, при самых разных обстоятельствах. В 1954 году он даже снимает фильм с Дали, как когда-то это сделал Бунюэль, — «Кружевница и носорог». Его сотрудничество с Дали относится к области искусства: он готовит книги, статьи. Роберт Дешарн, можно сказать, стал близким другом. Гала по-прежнему настороже, держится на расстоянии, но все же принимает его роль во внешне благородном и странноватом, а на самом же деле таинственном и закрытом, ревностно охраняемом кругу друзей Дали.
Вокруг супругов, имеющих отныне секретаря и официального фотографа, с начала шестидесятых годов сгруппировалась небольшая компания поклонников, которые повсюду следуют за своим кумиром. Гала и Дали теперь уже никогда не остаются одни. Теперь их постоянно, куда бы они ни следовали — в Кадакес, в Нью-Йорк, Париж, — сопровождает эскорт. В этой свите придворных Короля-Солнца есть необычная женщина с лицом львицы и с огненной шевелюрой — испанка с русской фамилией Нанита Калашникова. Дали, всем придумывающий прозвища, окрестил ее Людовиком XIV. Ему кажется, что она похожа на французского короля. Нанита живет в Марбелье, имеет квартиру на Парк-авеню, но приезжает, как только Дали ее позовет. Она один из постоянных персонажей, неотступно следующих за Дали. Поначалу Гала относилась к ней недоверчиво, немного сердилась на нее. Позже, поняв, что Нанита никогда не станет настоящей соперницей, Гала свыклась с ее присутствием и привычками. Дали, испытывающий страх от общения с людьми — он так часто это повторял, — доверил Наните заботу о своих волосах. Нанита моет ему голову, укладывает волосы перед фотосъемкой или перед выходом в свет. Там Дали появляется разодетым в пух и прах, с напомаженными усами и волнистыми волосами — денди до кончика трости. Нанита Калашникова не единственная «подруга» супругов. Еще одной женщине довелось приблизиться к Дали — Мафилде Дэвис.
Эта египтянка, бывшая компаньонка царицы Фавзии и жена короля Фаруха, стала эксклюзивным посредником в делах реализации товаров с маркой Дали: она продает украшения, духи, изделия из серебра со знаменитым буквенным сокращением. Эта женщина тоже ведет себя экстравагантно, даже волосы ее уложены пирамидой. Она повсюду следует за супругами, останавливается в тех же отелях, что и они, живет на одном этаже с ними. Но так же, как и Нанита Калашникова, она больше нужна Дали, чем Гала. Гала видит в людях лишь полезную сторону, а Дали забавляет в них оригинальность и их внешне приличный вид.
Другие привычные фигуры, неразрывно связанные с годами славы Дали, но взаимозаменяемые, сопровождающие жизнь супругов, которые уже больше не могут обходиться без эскорта, — это модели художника. Они молоды, хороши собой, высоки ростом, модно одеты, как и положено в их профессии; они мало говорят и слушают мэтра, он водит их в рестораны, в ночные клубы, приводит в патио в Порт-Льигате или в гостиничные номера. Дали необходимо присутствие этих чудесных созданий, преимущественно светловолосых, встреченных случайно или приглашенных через специализированное агентство для того, чтобы заполнить пустоту и порадовать его своей красотой. Модели обоих полов составляют подлинный двор Короля-Солнца: для Дали они являются частью его собственного солнечного блеска. На одном из вечеров в ресторане «Максим» Гала и Дали сидели за столом в окружении из восьми человек в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет. Супруги не были с ними знакомы, они вызвали их через директора агентства. После ужина все они ушли, как и пришли, не оставив о себе памяти. Дали «оценил» их услуги, то есть заплатил за возможность сиять благодаря им, за иллюзорный мираж, за приобщение к их молодости и компании. Гала благосклонно относится к моделям: она способна оценить красоту, особенно мужскую. Ей нравятся юные красавцы с длинными волосами, худые, с пустым взглядом, сопровождающие хорошеньких девушек. С годами она тоже начинает испытывать ностальгию по тому, что потеряла, — по несравненной свежести своих двадцати лет.
Так как Дали нравится присутствие этих молодых и красивых существ обоих полов, кое-кому из них удается стать завсегдатаем, как, например, подружкам Энди Уорхол (художника далийского по духу) — двум роскошным созданиям, длинным и тонким, таким, какие Дали нравятся и чье обаяние не осталось незамеченным. Это Ультра Фиолет (на самом деле — француженка Изабель Дюфреси) и Кэнди Дарлинг. Эти неприкасаемые влюбленные девицы должны были эпатировать публику в галереях, заставлять поворачивать головы при проходе кортежа. Они являлись частью ареопага так же, как и близнецы Джон и Дэвис Майлз — два брата с удивительно светлыми волосами и невероятно похожие друг на друга. Дали называл их Диоскурами — это мифологические имена Кастора и Полидевка.
Когда мэтр появляется на публике, его должны сопровождать шум, блеск, чудачества. Но его привлекает нечто более необычное: он с восторгом принимает карликов, горбунов, альбиносов, гигантов и гигантесс. Дали хорошо осведомлен о том, что в данный момент есть на планете самого интересного и самого красивого, и охотно приглашает к себе за стол в патио несколько самых странных образчиков, на фоне которых еще больше заметны достоинства бледных моделей, и все это усиливает общий экзотический вид его толпы во время прогулок или обедов в ресторанах.
Дали похож на монарха. Ему нужны наблюдающие за его жизнью шуты, они же должны развлекать его, когда он не работает. Возможность иметь при себе этих людей, большей частью странных, следующих за ним и формирующих анахронический «Двор чудес» — это привилегия богатых. Дали предлагает им рестораны, музыку, иногда гостиницу, иногда даже путешествия, он не может даже представить себе, как он будет обходиться без их общества. Он содержит их в относительном достатке, в зависимости от каприза. Гала с улыбкой сносит присутствие моделей, но скрипит зубами при виде «образчиков». Насколько Дали любит, настолько Гала ненавидит все странное и из ряда вон выходящее. Особенно она боится подхватить микробы от слишком странных людей, она считает, что они выходцы со «дна»! Поэтому Гала закрывает им вход в свой дом. Она не любит этих назойливых людей, подобранных Дали, приглашенных им под настроение (он тут же забывает, где он их отыскал). Когда они приходят в патио, Гала демонстративно избегает их, ведет себя так, словно их не существует. В Нью-Йорке или в Париже, заботясь о том, чтобы не мешать сценарию и пышному выходу в свет звезды, Гала садится за один стол с ними, всегда справа от Дали, устраивая рядом с собой самую лучшую из красоток, ведущую модель, певца рок- или попмузыки, любителя, подобранного Дали в зрительном зале или на тротуаре, чтобы дополнить свою пеструю компанию.
Дали и Гала — миллиардеры и приняли ритм и обычаи жизни, которым уже больше никогда не изменят. С весны до осени (с мая по октябрь) они живут в Порт-Льигате. Лето больше других периодов принадлежит им двоим, они не злоупотребляют светскими обязанностями. Лето — это также время наибольшей творческой активности Дали (за этим строго следит Гала). Осенью супруги приезжают на «кадиллаке» в Париж. Они останавливаются на вокзале в Перпиньяне, чтобы отправить чемоданы, кисти, краски и несколько картин. Потом они не спеша едут в столицу, обедают по пути в лучших ресторанах и ночуют в роскошных гостиницах. В Париже Гала и Дали останавливаются в отеле «Мёрис», в номере 106-108 с выходом на сад Тюильри, а с другой стороны — на улицу Риволи. Это «королевские апартаменты»: король Испании Альфонс XIII впервые останавливался здесь в 1907 году, тогда ему было двадцать лет; позже он жил в этом номере во время своего изгнания. На Рождество они бывают в Нью-Йорке, где остаются до марта, затем через Париж возвращаются в Каталонию.
В «Мёрисе» супруги чувствуют себя как дома, как и в номере 1016 «Сан-Реджиса» в Нью-Йорке. Они знакомы с персоналом отеля — это что-то вроде их семьи, и переносят сюда свои привычки. Обстановка в отеле безликая: мебель в стиле Людовика XIV, бледно-голубого цвета стены, тяжелые портьеры, толстые ковровые покрытия — одним словом, роскошь соседствует с посредственностью. Дали и Гала не придают этому особого значения. Главное — это то, что их хорошо обслуживают и им не надо ни о чем заботиться. В «Мёрисе», как и в «Сан-Реджисе», Дали рисует, реже -пишет красками, прислонившись к спинке стула или сидя на большом диване с блокнотом или холстом на коленях. В нем созревают в эти зимние месяцы замыслы о картинах, которые он закончит в своей мастерской следующим летом. Находясь в Париже или в Нью-Йорке, Гала и Сальвадор полностью посвящают себя общественной жизни, что необходимо для процветания их дела. Они встречаются с нужными людьми, занимаются телевидением, прессой, рекламой и другими сопряженными с их коммерческими интересами сферами, которые — начиная с печатания гравюр и заканчивая изготовлением галстуков — обеспечивают им доход. Как и в Порт-Льигате, утро проходит спокойно. Часть дня они проводят в своем номере, затем идут обедать в свои любимые рестораны — к Лассеру в Париже, в «Каравеллу» в Нью-Йорке. Для послеобеденного отдыха возвращаются в отель. Во второй половине дня Дали принимает фотографов, издателей, журналистов, владельцев картинных галерей, иногда философов или известных ученых в присутствии шумной парфюмированной толпы моделей вместе с Ультра или Кэнди... Гала ходит по магазинам или посещает врачей. Вечером чаще всего они ужинают в своей комнате. Но мало-помалу у Дали возникает привычка выходить без Гала. Она рано ложится спать, он же в Париже, как и в Нью-Йорке, укладывается в постель все позже и позже. После ужина Дали со своими друзьями задерживается в ночном кафе или в кабаре.
