Сборник в память о двух Любовях
Уезжая, Элюар ничего не забыл. Примирение с Гала («Жизнь, к которой я возвращаюсь, — не моя ли это побежденная память, все мои прежние желания, мои неизвестные мечты, подлинная яростная сила, о которой не знал, которую я забыл?»1) не принесло облегчения его душе. В Париж вернулся раненый, неспокойный человек.
«Путешествия, — пишет он, — всегда уводили меня слишком далеко. Возможность возвращения для меня всегда была лишь сотым ударом молоточка в дверь, которая не открывается»2. Элюар остался пессимистом. Что касается Гала, вернувшейся к домашнему очагу с блудным мужем, для нее эта затянувшаяся история «любви втроем» также не прошла бесследно: чувство жертвы, принесенной на семейный алтарь, сделало из нее другую женщину. От ощущения горечи и фрустрации Гала пытается убежать, пускаясь в короткие внезапные путешествия, чтобы отвлечься. Каждый надеется на свободу, на новые удовольствия, официально сохраняя полюбовный союз, — таковы отныне иллюзорные планы четы Элюаров.
Пока Элюар плавал по свету, дадаизм умер и его похоронили. Родился сюрреализм с Андре Бретоном во главе. Группа поэтов перебралась на другое место: теперь они любят собираться в кафе «Сирано» на площади Бланш, в двух шагах от резиденции Бретона на улице Фонтен, перед принятием ритуального напитка — теперь это не пикон-лимон, а мандариновый ликер. Встречи в час аперитива стали традицией: решено собираться каждый день в пять часов . Не разрешается приходить в пять часов пять минут: в пять, как свидетельствует один из них3, отмечают отсутствующих. Пунктуальность вменяется в обязанность.
В октябре 1924 года в издательстве «Kra» появляется «Манифест сюрреализма». Андре Бретон составил его в то лето, когда вернулся Элюар. Этот капитальный труд содержит определение нового движения, его кредо, его антипатии и список тех, кто его достоин или недостоин.
СЮРРЕАЛИЗМ: м. Чисто психический автоматизм, с помощью которого предлагается выражать вербально, или письменно, или любым другим способом реальное функционирование мысли; запись мысли в отсутствие какого бы то ни было контроля, осуществляемого разумом, вне каких бы то ни было эстетических или моральных интересов.
Достоевский пригвожден к позорному столбу, но в почете великие предки, милые сердцу Бретона: Рембо и Бодлер, Виктор Гюго и Марселин Деборд-Вальмор, Альфред Жарри, Стефан Маларме. Проявили себя как абсолютные сюрреалисты (Бретон перечисляет их в алфавитном порядке). Арагон, он сам, Деснос, Кревель, Навиль, Ноль, Пере, Супо и кое-кто другой. Тцара и Пикабиа исключены. Поль Элюар вернулся как раз вовремя, чтобы его имя успели дописать от руки на пробных оттисках. И вот он стал сюрреалистом почти невзначай, он присоединился.
Текст Арагона, вышедший в одно время с «Манифестом», так рисует новый пейзаж: «Есть сюрреалистический свет, — пишет он в «Волне грез» («Une vague de reves»), — тот, что в час когда загораются города, падает на светло-розовую витрину с шелковыми чулками; тот что пылает в магазинах, где продают бенедиктин4 (его бледное подобие в складах с минеральной водой); тот, что украдкой освещает синее бюро путешествий на полях сражений на Вандомской улице; тот, который возникает позже на авеню Оперы у Барклэ, когда галстуки превращаются в призраков; свет карманных фонариков на убитых любовью...»
Поэты основали «Бюро сюрреалистических исследований». Находится оно в доме номер 15 по улице Гренель, в особняке, в котором проживает отец Пьера Навиля (это бывший особняк герцогов Ларошфуко). Каждый может туда войти и получить информацию о последних поэтических открытиях группы, которая намеревается заняться политикой и заигрывает с революцией. «literature» — журнал тех времен, когда им было по Двадцать, — умер. На смену ему придет (поэтам скоро исполнится по тридцать) новый журнал — «Revolution surrealiste» («Сюрреалистическая революция»). Журнал будет выражать их новый идеал, попытается не только передать боль и ярость протеста своего поколения, но и наметить проект нового будущего, отличного от того, которое мечтали создать для них отцы и деды.
«Сюрреализм — это не новое или более легкое выразительное средство, и даже не метафизика поэзии, — читаем мы в журнале. — Он является средством полного освобождения смысла от всего того, что на него похоже». «Мы полны решимости совершить революцию, —утверждают поэты. — Сюрреализм — это обращенный к нему самому крик разума, намеревающегося решительно снять с себя все путы, при необходимости — с помощью реальных молотов»5.
Под руководством Бенджамена Пере и Пьера Навиля, затем новичка Антонина Арто — одаренного, удивительного молодого человека6, «который принес с собой атмосферу детективного романа, пронизанную вспышками света», как говорил о нем Бретон, журнал готовит большие перемены и намечает консенсус при том, что каждый продолжает параллельно, не нанося вреда коллективу, свой собственный опыт, свои блуждания, поиск собственного пути.
