Дом с яйцами на крыше
Пейзаж не изменился, люди остались те же. В Порт-Льигате небо и море, оливковые деревья и серая галька на берегу ничем не напоминают о войне (мировой и гражданской), и хотя крестьянам и рыбакам пришлось нелегко (лишения не обошли стороной ни одну из семей в Кадакесе), им удалось сохранить свои прежние обычаи и простой и строгий образ жизни. В разгар лета, во время жары, раскаляющей добела улицы деревни, среди мужчин в рубашках с закатанными рукавами, обутых в сандалии, суетящихся на пристани у своих лодок или потягивающих густой черный кофе в Мирамаре, среди женщин, большей частью одетых в траур — строгие юбки и темные косынки, — появляется черный «кадиллак» Дали, сияющий хромированными деталями, и это становится целым событием. До тех пор только у врача была машина скромной испанской марки. Их огромная роскошная «американка» резко выделяется на фоне грубоватого пейзажа. Она везет своих владельцев по пыльным козьим тропам за холм, затем на север, к закрытой бухте, где их ждет старая лодка. Ее появление произвело сенсационный эффект. Но возвращению земляка никто не удивляется: каталонец, добившийся успеха в жизни, является гордостью всех каталонцев.
Прежде чем поехать по дороге, обсаженной оливковыми деревьями, серпантином поднимающейся к Порт-Льигату, «кадиллак» останавливается на деревенской площади. Дали выходит и направляется к отцовскому дому. Гала остается в машине, пока Дали не встретится — после десяти лет разлуки — со своими родственниками. Сначала отец, затем сестра сжимают его в своих объятиях, позабыв былые обиды. В доме ничего не изменилось с детства Сальвадора. Его комната, пахнущая нафталином и лавандой, свободна, тетя и сестра ее ревниво оберегали. Вошла Гала и нарушила атмосферу безмятежности. Дали-отец очень постарел. Он простил своего сына за то, что тот уехал с иностранкой, но Анна-Мария считает Гала источником всех своих страданий, узурпаторшей, лишившей ее брата. Во время гражданской войны сестра Дали была заключена в тюрьму, ее пытали, и она вбила себе в голову, что на нее донесла Гала, что Гала хотела ее смерти. В первый же день женщины начинают ссориться. Двери отцовского дома вновь захлопнутся перед непонятыми Сальвадором и Гала — теперь уже навсегда. Когда Анна-Мария год спустя после возвращения брата в родной край напечатает рассказ об их детстве («Salvador Dali visto por su hermana»1), у них произойдет окончательный разрыв. Теперь уже Дали не мог простить: он навсегда обидится на сестру за то, что она сделала из него очень правильного, ангелоподобного героя, в котором он себя не узнает, и изложила свою версию его жизни, которую художник считает неправдоподобной. После выхода в свет этой книги Дали никогда больше не появится в Кадакесе, чтобы повидать близких. До самой смерти, то есть до 21 сентября 1950 года, его отец будет приходить на площадь и долго сидеть там на одной из скамеек в надежде увидеть своего сына... Дали вернется в отцовский дом лишь для того, чтобы попрощаться с лежащим на смертном одре стариком.
В Порт-Льигате белый домик, возле которого остановился «кадиллак», и близко не напоминает роскошные американские отели, в которых супруги жили в последние годы. Так как Сальвадор и Гала стали богатыми, и даже очень богатыми, они вскоре расширят и обустроят его, но он никогда не станет похожим на дворец. Casa Dali — так его будут называть в округе — так и останется рыбацким домом. Его в течение многих лет будут достраивать частями, при всяком удобном случае присоединяя к «дому Лидии» соседние с ним домишки. Строительство будет вестись постепенно, неспешно, без какого бы то ни было плана, как бы по воле случая. «Наш дом действительно рос как некая биологическая структура, размножаясь клеточным отпочкованием»2, — будет рассказывать Дали-Луису Пауэлсу.
Снаружи дом похож на крепость: строгого вида, с черепичной крышей над простым белым фасадом, почти без дверей и окон в еще большей степени, чем каталонская вилла — обычно розового цвета и открытая солнцу, — он напоминает мавританское жилище. Этот дом построен для того, чтобы охранять тайны тех, кто в нем живет.
Внутри это лабиринт, множество комнат, расположенных на разных уровнях, соединенных между собой сложными узкими лестницами и коридорами. Стены побелены известью, полы выложены терракотовой плиткой или покрыты сизалем. В прихожей — деревянные стулья, старый сундук и чучело канадского медведя в натуральную величину (подарок Эдварда Джеймса). Слегка пожелтевшее за время путешествия чучело служит подставкой для тростей и зонтиков. Затем идут две белые гостиные, почти не меблированные. В столовой также почти ничего нет, кроме прямоугольного, по-монашески строгого дубового стола, украшенного двумя железными светильниками. Здесь Дали и Гала принимают пищу, сидя рядом на деревянной скамье, когда на улице слишком холодно или слишком ветрено. Несколько ступенек, затем поворот, еще один — и создается впечатление, что входишь в грот, в пещеру, а на самом деле оказываешься в необыкновенном салоне, окрещенном Дали «Яйцом Гала». Это большая комната овальной формы, вдоль которой расположены каменные сиденья; единственным украшением комнаты является колоссальных размеров, круглый, белого цвета камин, опоясанный кирпичным фризом. Расположенное на его фронтоне — конечно же, круглой формы — зеркало, из тех, что называют «колдовскими», дает искаженное изображение овального пространства. Вся обстановка одновременно строгая и необычная, зародышевая и китчевая. Чтобы как-то украсить пустынный интерьер, Гала положила на скамейки подушки из индийского шелка, а на табурете у камина поставила самовар.
В эту комнату в форме яйца Гала чаще всего приходит, когда остается одна. Она приходит сюда читать, мечтать, шить, писать письма... Еще несколько ступенек... На самом верху лабиринта, возвышаясь над гостиной со скамьями шафранового цвета, в которой расположены два огромных зерна и раковина улитки, находится комната супругов. Она «подвешена», как антресоль, и смотрится в море, отражаясь в зеркалах. Две огромных сдвоенных железных кровати, отделанные золотом, под балдахином из голубого с розовой вышивкой шелка, придают спальне торжественный, царственный вид. Из всех комнат дома, эта — впрочем, почти пустая, поскольку в ней нет ничего, кроме старого комода без признаков определенного стиля и зачехленного кресла, — выглядит наименее помпезно. Словно Дали, единственный архитектор своей «casa», захотел создать комнату для мифологических близнецов: здесь есть кровать Сальвадора и кровать Гала, как есть Поллукс и Елена или Кастор и Клитемнестра, брат и сестра, родившиеся из двух яиц Леды. Дали считает, что Поллукс — это он, а Гала — это Елена. Поллукс -потому, что этот мифический персонаж тоже заменил в жизни своего умершего брата, Елена — потому, что она самая красивая женщина в мире... и потому, что это настоящее имя Гала; Елена и Поллукс — это мечта об абсолютном и родственном союзе, мечта о яйце, желающем слиться с другим яйцом. Это также мечта о союзе кровосмесительном, невозможном между двумя существами, рожденными, чтобы любить друг друга, и не имеющими права соединиться. Ночной столик, разделяющий кровати, имеет символическое значение: не владеет ли изобретенный Дали «кледализм» тайной их спальни?
