Наконец-то Париж
В январе 1926 года одна из наиболее прогрессивных испанских газет "Heraldo de Madrid" ("Мадридский вестник") организовала выставку современного искусства Каталонии в недавно открытом Клубе изящных искусств на улице Алкала, рядом с Пуэрта дель Соль. Дали представил две картины, впервые выставлявшиеся несколькими месяцами раньше на его персональной выставке в галерее Далмау в Барселоне: "Женщину у окна", изображавшую его сестру Анну Марию, и "Венеру и моряка". Последняя вызвала большой интерес. Дали получил поздравительную телеграмму от Лорки, а картину купил художник Даниэль Васкес Диас (невольный виновник временного отчисления Дали из Академии в 1923 году)1.
Сиприано Ривас Чериф в 1924 году уделил внимание "Венере и моряку" в журнале "Espana". "Сальвадор Дали знает, что делает, — писал критик. — И он знает своих предшественников. Господи, сохрани его зрение и защити его"2.
Неизвестно, выезжал ли Дали еще куда-либо из Фигераса, помимо своей выставки, в тот год. Однако он был занят мыслями о Барселоне и Париже, особенно о Париже. Этому способствовал и Луис Бунюэль, делавший свои первые шаги в кинорежиссуре и настойчиво звавший его к себе3. Сальвадору нужен был дополнительный стимулирующий толчок. В середине марта он увлекся романом Реймона Радиге "Бал графа д'Оржель" и делился своими впечатлениями с Лоркой. Принимая во внимание будущую жизнь Дали и его тягу к аристократизму, можно полагать, что блистательный роман стимулировал его намерение завоевать Париж и высшие слои французского общества4.
К этому времени, 14 марта 1926 года, Дали получил от Хосефа Далмау два рекомендательных письма: одно — к Максу Жакобу, другое — не к кому иному, как Андре Бретону, что послужило еще одним поводом для поездки в Париж. Письма подтверждали, насколько важным для Далмау было установление связей между парижским авангардом и Барселоной5.
Однако для нотариуса дона Сальвадора Куси не могло быть и речи о том, чтобы отпустить сына одного во Францию: он мог потеряться, он мог потерять деньги, его могла сбить машина на переходе — все могло случиться, поскольку у Дали, о чем все знали, вообще не было каких-либо житейских навыков. Одна мысль, что его сын увидит Лувр, возбуждала отца, и со свойственной ему решительностью Дали Куси отдал распоряжение жене и Анне Марии сопровождать Сальвадора во французскую столицу во время пасхальных каникул.
Воодушевленная компания села на поезд в Фигерасе 11 апреля 1926 года. На вокзале в Париже их должны были встречать Луис Бунюэль и Мануэль Анхелес Ортис, близкий друг Лорки по Гранаде, который жил здесь с 1922 года6. Зная, что Ортис часто встречается с Пикассо, чьей кубистической манере он явно подражал (слишком явно, по мнению Дали!)7, — Сальвадор еще до поездки уговорил Лорку обратиться к Ортису с просьбой устроить ему встречу с великим мастером. Ортис наилучшим образом выполнил ее8. Когда Дали появился на Рю де ла Бойет с "Девушкой из Фигераса", которой безмерно гордился9, он волновался так сильно, будто явился на прием в Ватикан. В "Тайной жизни" Дали пишет:
"И правильно сделали", — ответил он10.
Благоговение Дали было понятно, если учитывать не только его глубокое восхищение Пикассо, но и страстное желание превзойти его. Там же, в "Тайной жизни", Дали утверждает, что Пикассо изучал "Девушку из Фигераса" целых пятнадцать минут, но уходил от комментариев11.
После ознакомления с картиной Пикассо, по словам Дали, два часа вытаскивал и разворачивал собственные полотна, "приходя в возбужденное состояние"12. Благодаря статье, опубликованной Кристианом Зервосом, издателем "Cahiers d'Art" ("Художественные ведомости"), в июне 1926 года, вскоре после посещения Дали мастерской Пикассо, можно предположить, какие картины находились в студии Пикассо в то время13: последние коллажи и работы двух направлений, характеризующих творчество Пикассо с 1923 по 1926 год, — полотна, вдохновленные классикой (например, "Три грации"), и множество кубистических натюрмортов. Вернувшись в Испанию, Дали создал ряд картин под впечатлением от этих натюрмортов, и в частности, "Студии с гипсовой головой", ныне находящейся в Музее современного искусства в Нью-Йорке.
Неизвестно, показал ли Пикассо гостю полотно "Танец" (1925), в котором, как он позже объяснил Роланду Пенроузу, мрачное, выделенное темным цветом лицо принадлежало его только что умершему другу Рамону Пичоту14. Трудно представить, что Пикассо и Дали не говорили об этом человеке и не вспоминали о посещении Пикассо Кадакеса в 1910 году.
Если Пикассо и забыл в скором времени о визите Дали, то для Сальвадора последствия этого визита вылились в глубокие и продолжительные переживания15. Он наконец-то встретил одного из своих кумиров того времени (встреча с Фрейдом была еще впереди) и мог теперь похвастаться не только знакомством с Пикассо, но и тем, что великий художник одобрил его работу. Март 1926 года оказался одним из ключевых моментов в его жизни.
Анна Мария Дали, совсем не упоминавшая о Пикассо в своих мемуарах, говорила позже, что поскольку "единственной целью" Дали был Лувр, они проводили там многие часы. Наибольшее внимание ее брата привлекли полотна Леонардо да Винчи, Рафаэля и Энгра. "Он буквально был в экстазе", — пишет она16. Однако Анна Мария забыла, что они еще посетили музей Гревен на Монмартре17, а также Версаль. Она упускает из виду еще один факт: знакомство Сальвадора с жизнью парижских кафе стало для него почти таким же стимулирующим фактором, как и встреча с Пикассо.
В то время художественная жизнь Парижа была сконцентрирована в знаменитых кафе Монпарнаса: "Ротонде", "Селекте" и "Доме", находившихся в зените славы. Стоило Дали приехать в Париж, как Ортис и Бунюэль тут же отвели его в "Ротонду", где познакомили с группой испанцев художников Эрнандо Виньесом, Апелесом Феносой, Франсиско Боресом, Хоакино Рейнадо и другом Лорки по Гранаде — Исмаэлем Гонсалесом де ла Серной, оформившим обложку первой книги Лорки "Впечатления и пейзажи". Их объединяла тяга к кубизму, и признаки сюрреализма пока еще отсутствовали в их творчестве18.
Это не относилось к Хуану Миро, каталонскому приятелю Дали, который был тесно связан с сюрреалистами начиная с 1924 года, после выхода манифеста Бретона, сильно повлиявшего на него. "Он изменил меня в том смысле, что мне захотелось подражать его духу", — вспоминал Миро в 1977 году19. Следуя этой цели, Миро отказался от реалистической манеры и начал писать под воздействием своих голодных галлюцинаций (он был чрезвычайно беден) и маниакального увлечения новой поэзией, с которой его познакомили сюрреалисты20. В июне 1925 года прошла выставка Миро в галерее "Пьер" маршана Пьера Льоба, а в конце года он принял участие в коллективной выставке "Живопись сюрреализма" в той же галерее21. К этому времени Бретон стал уделять Миро большое внимание и написал позже, что "активное внедрение" последнего в их движение в 1924 году "знаменовало собой важный этап развития сюрреалистического искусства"22. Дали не встречался с Миро во время недолгого пребывания в Париже, однако он мог видеть некоторые его работы. Всего лишь за месяц до этого открылась Галерея сюрреалистов на Рю де Жак-Калло, 16, — крошечной улочке в самом центре Латинского квартала, соединяющей Рю де Сенн и Рю Мазарин и до сих пор являющейся местом поклонения почитателей искусства23. Миро выставлялся в этой галерее, так же как и Массон, Танги, Де Кирико, Ман Рэй, Марсель Дюшан, Пикабиа, Малкин, Пикассо и Эрнст24. По словам Роланда Пенроуза, новые работы Миро всегда можно было увидеть в Галерее сюрреалистов и галерее "Пьер" (расположенной рядом, по адресу Рю Бонапарт, 1325).
Нет свидетельств того, что Дали посещал эти галереи, однако, учитывая его страстный интерес ко всему, что происходило во французской столице, кажется невероятным, что он мог не посетить их. В любом случае он должен был часто слышать о Миро из уст испанцев, живущих в Париже; если Пикассо был сильнейшим наваждением Дали, то Миро, будучи всего лишь одиннадцатью (а не двадцатью тремя, как Пикассо) годами старше его, казался Сальвадору более подходящим для творческого соперничества. Дали, возможно, знал и о том, что Миро уехал в Париж в 1919 году, после того как выставка его работ в галерее Далмау не нашла отклика у барселонской публики. И конечно, он должен был слышать о страстной привязанности Миро к имению его родителей близ Монтройга под Таррагоной — привязанности, напоминавшей Дали его собственные чувства к Кадакесу. Таким образом, у них было много общего. Дали не мог также не заметить четырех репродукций Миро, напечатанных в "Сюрреалистической Революции": "Материнство" и "Охотник" (более известный под названием "Каталонский пейзаж") — в четвертом номере журнала (15 июля 1925 года); "Возделанная земля" и "Ловушка" — в пятом (15 октября 1925 года). В скором времени влияние Миро стало еще более заметным в работах Дали, так же как и воздействие картин Пикассо, увиденных на Рю де ла Бойет.
Во время своего краткосрочного посещения Парижа Дали восстановил связь со своими друзьями по Мадриду — Хуаном Висенсом и Марией Луизой Гонсалес. Сочетавшись браком, они стали владельцами испанского книжного магазина в Париже, ранее принадлежавшего Леону Санчесу Куэсте. Расположенный по Рю Гей-Люссак, 10, всего в нескольких метрах от Люксембургского сада, этот магазин стал одним из основных мест встреч испанской диаспоры в городе. В 1930 году Бунюэль обессмертил одно из его окон в своем "Золотом веке". Марию Луизу Гонсалес весьма забавляло, что Дали был в Париже беспомощнее, чем ранее, — настолько, что не мог даже перейти улицу без помощи своей мачехи (деталь, также подмеченная Бунюэлем, воспоминания которого о приезде Дали оказались до обидного краткими)26.
Вполне возможно, что в Париже Дали виделся со своим другом, малагским поэтом Хосе Мариа Инохосой, бывшим членом "Ордена Толедо" Бунюэля, подобно Хуану Висенсу и Марии Луизе Гонсалес. Для его "Сельских стихов" Дали год назад выполнил две иллюстрации и рисунок обложки. Инохоса только что издал вторую книгу — "Стихи лицом к лицу", проиллюстрированную Мануэлем Анхелесом Ортисом. Если первый сборник стихов был посвящен друзьям по мадридской "Рези", то на сей раз посвящения удостоились парижские испанцы. Эта перемена очень показательна, как свидетельство силы притяжения Парижа в середине 1920-х годов.
После четырех или пяти дней пребывания в Париже Дали, Анна Мария и Каталина Доменеч отправились поездом в Брюссель, для того чтобы дать Сальвадору возможность полюбоваться фламандскими живописцами, разжигавшими его воображение еще в книгах издательства "Гованс и Грэй". Наверняка они заезжали также в Брюгге. В "Тайной жизни" Дали не упоминает о посещении бельгийской столицы, однако Анна Мария пишет об этом в своей книге. Основной целью, считает она, был Вермер. Несколькими месяцами позже Дали, действительно, убеждал Лорку в том, что Вермер был "величайшим художником из всех"27.
Поездка в Бельгию оказалась краткой: Пепин Бельо получил открытку от Дали, отправленную из Брюсселя 26 апреля, а Лорка — еще одну, отправленную двумя днями позже уже из Кадакеса28. Вернувшись домой, Дали тут же написал своему дяде Ансельмо в Барселону. Путешествие, сообщил он, было "успешным во всех смыслах: как духовном, так и материальном", и у него накопилось много новостей, которыми он мечтал бы поделиться с дядей при ближайшей встрече29.
Примечания
1. Телеграмма включена в альбом вырезок Сальвадора Дали Куси. Она гласит: "Крепко обнимаю тебя за твою картину с Венерой. Федерико".
2. Сиприано Ривас Чериф: "Разглагольствования ученика чичероне. "Венера и моряк" (Heraldo de Madrid, 21 January 1926).
3. Из письма Бунюэля Лорке 2 февраля 1926 г. Фонд Федерико Гарсиа Лорки, Мадрид.
4. SDFGL, р. 36.
5. Письма воспроизведены: "La miel es mas dulce que la sangre" Сантоса Торроэльи (pp. 239-240).
6. SDFGL, p. 127, col. 3, n. 1; Rodrigo, Memoria de Granada, p. 223.
7. SL, p. 206.
8. SL, p. 206; возможно, что Дали приехал к Анхелесу Ортису с письмом от Лорки (Rodrigo, Memoria de Granada, p. 223).
9. Fernandez Puertas, "Anselm Domenech, l'oncle de Salvador Dali", pp. 74-76.
10. SL, p. 206.
11. Ibid.
12. SL, p. 206.
13. Две фотографии с изображением работ, расставленных вдоль стен студии художника, см.: Zervos, "Oeuvres recentes de Picasso".
14. Alley, p. 13.
15. У Брассе нет ссылок на этот визит в его кн.: Conversation avec Picasso (где Пикассо утверждает, что впервые увидел картины Дали в Барселоне позже).
16. AMD, pp. 120-121.
17. SDFGL, pp. 32, 124-126.
18. Rodrigo, Memoria de Granada, p. 223.
19. Miro, Ceci est la couleur de mes reves. Entretien avec Georges Raillard, Paris, Editions du Seuil, 1977. Цитату приводит Роза Мария Малет в документах RTE (Испанского Телевидения), относящихся к проекту фильма о сюрреализме Хуана Каньо и Яна Гибсона.
20. James Johnson Sweeney, "Juan Miro: Comment and Interview", Partisan Review, New York, vol. 15, No. 2, February 1948. Цитирует Роза Мария Малет, см. примеч. 184.
21. Minguet Batllori, p. 65.
22. Breton, La Surrealisme et la peinture, p. 70.
23. LRS, No. 6 (1 March 1926), анонс приведен на второй странице.
24. Penrose, Miro, p. 44. Художники, представленные в галерее, перечислены в LRS, No. 7 (15 June 1926).
25. Penrose, Miro, p. 44.
26. Из разговора с Марией Луизой Гонсалес в Мадриде 28 ноября 1991 г.; BMDS, р. 226.
27. Anna Maria Dali, Moves imatges de Salvador Dali, p. 116; SDFGL, p. 34.
28. Почтовая отметка на открытке из Кадакеса, посланной Лорке Сальвадором и Анной Марией (Santos Torroella, Dali residente, p. 40 and Note).
29. Fernandez Puertas, "Anselm Domenech, l'oncle de Salvador Dali", p. 76.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