Поль Элюар бросается в бой. Инициатива принадлежит не ему, потому что во время вынашивания идеи он отсутствовал. Но он разделяет первые акции группы — с одной стороны, тем что постоянно сотрудничает с «Бюро исследований», а с другой стороны, тем, что подписывает новый коллективный текст. Это дало ему разрешение на вступление в сюрреалистическую религию.
Речь идет о знаменитом «Трупе» с анафемой на смерть Франса осенью 1924 года. К ярости Арагона и ярости Бретона, к ярости Дельтейя и Дриё ля Рошеля, сообща проклявших именитого автора с пылающим именем Франс7, Элюар добавляет свое проклятие: он примиряется с самим собой и с литературой, с которой совсем недавно хотел распрощаться в состоянии ярости. «Труп, тебе подобных мы не любим», — написал он в ряду других оскорблений, заканчивая свою отповедь на ультра-пессимистической ноте, значительно, превосходящей его презрение к писателю и передающей его собственное состояние духа: «Великое дыхание забвения далеко уводит меня от всего этого. Может быть, я никогда ничего не читал, ничего не видел из того, что бесчестит Жизнь?»8
Макс Эрнст в конце концов вернулся тоже. Он снял мастерскую на Монмартре, в доме «Ле Фюзен», на улице Турлак. У него нет ни гроша, ему даже не всегда хватает на пропитание. Поль Элюар его не покидает: помогает ему материально, покупает у него несколько картин — Эрнст все еще неизвестен и его живопись плохо продается. Гала лишила Макса своей любви, но Поль оставил ему свою дружбу. Весной 1925 года, в первую весну сюрреализма, выходит анонимный сборник, напечатанный скромным тиражом в пятьдесят экземпляров, содержащий восемнадцать стихотворений, четырнадцать из которых моностихи, и двадцать рисунков пером. Филипп Супо сообщит в номере «La Revue europeenne» от 1 апреля: авторами, поэтом и художником, творческое братство которых уже скреплено двумя работами, являются Поль Элюар и Макс Эрнст.
Сборник называется «Вместо молчания». «Эти стихотворения я считаю самыми лучшими из написанного со времен Бодлера», — утверждает Филипп Супо, «заявляя о чуде».
«Я замкнулся в своей любви, я грежу», — написал поэт рядом с одним (тонким и заостренным, четко выписанным) из нарисованных пером лиц со взглядом, «пронизывающим стены». Все двадцать рисунков — изображение лица Гала, увенчанного густой массой черных волос, в профиль, анфас и вполоборота, с удлиненными, как у азиатки, глазами, в которых, кажется, поселился огонь. Огонь без теплоты, разрушительный огонь, опустошающий, злой. Все эти мало друг от друга отличающиеся лица не стремятся понравиться — таково общее впечатление. Колдунья стала героиней и музой сборника «Вместо молчания». Гала предстает сильной, она пугает неразгаданностью своей тайны, непонятной даже ее любовникам. «Форма твоих глаз не учит меня жизни», — говорит один моностих. Другой ему вторит: «В самых темных глазах скрыты глаза самые светлые».
«Любовь, о моя любовь, я дал обет тебя утратить». Атмосфера любви черна, мрачна, как глаза Гала, как рисунки Макса и как слова Поля. Филипп Супо удивляется, что в «атмосфере скорбной, сумрачной и даже непристойной расцветает, как огонь, поэзия». У чар Гала дьявольское происхождение. Эрнст и Элюар — вышедшая книга является тому неопровержимым доказательством — испытали на себе необыкновенную соблазнительную силу Гала, они не могли ей противостоять, они стали ее добровольными жертвами. «Раскрасьте демоническую женщину — она побледнеет», -самый красивый стих из сборника и самый загадочный мог бы стать загадкой о Гала. Кто эта женщина? Демон? Ищите женщину!
Стихам Элюара, влюбленным, жалобным и в то же время слишком светлым, соответствуют сумасшедшие рисунки Макса Эрнста — хоровод острых, злых, неприятных лиц, передающих на каждой странице без нежности, без ласки его восприятие Гала. Это его прощание. Может быть, окончательное. Последнее рукопожатие с Элюаром и свидетельство разрыва с очаровательной и загадочной Гала и ее миром сродни романам Достоевского с мечтами о невозможном счастье.
Гала не рассердится. Она даже пошлет с собственноручным посвящением один экземпляр «Вместо молчания» Жаку Дусэ. Гала, каким бы ни был замысел, даже если ей при этом приходится страдать, никогда не подвергает цензуре автора, которого любит, которого вдохновляет. «Жаку Дусэ с глубочайшим уважением от Гала Элюар», — написала она в посвящении9, не скрывая, что была моделью и причиной любовного стона, который вырвала у обоих мужчин одновременно; его эхом на страницах книги обмениваются художник и поэт.
Осенью следующего года Макс Эрнст встречает в художественной галерее двадцатилетнюю блондинку с голубыми глазами — Мари-Берт Оранш. Она воспитывалась в монастыре «Верных подруг Христовых» на Джерси и была дочерью директора управления регистрации и оформления документов при коммерческом суде. Молниеносная любовь поражает их обоих, простодушная девушка покидает семью и следует за Максом Эрнстом. Скандал: отец кричит о совращении малолетней, он даже обращается в полицию. Макс ускользает у них из-под носа благодаря вмешательству своих друзей Бретона и Десноса и бежит с Мари-Берт на остров Нуармутье. Влюбленным потребуются многие месяцы, чтобы вырвать у вспыльчивого отца согласие на свадьбу, которая состоится в 1927 году. Эрнст пишет в этот период свои работы «Невеста ветра», «Макс Эрнст, показывающий девушке голову своего отца», «Молодые люди, попирающие свою мать» и «После нас хоть материнство», на которой птица-лягушка отлетает от женской груди, — картины, являющиеся, по словам его психоаналитика и толкователя, «живописью вызова, противопоставляющей любовь правилам приличия»10.
Параллельно с романом Макса Эрнста монотонно течет жизнь Гала. Она скучает в своем доме в Обоне, где стены напоминают о прежней любви. Элюар, поглощенный своими новыми приключениями в качестве поэта-сюрреалиста, посвящает все свое свободное время сочинительству, встречам с друзьями и подготовке многочисленных текстов, задающих ритм жизни революционера-сюрреалиста, — текстов пропагандистского и идеологического характера. Тем не менее, он не отказался от ночной бродячей жизни, начатой без Гала во времена, когда она делила любовь с художником сюрреалистических видений. Иногда вечерами он ходит в «Zelli's» или в «Perroquet» то с одним, то с другим из оставшихся холостяками друзей — Луи Арагоном или Рене Кревелем, если только этот последний, часто болеющий, не уезжает лечить легкие в какой-нибудь горный санаторий. Гала, чтобы как-то прогнать скуку, убегает из дома, от дочери и от мужа. Она придумывает себе курсы лечения то там, то здесь, вспоминая о плохом здоровье: как только ее перестает удовлетворять жизнь, как только она начинает строить планы на будущее, каким бы оно потом не оказалось, головные боли, кашель и усталость вновь вступают в свои права. 1925-1928 годы стали самым важным периодом для сюрреалистов, они полностью завладели умами поэтов, а для Гала они были самыми опустошенными и самыми тусклыми в ее существовании. Она, как может, наполняет их короткими путешествиями, надеясь на приключения или провоцируя хоть какие-нибудь случайные встречи. После истории с Максом Эрнстом, окрашенной в чудесные цвета, пришли послушно-вынужденное возвращение к нормальной жизни, фрустрация. Устала ли она после десяти лет супружеской жизни? Угас ли огонек, оживлявший их брак до встречи с Максом Эрнстом? Ясно, что Гала так же, как и Элюар, ищет остроты ощущений вне семейного очага, в другом месте ищет новых переживаний. Новообращенный сюрреалист Ман Рэй часто сопровождает Поля и Гала, ставших его друзьями, на ярмарку на Монмартре. «Однажды, — рассказывает он, — я катался на качелях вместе с Элюарами. Нас с силой бросило друг на друга, и я в какое-то мгновение спросил себя, не ищут ли они физических — кроме интеллектуальных — впечатлений»11. Каждый из двоих продолжает искать то, что, вне всякого сомнения, покинуло их семью: «новые впечатления», о которых говорит Ман Рэй.
Какое будущее ожидает женщину, когда мужчина, с которым она живет, не вызывает у нее больше желания мечтать? Элюар пишет:
Сердце твое химерической формы,
А любовь твоя схожа с моим ушедшим желанием.
О душистые вздохи, мечты, взгляды12.
Примечания
1. «Подземелья жизни». Pleiade, т. 1, стр, 204.
2. «Подземелья жизни». Pleiade, т. 1, стр. 313.
3. Эммануэль Берль.
4. Сорт ликера (прим. пер.).
5. Декларация от 27 января 1925 года.
6. Арто родился в 1896 году в Марселе, где его отец служил капитаном дальнего плавания. Арто отказался от священного сана ради театра, который ему открыли Люне-По и Шарль Дюлэн. «Арто был одержим какой-то яростью», — говорил Андре Бретон.
7. France (франц.) — Франция (прим. пер.).
8. «Старик, как все другие» — текст Элюара для «Трупа», 18 октября 1924 года.
9. Библиотека Жака Дусэ.
10. Сарэн Александриан «Макс Эрнст». Цнт. соч., стр. 84.
11. «Автопортрет». Laffont, 1964.
12. «Вместо молчания». Pleiade, т. 1, стр. 166 (пер. М. Ваксмахера).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