Кроме гостиной, столовой и спальни, в одном из отдаленных уголков лабиринта прячется самая живая, самая симпатичная и самая теплая комната — это мастерская. Она не исключена из жизни «casa» и составляет с ним одно целое. Мастерская также состоит из соединенных между собой разных по размеру комнат и заключает в себе многие сокровища. Это не только мольберты, полотна, кисти, краски, но и масса всяких разных вещей: фотографий, книг, гравюр, рогов носорога, ракушек, корней, сухих веток и даже театральных костюмов. Здесь есть микроскопы, странные приборы для измерения времени и пространства и бюретки алхимиков. Все здесь чисто и если не упорядочено, то организовано: за всем, включая мастерскую, следит Гала, здесь она, несмотря на свое пристрастие к строгости и порядку, прощает Дали некоторый беспорядок и импровизацию, его страсть к причудливым вещам, разнородным, неожиданным формам. В то время как остальная часть дома — как и сама Гала — застегнута на все пуговицы и страдает избытком строгости и серьезности и обязана своим очарованием глубоко символическим архитектурным изобретениям Дали, эта особенная комната — владение Минотавра, сердце лабиринта, пещера в пещере — с ее светом и сокровищами просто очаровательна.
В Порт-Льигате все прекрасное белое пространство вместе с нависающей над морем террасой из кирпичей, изъеденных водорослями, в первые послевоенные годы принадлежало только Гала и Сальвадору. Они одни; здесь, на краю света, -только они и двое их слуг. Артуро, молодой рыбак, почти подросток (они наняли его летом 1948 года), будет их метрдотелем, садовником, шофером, мастером на все руки почти в течение сорока лет. А Пакита — кухаркой, она большой специалист по приготовлению лангусты в шоколаде -одного из самых любимых блюд Сальвадора Дали, он всегда предлагал его посетителям, впервые приезжавшим в Порт-Льигат. До конца пятидесятых годов супруги лишь изредка принимали избранных гостей — потенциальных клиентов, приехавших посмотреть, как работает мастер в своем ателье. Гости приглашались на обед или на аперитив, за которым следовал ужин. Но Дали и Гала никогда не предлагали гостям разделить с ними уединение. В «casa» Дали нет комнаты для друзей. Друзья ночуют в отеле Кадакеса или на своей яхте, если они приехали по морю. Анри-Франсуа Рей, тонкий знаток местных обычаев, писал, что «casa» придерживается правил постоялых дворов, принимавших паломников в Компостеллу: «Здесь предлагают выпить и поесть, ночлега не предоставляют»3. В остальное время, не занятое светскими обязательствами, одиночество супругов свято.
Об этом свидетельствует вся архитектура дома. Снаружи нельзя рассмотреть, что находится внутри: стены похожи на крепостные, большей частью без окон, почти глухие. Интерьер дома настолько негостеприимен, что, кроме хозяев и прислуги, почти никого не пропускают дальше медведя в вестибюле и «столовой» с металлическими светильниками. Если журналисты, фотографы и коллекционеры бывают в мастерской в часы, когда они не могут опасаться, что слишком мешают Дали (под вечер), то доступ в гостиную для них закрыт. И только в исключительных случаях какому-нибудь выдающемуся гостю показывают «Яйцо Гала». Все внутри дома — это ее владения. Гала не любит туда впускать посторонних.
Для приема гостей и для того, чтобы общественная жизнь не мешала жизни частной, Дали соорудил патио4. Дворик окружен круглой галереей, обсажен оливковыми деревьями и находится на открытом воздухе, но защищен от ветра и нескромных взглядов каменной стеной. Он как бы является ступенью, разделяющий мир внешний и мир интимный, то, что снаружи, от того, что внутри, жизнь других людей от жизни в яйце. В патио ведет дорожка из побеленных известью плит, которую Дали назвал «Млечным путем». На террасах, расположенных над двориком, Гала посадила лавандовые кусты, гвоздики и лилии. Но вдоль всего «Млечного пути растут гранатовые деревья: Гала придумала это, чтобы удивить Дали. На этих деревьях вызревают его любимые фрукты. Эти фрукты с кисловатыми, лопающимися на зубах зернышками великолепного огненно-золотистого цвета принадлежат Востоку, но в легенде о золотом яблоке они принадлежат Елене.
На одной отретушированной фотографии, которую можно сравнить с картиной, Дали изображает Гала с закрытой melaya5 нижней частью лица. Он выделяет ее взгляд, сверкающий, как звезда.
Лицо Гала окружено четырьмя половинками треснувших гранатов, формирующих пирамиду. Легенда о Елене дополняет миф о Леде. Это образ женщины, которая нравится мужчинам, той, что является одновременно предметом и источником всех их неприятностей. Украденная троянцем Парисом у ее мужа Менелая, Елена явилась причиной Троянской войны. Эта женщина вызывала бури: она выводила мужчин из себя, заставляя их совершать безумства. Такой, не без юмора, изобразил Гала художник: по-матерински нежная и волнующая, ласковая и опасная, добрая и властная.
Начиная с шестидесятых годов «фаны» Дали, коих становится все больше и больше, приезжают посмотреть на мэтра. Летом в Порт-Льигате постоянно толкутся туристы в надежде получить аудиенцию. Когда они приходят к двери крепости в конце «Млечного пути», там их встречают Артуро или Пакита. Они предлагают гостям присесть на скамьи или соломенные стулья. Их просят подождать, угощают шампанским (розовым, испанским) или виски, если они пожелают. Туристы вынуждены долго ждать, прежде чем появится хозяин дома. А он приказал соорудить в глубине патио трон под балдахином из белой ткани! Мизансцена всем понятна и довольно безвкусна: посетители исполняют роль придворных, пришедших увидеть Короля-Солнце.
«Обязательное поведение в ожидании мэтра, — пишет Анри-Франсуа Рей, который очень любил Дали и находил забавными все его выходки, — это голос на тон ниже, умеренные движения... Атмосфера такая, как в зубоврачебном кабинете»6.
Дали не появляется неожиданно — он объявляет свой приход издали, ему предшествуют шумы: Дали насвистывает и стучит тростью по плитам. Все слышат: мэтр идет. Анри-Франсуа считает, что делается это в знак вежливости. Король-Солнце — полагает Рей, хорошо знающий Дали, — робок, крайне робок, и весь этот театр необходим ему как защитный панцирь, а трость — это «оружие для защиты и нападения», которым Дали защищает свой фантастический мир «от всех тех, кто хотел бы проникнуть в него самовольно». Он бросает «Bonjourrrr!» («Здрррравствуйте!») как бы в никуда, затем начинает выступать перед своими посетителями с ошеломляющими монологами. Гала почти никогда не присутствует. Если она неожиданно появляется, то лишь к концу сеанса, с наступлением ночи. Она внезапно возникает, здоровается, почти не раскрывая рта, изображает на лице приличествующую случаю улыбку и исчезает тоже неожиданно, часто даже не попрощавшись. Насколько Дали любезен и вежлив с иностранцами, настолько Гала надменна и чопорна с ними. Иногда ее поведение граничит с грубостью: она окидывает посетителей насмешливым взглядом, не скрывая ни своего безразличия, ни своего раздражения. Она их не принимает — она их терпит, потому что они развлекают Дали, потому что они необходимы для культа его «я», потому что это позволяет ему расслабиться после долгой напряженной работы в мастерской. Гала позволила мужу учредить такой обычай: с шести до восьми, каждый день, если он пожелает, Дали принимает всех, кого захочет, и часто бывает, что всех, кто приходит. Это время его отдыха. Гала ему не мешает. Если Дали не хочет никого видеть, тогда Пакита спускается к гостям и объявляет, что мэтр не выйдет. И никаких объяснений. Пусть гости приходят на следующий день, если захотят. Возможно, мэтр и выйдет к ним, если ему захочется.
С годами посетителей, осаждающих летом дверь «casa» Дали, становится все больше. Их становится все больше и выглядят они все необычнее. Дали приходит от этого в восторг: странности его забавляют. Что же до Гала, то она разрешает их принимать, но скрипя зубами. Главное для нее — это чтобы Сальвадор мог продолжать работать. И Гала внимательно следит за тем, чтобы соблюдалось необходимое равновесие между работой и отдыхом. Она не всегда скрипит зубами беспричинно. Шестидесятые годы выдались занятными. «Там можно встретить кого угодно, — рассказывает Анри-Франсуа Рей, видевший всю эту человеческую фауну. — Просто любопытный, иностранец, хиппи, хорошенькая девушка, журналист, приехавший все за тем же вечным интервью... Я встречал там иногда самые странные и самые смешные экземпляры... Среди посетителей патио нет ни одного нормального. Все они более или менее далийские».
Гала мобилизуется лишь для приема серьезных гостей, гостей именитых. Когда в Кадакес приезжают их американские друзья, например чета Морсов или Флер Коуиз, редактор журнала «Лук», когда изредка заезжает Артуро Лопез, чилийский миллиардер, или Поль Рикар, она устраивает великолепные обеды, присутствует при аперитивах и на прогулках, она даже любезна, ведет себя очень вежливо. Гала исполняет роль хозяйки дома. Но все заметнее для друзей становится ее сухость, ее тяжелый характер. Ей нелегко казаться приветливой. Она все реже бывает искренне радушной. Складывается впечатление, что забота о реализации картин Дали, которой она с таким энтузиазмом занималась до окончания войны, начинает ее тяготить. Гала необходимо огромное усилие воли, чтобы играть свою роль, достойно принимать потенциальных покупателей или коллекционеров. К концу пятидесятых Гала устала. Она словно устала от того, что полностью принадлежит Дали. Он, как вампир, питается ее кровью, силой и без конца эксплуатирует ее образ, что служит расцвету его имиджа, обогащает его память и вдохновение. Гала не протестует, она никогда не отказывает в помощи, она всегда здесь, рядом, терпеливая, внимательная, сильная, но уставшая.
Гала мечтает о бегстве. Она говорит, что не любит Каталонию: слишком много трамонтаны, слишком много мух, слишком много солнца. Еще меньше она любит каталонцев, считая их слишком суровыми, ограниченными и провинциальными. Однако она обожает Дали, обожает Порт-Льигат, дом, море, прогулки по скалам Креуса, и лодку, носящую ее имя («Са1а-1», «Са1а-2», «Са1а-3»), и уплывает на ней, одна или с друзьями-рыбаками (только к ним, благодаря Дали, Гала снисходительна). Гала не перестает повторять, что единственная страна, которую она любит, — это Италия. Она одинаково любит Венецию, романскую деревню и Тоскану. Гала любит всю Италию. Тем, кто предпочитает замки в Испании7, она противопоставляет свое самое дорогое желание: владеть замком, но в стране Данте. Чтобы доставить ей удовольствие, Дали — а он живет легендами — называет Гала своей Беатриче (по имени избранницы великого писателя). Но хотя Дали и восхищается гением Микеланджело и эпохой Возрождения, он никогда не подарит Гала Италию. Дали навсегда останется каталонцем. Италия интересует его лишь с художественной стороны и ничуть не более. Главное для Дали — остаться в коконе, в яйце. Это значит — в родном краю, в бухте, смотрящей на горизонт, которую он обратил в свои владения, в тишине мастерской, в убежище Минотавра, защищенном высокими стенами и гранатовыми деревьями. По словам Луиса Пауэлса, Дали — воплощение «страсти к истокам». По мнению Анри-Франсуа Рея он «физиологически связан со своей землей»: «Некоторым творческим личностям для того, чтобы выразить себя, чтобы разобраться с самим собой, необходимо движение, перемены мест и пейзажей. Другие [...] непременно возвращаются на свою территорию, зная, что если не вернутся, то перестанут быть собой. Понимают, что только в этом ограниченном пространстве, только в этой «питательной среде» можно мечтать, плутовать, философствовать... Для Дали Кадакес — это грот, пещера, логовище, эта территория для него как нора для животного»8.
Он не хочет отрезать пуповину. Он не хочет покидать Кадакес из страха расстаться с самим собой. И Гала его понимает. Гала это принимает. Она присматривает за норой. Она защищает его территорию. Она наводит в ней лоск, украшает ее, приносит в нее подушки и ставит самовар. Она с ней свыкается, отдаваясь своему пристрастию к прогулкам, ровному загару и ловле морских ежей. Но Гала все чаще испытывает потребность в бегстве, особенно на подходе к своему шестидесятилетию, и, чтобы отдохнуть от Дали, она уезжает в Италию.
