Дали во мнении Гертруды Стайн

Гертруда Стайн гордилась тем, что знала всех мало-мальски знаменитых людей Парижа, но до сих пор она не встречалась с Дали. Поэтому Пикассо пообещал Гертруде познакомить их. Дали и Гала прибыли на свидание вовремя, но Пикассо не появился. Воспоминания Стайн об этой встрече, напечатанные в ее книге "Автобиография каждого" (1937), увлекательны и отличаются острой проницательностью в отношении личности Дали. Стайн бывала в Испании и была знакома, как мы уже знаем, с другом Пикассо Рамоном Пичотом, умершим в 1925 году. Ее наблюдения о стране и жителях очень точны. Испанцы, например, "лишены чувства времени"; они "не жестоки, а скорее бесчувственны к эмоциям других"; "Они не слышат и не слушают то, что им говорят, они просто делают то, что хотят, не обращая внимания на слова посторонних". Дали, безусловно, не был хорошим слушателем, но для Стайн это ничего не значило, она была заворожена его усами — "самыми красивыми усами в Европе, усами сарацина, в чем не может быть никакого сомнения"¹.

Стайн обратила внимание на то, что Дали был сыном нотариуса. Она пишет о роли, которую играли эти служащие в общественной жизни Франции и Испании. В сфере искусств у сыновей нотариусов судьбы складывались так же, как у сыновей американских и британских министров: и те, и другие становились мятежниками. Из мемуаров Стайн следует, что Дали сам рассказал ей о том, как был изгнан из отцовского дома, и о картине, вызвавшей гнев отца. Но возможно также, что об этом ей сказал Пикассо, с которым Дали и Гала часто виделись в то время. Стайн писала:

Он хорошо знал Фрейда и вынужден был бунтовать против того, что его отец — нотариус. Мать же умерла, когда он был ребенком. Следовательно, создание этой картины с одиозным лозунгом было для него естественным и, более того, сделало его самым значительным художником из всех сюрреалистов. Блуждающая линия у Массона перестала блуждать, и он сдался. Миро выяснил, для чего он начал писать, и после этого стал писать одно и то же. И вот пришел Дали, и все узнали о нем².

Стайн, возможно, упустила более важную причину успеха Дали, а именно: он понял, что картинам Ива Танги не хватает спонтанной экспрессии, столь необходимой сюрреализму в 1929-1930 годах. Фотограф Брассе отчетливо увидел это. "Пустынные, мертвые пейзажи планеты

Танги рождали фантасмагорическое притяжение", но им не хватало "судорожной красоты", которой охвачены Бретон и Элюар. С другой стороны, Дали был "художником снов, которые так долго ему снились". Он не мог не стать завоевателем³.

Примечания

1. Stein, Everybody's Autobiography , pp. 11-12.

2. Ibid., pp. 17-18.

3. Brassai, p. 44.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница