На картинах Дали она настоящая
С тех пор, как Дали познакомился с Гала, то есть уже более десять лет, он не перестает ее рисовать. Но если каждое из его устных или письменных высказываний постоянно льстит его музе, является подлинной любовной песней, то на картинах он не приукрашивает Гала.
Конечно, художник воссоздает ее образ в своих фантазмах, интерпретирует его так, как ему подсказывает его безудержное воображение, пишет ее такой, какой она является на самом деле — телом и душой, — и делает это с беспощадным реализмом, без особой нежности.
Гала сложена безупречно пропорционально У нее узкие плечи, прямая спина, маленькие груди с острыми сосками, очень узкая талия, широкий таз красивые ягодицы, крепкие бедра и очень стройные ноги, как у статуи Майоля. Несмотря на то что тело ее великолепно и имеет идеальные, словно у античной статуи, пропорции, Гала нельзя назвать красивой. Дали каждый раз с безжалостной точностью и с маниакальной тщательностью подчеркивает слишком крупные черты ее лица Из-под его кисти она чаще всего выходит уродливой кричащее освещение ей не льстит, а наоборот еще больше подчеркивает ее недостатки. И тем не менее, как только Гала появляется на полотне, можно признать, используя терминологию кино что она производит впечатление.
Нельзя сказать, что от нее исходит шарм. Но она обращает на себя внимание, на картине она живая. Гала отличают две главные черты: посадка головы и взгляд. Голову она держит по-королевски, как человек, гордый собой. Глаза ее как смоль взгляд у них ледяной. Как смоль — потому что глаза ее черны, бесконечно черны, а лепной -потому, что взгляд ее суров и холоден. В какую бы позу ни посадил ее Дали, будь то анфас, в профиль, в полоборота или даже спиной, Гала заполняет все полотно, затмевая все остальное.
Есть в Гала что-то загадочное и околдовывающее. Пусть она некрасива и лишена очарования, но она интересна и одно ее присутствие — уже событие. Дали удается передать магнетическую силу натуры Гала. Этот магнетизм Гала — неосязаемый флюид, который Дали удалось схватить, — ощущается зрителями. В сердце этой женщины, энергичной и волевой, горит огонь, но огонь этот странный: огонь Гала холодный.
Одна из первых картин с ее изображением находится сейчас в музее Санкт-Петербурга во Флориде. Эта совсем маленькая картина (8,5 на 6,5 см), написанная маслом по дереву, является одним из самых превосходных экспонатов великолепной коллекции супругов Элеонор и Рейнольда Морс, основателей музея, фанатичных поклонников Дали. На ней Гала изображена в миниатюре, но с необыкновенной точностью. Она в шортах и в рубашке, естественная, непринужденная; колорит картины — оранжевые и желтые тона, которые, кажется, Гала сама излучает. В какую бы сторону вы ни отошли, Гала следит за вами взглядом, не спуская с вас глаз. Если отойти на определенное расстояние, изображение даже приобретает рельефность и создается впечатление, что Гала вот-вот сойдет с картины, оживет. Несмотря на вовсе не привлекательное, недовольное выражение лица, Гала околдовывает.
На незаконченной картине «Автоматическое начало портрета Гала» (1932 год) изображена ее окаменевшая голова — песчаного цвета, будто вылепленная и вставленная в камень, являющийся серо-синим футляром для ее черепной коробки. Растения, точнее ветки оливкового дерева, впиваются в ее волосяной покров и выходят изо лба. Гала изображена в профиль, словно острый скальпель рассек половину лица. Волосы, зачесанные назад, открывают сильную выпуклость лба, глаз провалился в резко выделяющуюся подбровную яму, скулы выступают, щека ввалилась, «греческий» нос — прямой, длинный и крупный, рот землистого цвета едва очерчен, нижняя челюсть подчеркнуто выдвинута вперед, что придает этому женскому лицу, застывшему в камне, победное выражение, говорит о воле и даже о свойственном Гала высокомерии.
В 1933 году на «Портрете с двумя бараньими котлетками на плече», крайне заинтересовавшем американских журналистов, Гала написана в золотистых тонах, лицо ее — с закрытыми глазами, с намеком на улыбку на губах — подставлено солнцу Кадакеса. Она великолепна, а мир вокруг лежит в руинах, дом и колодец выжжены огнем и тлеют еще. Безжизненная Вселенная лежит перед этим солнечным созданием с жизнелюбием и здоровьем людоедки. Дали сам придумал символ котлеты: Гала «сырая», сказал он, сырая, как мясо. Настоящая кровь течет в ее венах. У Гала на всех картинах будет такой же жизнелюбивый вид. Гала для Дали олицетворяет инстинкт жизни и мировое равновесие.
Напрасно Дали уродует ее, кладя ей на голову омара или цепляя на кончик ее длинного носа самолет, как на «Портрете с омаром» (1934 год), или напяливает на нее ужасную кепку с козырьком и изображает на ее лице чудовищную ухмылку на картине, где она веселится в компании вместе с Лениным и Горьким (Гала и Ангелус Милле, предвещающий наступление конических анаморфоз, 1933). Гала нельзя изобразить карикатурно: в каком бы невыгодном свете ее ни изображал Дали, она высоко держит голову и не боится своего собственного образа. Ей даже нравится, что ее рассматривают. Так, на картине «Ангелус Гала» (1935) Гала, с тусклыми волосами, слишком широким тазом, с мертвенно-бледным лицом и сжатым ртом, написана со спины, на переднем плане; ее юбка ложится ужасными складками на бедра; весь ее оплывший силуэт является ее собственным зеркальным отражением, а вся картина — пародией на «Ангелус» Милле.
Дали случалось представлять Гала в образе вермееровской кружевницы, покрывать ее парчой и играть с ней в зеркальные отражения. Но чаще всего он изображает Гала такой, какая она есть в повседневной жизни, в одежде простой, без блеска, без роскоши. До того как Дали превратит Гала в богиню, в мадонну, а затем в Христа (эти картины появятся лишь после войны), он пишет «гиперреалистическую» (хотя такого слова нет) Гала. Она внушает Дали желание рисовать не красиво, но подлинно, не довольствуясь строгим изображением внешности, доискиваться до глубоко спрятанной в ней сути, которую Дали так любит исследовать. Дали поведает Пауэлсу: «Гала — это сфинкс, но сфинкс, готовый оказать помощь. Она вместо того, чтобы просить у меня ответа, разгадывает для меня загадки и хранит ответы на них в своей плоти»1. Это Дали за собой гонится, стремится обнаружить свою собственную суть в «онтологической» (еще одно его любимое слово!) загадке своей жены.
Кисть Дали в те времена всякий раз показывает, что Гала остается Гала и без него. Он не придумывает ее, не изменяет. Она существует. Гала даже не нуждается в декоре для того, чтобы картина имела полный смысл. Картине достаточно естества Гала. Так, фоном для «Ангелуса Гала» служит ничем не заполненное пространство. Над чем Дали работает, так это только над ее образом, только над ним, над позой, над рельефностью, над нюансами. И еще — над цветом. Он бело-голубой, когда Гала больше походит на мрамор, как в «Сне, явившемся следствием полета пчелы» (1944) — картине, где ее роскошное тело парит над океаном. Венера в коже-ракушке, она часто окрашена цветом охры — этот цвет ей идет больше всего и лучше других сочетается с матовой ее кожей. Для Гала Дали выбирает «желтый неаполитанский», который патинирует до золотого, переходя через различные оттенки охры и сиены. Но как бы он ни изображал Гала — в оттенках бронзы, меди, позолоты, коричневатой или зеленовато-серой, — Гала всегда остается «геологической», по словам мастера: мраморная или каменная, из потрескавшейся земли или из золотого самородка (в зависимости от вдохновения автора и момента, когда он изображает Гала), она принадлежит к явлениям природы. Еще Макс Эрнст рисовал Гала в окружении птиц и млекопитающих, обнаженной, укутанной лианами, — в виде диковинного создания в джунглях своего воображения. Есть в ней какая-то первородная, грубая сила, которая околдовывает также и Дали.
Этой почти животной силой является чувственность Гала. Однако в ней нет ничего эротического. Даже если она, как на картине «Галарина» (1944), изображена с обнаженной грудью, в позе, которую можно было бы назвать сладострастной, от Гала больше исходит властность, чем желание.
На этой картине, по-монашески строгой, на которой Гала изображена в тонах слоновой кости и коричнево-зеленоватом, особенно выделяются, кроме очаровательной груди, достойной Грации, ее пышные волосы, тонкая мускулатура бюста, вены, проступающие на необыкновенных руках с невероятно длинными пальцами и красными ногтями, — иными словами, вся ее жизненная сила. Итак, красива ли она? «Галарина» — это самый красивый и самый проникновенный портрет Гала. Никакие безделуши, никакие украшения, кроме золотого обручального кольца и большого серебряного браслета, подаренного ей Эдвардом Джеймсом, — ничто не загромождает эту картину, написанную без уступки, без нежности. Кажется, что взгляд Гала погружен во взгляд того, кто ее пишет. Перед нами Гала такая, какая она есть на самом деле, с безупречно гладким лицом, с обнаженными руками, грудью, шеей. Можно ли поверить в то, что она открыта тому, кто на нее смотрит? Со скрещенными руками и сомкнутым ртом, закрытая миру, высокомерная, царственная, уверенная в себе, но и воздвигающая защиту, она выражает безразличие или презрение. Гала сопротивляется даже художнику, пытающемуся ее разгадать: есть в ней недоступное тайное ядро, не допускающее никакой доверительности.
«Я преклоняюсь перед Гала, я подчиняюсь ей полностью и в духовном смысле», — признается Дали Луису Пауэлсу2.
Его картины это подтверждают: подчинясь его воле, его капризам, принимая все позы, которые Дали для нее придумывает, и сценарии, в которые она входит одна или в компании с другими персонажами, возникая как бы невзначай или являясь центральным образом картины, модель подчиняет себе художника. «Я страстно люблю быть во власти Гала», — часто напоминает Дали3. Внешне послушная, она остается неподвластной. Никогда Гала не откажется от себя самой. Гала есть и остается Гала во всевозможных слепках, сделанных с нее Дали, и даже в его видениях, навеянных ею.
Примечания
1. «Дали мне рассказал», стр. 36.
2. «Дали мне рассказал», стр. 95.
3. «Дали мне рассказал», стр. 161.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