Одна или с Артуро Гала садится в «кадиллак» и едет к Лазурному берегу, затем переезжает франко-итальянскую границу, чтобы затеряться где-то на дорогах между Миланом, Флоренцией и Остильей. Гала хранит в тайне свои маршруты. В тайне хранит свой распорядок дня. Она звонит Дали каждый день из отелей, в которых останавливается. Дали умеет быть терпеливым, он не выказывает ревности, не слишком настойчиво расспрашивает, чем Гала занимается ночью, днем. Гала беспокоится о нем, успокаивает его, затем вешает телефонную трубку и... живет своей жизнью. Действительно ли Гала бывает одна? Проводит ли она время с красавцами-итальянцами, туристами, такими же, как и она, искателями приключений? Никто ничего доподлинно об этом не знает. Она не будет ничего рассказывать, вернувшись после недельного или двухнедельного путешествия. Но всякий раз Гала возвращается спокойная. Она чаще улыбается, более терпима и вновь готова принять на себя все заботы, связанные с тем, кто навсегда остался для нее «маленьким Дали».
Предоставленный самому себе, выбитый из постоянного режима, но в то же время счастливый, как ребенок, освободившийся из-под опеки, Сальвадор Дали пользуется по своему усмотрению выдавшимися каникулами. В Порт-Льигате он чаще принимает своих самых экстравагантных друзей, не боясь упреков и недовольного вида Гала... Он чуть меньше работает, он даже проводит несколько дней в Барселоне, в «Рице». Но все же, Дали встречает Гала с облегчением. Она — это порядок, без которого, Дали это знает — его жизнь теряет равновесие, это дисциплина — без которой его преследуют призраки. Дали прочно привязан к Гала: «Я навожу лоск на Гала так, чтобы она сияла, — заявляет он, — я хочу, чтобы он была самой счастливой, я забочусь о ней лучше, чем о самом себе, потому что без нее все бы кончилось»9.
Без присмотра Гала кокон «Порт-Льигат» был бы не коконом, а лишь пустой ракушкой. Дали придумал для своего дома последнее украшение: два гигантских яйца из белоснежного гипса, расположенные на крыше, венчают сооружение и символизируют гнездо. Они лежат на двух самых высоких крышах, и издалека видно, как они поднимаются над холмами высоко в небо. Стоит ли говорить, что это яйца Леды? Внизу, в море, как бы иллюстрируя тот же миф, мирно плавают среди водорослей — там, где Дали часто занимается серфингом, — два белых лебедя, два домашних лебедя... Супруги, живущие в этом странном доме, похожем на внутренность треснувшего граната, верят в легенды и мифы. Они верят в возможность гармонии, в любовь, такую же сильную, как кровные узы, в союз двух существ, предназначенных друг для друга божественной тайной. Потому-то не одно яйцо создал Дали (свое), но два, ибо он любит Гала — свою мать и своего двойника, Леду и Елену одновременно. Оба яйца Порт-Льигата не могут существовать друг без друга, иначе разрушится гнездо.
Ночью в «casa» Дали зажигаются огни — причудливую систему из стеклянных лампочек — и в их свете поблескивают яйца Леды.
Примечания
1. Барселона, Juventud, 1949; французское издание: «Сальвадор Дали глазами своей сестры». Париж, Arthaud, 1960.
2. «Дали мне рассказал», стр. 20.
3. Анри-Франсуа Рей «Дали в своем лабиринте». Grasset 1974 стр. 23.
4. Патио — испанский внутренний дворик (прим. пер.).
5. Полупрозрачная вуаль, закрывающая лицо женщин из гарема.
6. Дали в своем лабиринте», цит. соч., стр. 27.
7. Chateaux en Espagne (франц.): 1. Замки в Испании; 2. (перен.) Строить химерические планы (прим. пер.).
8. «Дали в своем лабиринте». Цит. соч., стр. 84.
9. Сведения приводятся Максом Жераром (Dali de Draeger, глава «Гала»).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