В «Мёрисе» писатель Жан Шалон однажды стал свидетелем странной сцены. Его подруга Флоранс Гулд, тоже известная постоялица отеля (номер 252-4 на третьем этаже) праздновала свой день рождения. Явился Дали с банным ковриком в качестве подарка, подписанным собственноручно! Раздраженная Гала громко пожаловалась, что он слишком щедр и подарил «неизвестно кому» свою драгоценную, такую дорогую подпись!
Ритм их дневной и ночной жизни устоялся, и ни у Гала, ни у Дали нет ни малейшего желания что-либо менять. Зиму они проводят в разъездах между Парижем и Нью-Йорком. Атлантику всегда пересекают в одних и тех же плавучих дворцах — «France» и «Queen Elezabeth» (до 1975 года Дали отказывался летать самолетом). Шесть месяцев в году, с ноября по апрель, они живут в гостиницах. Шесть оставшихся проводят на природе, в ней они находят источник душевного равновесия, условия для творчества. Они остаются верны своему треугольному маршруту Париж — Нью-Йорк — Каталония. По существу, они не путешествуют — они переезжают с места на место, оставаясь в границах, которые художник тщательно выбрал, и Гала их уважает, хорошо понимая, что было бы слишком опасно удаляться от полюсов. Анри-Франсуа Рей объясняет, что Дали хочет «победить случай в повседневной жизни», огородить мир и упорядочить время для того, чтобы расцвели и выразились в искусстве его мечты. «Дали живет как часы», — заключает он. И Гала тоже.
Очень редко супруги позволяют себе совершить незапланированное путешествие. Так, в 1951 году они отправляются в Венецию по приглашению Карло де Бейстеги, богатейшего испанца, заработавшего состояние на мексиканских шахтах. Он принадлежит к «сливкам общества», любит праздники. Однажды Бейстеги организовал в своем новом доме, в дворце Лабиа, очень пышный костюмированный бал. 3 сентября там собралось тысяча двести приглашенных. Все были в великолепных костюмах. Султаны, Марии-Антуанетты, фараоны, пастушки соперничали друг с другом в изобретательности. Зрелище было феерическим. В холле дворца, освещенном факелами, на фоне фрески Тьеполо «Пир Клеопатры» разыгрывался удивительный спектакль: прибыли супруги Лопес-Вильшау в джонке, они одеты китайскими посланниками; миссис Реджинальд явилась в аллегорическом костюме, изображающем Америку XVIII века; леди Диана Купер одета Клеопатрой, а Барбара Хаттон — в костюм куртизанки эпохи Просвещения; кутюрье Жак Фат был в золотом костюме Короля-Солнца.
Гала и Дали изображали великанов. Они явились в сопровождении карликов. Костюмы по эскизам художника для них выполнил Кристиан Диор. На ногах у них были высокие котурны, рост их увеличивался еще и за счет причудливых остроконечных причесок, и казалось, они доставали до высокого потолка дворца, украшенного позолоченной лепниной. Гала и Сальвадор были задрапированы в золотую и красную (цвета Каталонии) парчу, на лицах их были маски. Их выход предвосхищал великолепный балет пышно разодетых танцоров на ходулях.
Казалось, что Гала и Сальвадор в тот вечер оделись именно так, чтобы лучше соответствовать мифу о самих себе: велика была в самом деле их любовь, велик Их банковский счет, велик успех их плодотворного сотрудничества. Велика также была цена славы, такой желанной, сделавшая из мужчины и женщины, когда-то так влюбленных в друг друга, чудовищную семью, достойную мифологии.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
