Смерть Лорки

Дали и Гала гостили у Джеймса на Уимпол-стрит, когда пришло сообщение о том, что в Испании к власти пришли фашисты. Из чернового наброска письма Джеймса к Дали, возможно, так и не отправленного, следует, что художник тогда еще надеялся, что Республика выстоит. Он восторженно откликнулся на сообщения об успехах коммунистов и анархистов. Принимая во внимание растущую симпатию Дали к фашизму, можно усомниться в точности воспоминаний Джеймса. Но, может быть, это была одна из обычных уловок Дали — прикинуться республиканцем, тогда как на самом деле он просто выжидал, что будет дальше¹.

В августе Джеймс присоединился к чете Дали в Париже. Он разработал новейший план поддержки Республики, заключавшийся в сборе денег, необходимых для закупки бомбардировщиков. Предлагалось устроить выставку картин Эль Греко из музея Прадо, которые испанское правительство предоставит Джеймсу для экспозиции в Берлингтон-хаус. Джеймс обратился со своим предложением к сэру Кеннету Кларку, возглавлявшему Национальную галерею, и, кажется, заинтересовал его². Джеймс уговорил Дали познакомить его с Бунюэлем, который был занят политической, частично секретной, работой для испанского посольства во Франции. В своих мемуарах Бунюэль пишет, что передал предложение Джеймса министру иностранных дел Республики Альваресу дель Вайо. Министр, видимо, одобрил идею (правительство чрезвычайно нуждалось в бомбардировщиках), однако был бессилен помочь, поскольку международное сообщество могло отнестись враждебно к самой попытке обмена военной продукции на экспонаты Прадо, вне зависимости от того, какие при этом давались гарантии³.

В сентябре до Дали в Париже дошли слухи, что Лорка казнен фашистами в своей родной Гранаде. Сначала друзья поэта не поверили в это, но мало-помалу, поскольку бунтовщики не предоставляли никаких доказательств того, что поэт жив, и становились известны новые подробности о жестоких репрессиях в Гранаде, ужасная правда обнаружилась. Никаких свидетельств о реакции Дали, относящихся к тому времени, не сохранилось. Однако в "Тайной жизни", когда Дали уже начал переписывать историю, он вспоминает:

Когда началась война, мой большой друг — поэт горькой судьбы Федерико Гарсиа Лорка — был казнен в Гранаде, занятой фашистами. Его смерть превратили в пропагандистское знамя. Это подлость, потому что всякий и каждый знал не хуже меня, что на всей планете нет человека аполитичнее Лорки. Он умер не за политическую идею, ту или иную. Он пал жертвой всеобщей судорожной сумятицы — испанской Гражданской войны. И на этой войне люди убивали друг друга не только за идею. Случалось, сводили счеты — личные счеты. Лорка же, как и ваш покорный слуга, был не просто личностью — самобытность его натуры хлестала через край, ежесекундно давая тысячу поводов для возникновения личных счетов. Следовательно, у Лорки было куда больше шансов встать к стенке, чем у прочих испанцев. Он ощущал жизнь как трагедию, и росло это ощущение из того же корня, что и знание своей трагической судьбы у испанского народа⁴.

Возможно, что Дали не был осведомлен о том, насколько политически активно проявил себя Лорка в эти неспокойные предвоенные месяцы, поддерживая Народный фронт, подписывая манифесты левых, открыто осуждая фашизм и даже заявив в одном из газетных интервью, что "правые Гранады" не только "худший вариант испанской буржуазии", но еще и заговорщики против правительства. Дали, тем не менее, был прав, когда говорил, что личная неприязнь также сыграла свою роль в этом убийстве⁵. Один из наиболее боговдохновенных испанцев, когда-либо рожденных этой землей, Лорка будил в сердцах не только восхищение, но и сильную зависть (о чем Дали хорошо знал еще по мадридским временам). Художник утверждал позже, что, услышав впервые о смерти Лорки, воскликнул "Оле!" (так восклицают зрители корриды, когда хотят выразить восхищение тореро). Лорка, преследуемый смертью, завершил свой земной путь поистине великолепно. Потеряв "лучшего друга юности", Дали не мог не вспомнить, как в Резиденции поэт пытался справиться со своим ужасом перед смертью, принуждая себя разыгрывать собственную кончину, похороны и картину разложения, в то время как его друзья наблюдали этот ритуал, зачарованные и потрясенные⁶. Осознав, что Лорка был принесен в жертву в возрасте всего тридцати восьми лет, Дали вдруг понял — что-то резко оборвалось и в его жизни. Лорка сопутствовал Дали до конца его дней. Если дела шли хорошо, он благодарил его за помощь; голос, музыка, поэзия Лорки временами звучали в его ушах, отзываясь и в картинах, и в литературных произведениях; он всегда с гордостью упоминал об "Оде Сальвадору Дали", смысл которой осознал только после трагической гибели поэта. Понять Дали, не зная о его дружбе с Лоркой, действительно невозможно, точно так же как невозможно понять художника, если воспринимать его жизнь и творчество в отрыве от Галы. К сожалению, как в том, так и в другом случае наши знания недостаточны.

В "Тайной жизни", объясняя свое решение не возвращаться в Испанию, Дали утверждает, что известие о гибели Лорки и "удушающая атмосфера Гражданской войны" определили его решение отправиться в Италию, где правил Муссолини⁷. Описание этого путешествия, данное Дали, представляет собой сплетение неточностей: он не гостил "так долго" той осенью у Эдварда Джеймса на вилле Чимброне⁸, а визит к лорду Бернерсу в Рим (с коротким заездом на Сицилию), когда Дали создал "Африканские впечатления", состоялся не в 1936, а в 1938 году. Частица исторической правды на этих страницах присутствует лишь там, где художник вспоминает время, проведенное с Галой в Доломитесе (там они тщетно ждали Джеймса), в отеле "Тре Крочи" в Кортина д'Ампеццо. Оттуда Дали писал Бретону, что горы так сильно подействовали на его психику, что он не мог спать и едва сдерживал приступы смеха. Другой причиной нервного возбуждения, сообщал он, была приближающаяся выставка в Нью-Йорке. Речь шла о выставке "Фантастическое искусство, дада, сюрреализм", организованной Альфредом Барром и намеченной на декабрь в Музее современного искусства, что совпадало с третьей выставкой Дали у Жульена Леви. "On vous aime" ("Вас любят") — так заканчивал свое короткое и невразумительное послание Дали⁹.

Пятого октября 1936 года, после посещения Флоренции¹⁰, художник и Гала вернулись в Париж. Только что вышел девятый номер "Minotaure", в котором была цветная репродукция его "Мягкой конструкции с вареными бобами", теперь стратегически переименованная в "Предчувствие гражданской войны". Дали, сообщала Гала Джеймсу, бешено готовится к нью-йоркской выставке. Не будет ли Джеймс столь добр, чтобы одолжить им "Параноидное лицо", "Автомобиль смерти" и рисунок "Город ящичков" для экспозиции в Музее современного искусства? Несколькими днями позже Дали также уговаривал Джеймса выслать им "Осенний каннибализм" и "Ребенка, смотрящего на луну". На этот раз Джеймс пошел на компромисс, предоставив им "Параноидное лицо" и "Город ящичков".

Уже перед самой посадкой Дали и Галы на корабль, отплывающий в Нью-Йорк, Дали получил обиженное письмо от Бретона, датированное 22 ноября 1936 года, в котором тот сетовал, что Дали не вернул ему книгу и машинописную копию статьи Жильбера Лели (предположительно, то и другое было посвящено маркизу де Саду), а также экземпляр книги Жарри "Юбю в цепях", одолженный ему Бретоном. Бретон перечислял и другие провинности Дали, неспособного держать слово, и напоминал ему о своих многочисленных проявлениях помощи, не ограничивающихся правкой текстов художника, предназначенных для публикации (написанных Дали, мягко говоря, на отвратительном французском). Не может ли Дали быть более внимательным? Тем не менее письмо нельзя назвать недружественным. У Бретона просто было дурное расположение духа, а заканчивал он тем, что между ними не должно быть непонимания¹¹.

Примечания

1. Письмо без указания даты, цит.: Etherington-Smith, pp. 249-250.

2. EJF.

3. BMDS, pp. 202-203.

4. SL, p. 361.

5. См.: Gibson, The Assassination of Garcia Lorka.

6. Dali, "Les Morts et moi".

7. SL, p. 361.

8. Lowe, p. 133.

9. SL, pp. 361-368; Lowe, p. 133; письмо Дали Бретону (Фонд А. Бретона в Библиотеке им. Жака Дусе, Париж).

10. Из писем Галы к Э. Джеймсу (EJF).

11. Фонд А. Бретона в Библиотеке им. Жака Дусе, Париж.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница