Далмау
Во время летних каникул Лорка и Дали активно переписывались, и поэт, занятый одой в честь своего друга, напрасно пытался уговорить Дали приехать в Гранаду. Хосеф Далмау предложил Дали устроить персональную выставку в своей знаменитой галерее осенью, и Сальвадор целиком ушел в работу. Ничто не могло помешать ему, даже "Альбом тухляков", задуманный им с Лоркой1.
Дали и его друзья по Фигерасу использовали словечко "тухляк" как определение обывателей. Это словцо, возможно, благодаря Дали, прижилось в Резиденции и стало обозначать все традиционное, буржуазное, несовременное. Дали рисовал "тухляков" во всех видах и позах, и эти остроумные рисунки были очень популярны в "Рези". По воспоминаниям поэта Рафаэля Альберти:
За редким исключением преподаватели Королевской Академии Сан-Фернандо были, без сомнения, "тухляками" и раздражали Дали. Приближавшаяся выставка его работ в галерее Далмау была хорошим предлогом, чтобы не возвращаться в Академию и не сдавать сессию 1925/1926 года. Его отец дал на это согласие при условии, что Сальвадор отбудет воинскую повинность. В сентябре, как раз перед началом осеннего семестра, Дали Куси сообщил в Академию о причинах отсутствия его сына на будущей сессии. Сальвадор, по его словам, как "свободный студент" на протяжении года будет заниматься частным образом в Фигерасе и вернется в Академию весной 1926 года для сдачи экзаменов3.
Обстоятельства сложились так, что Дали не стал отбывать воинскую повинность той осенью, как планировалось. Но тем не менее и не поехал сдавать сессию. Освободившись от Академии, он целиком посвятил себя подготовке выставки в галерее Далмау. В этом его поддерживали письмами парижские друзья: Бунюэль, Хосе Мариа Инохоса и Хуан Висенс, который с женой Марией Луизой Гонсалес готовился к открытию магазина испанской книги во французской столице4.
Выставка в галерее Далмау проходила с 14 по 27 ноября без участия самого Дали. Были выставлены двадцать две работы (семнадцать картин и пять рисунков), одна работа — 1917, три — 1924 и восемнадцать -1925 года. Очевидно, молодой художник действительно отдал все силы этой выставке, но сам остался в Фигерасе и продолжал работать в мастерской. Анна Мария Дали, запечатленная на восьми портретах, оказалась главным объектом выставки, а встречал посетителей грузный дон Сальвадор. В изящном каталоге можно было обнаружить три цитаты Энгра, увлекшего Дали с детства, когда он изучал альбомы издательства "Гованс и Грэй"5. Обращение к Энгру, точнее, к его книге "Мысли" — настольной книге Дали6 — позволяло оценить роль Энгра как вдохновителя творчества молодого испанского художника. Первой цитатой, выбранной, по-видимому, для подтверждения влияния на Дали Пикассо, Моранди и самого Энгра, была фраза: "Тот, кто намерен творить, основываясь только на собственном внутреннем мире, вскоре опустится до самых жалких имитаций своих же картин". Вторая фраза, видимо, отдавала дань первому учителю Дали в Коллеже Христианских Братьев, настаивавшему на том, чтобы его ученики "не выходили за линию": "Рисунок — это честность в искусстве". Третья могла относиться к портретам Анны Марии и была столь же категорична: "Красота формы выражается в прямых плоскостях и кривых линиях. Те формы красивы, которые обладают устойчивостью и полнотой, в них даже мелкая деталь не противоречит основному объему"7.
Дали поспешил сообщить Лорке о блестящем успехе выставки, отмеченном критиками и покупателями, но послал ему только неблагоприятный отзыв и добавил, что остальные столь хвалебны, что не представляют интереса8. Особое внимание зрителей привлекли картины "Бутылка рома с сифоном" (вскоре подаренная Лорке), прекрасная "Венера и моряк" и "Женщина у окна", на которой Анна Мария, стоя спиной к зрителю, созерцает бухту Кадакеса из окна семейного дома в Эс Льяне. Здесь еще нет ни малейшего намека на сюрреализм9.
В "Тайной жизни" и более поздних автобиографических текстах Дали утверждает, что Пикассо, посетив выставку и увидев эту картину, расхваливал ее потом в Париже10. Но нет доказательств, что Пикассо действительно был на выставке или хотя бы в городе в то время. Более того, трудно поверить, что Дали, если бы Пикассо в его отсутствие посетил выставку, не захотел бы с ним встретиться. Постоянно возвращаясь к этому эпизоду, Дали, как обычно, был озабочен саморекламой.
Поток хлынувших после выставки рецензий навел отца Дали на мысль собирать и подшивать эти свидетельства растущей популярности сына в альбом таким образом, чтобы потомки смогли проследить весь путь его развития. В последний день 1925 года Дали Куси написал тщательно продуманное вступление к своему будущему "альбому". Оно во многом приоткрывает сильные и слабые стороны характера нотариуса и свидетельствует о трудности задачи, поставленной им перед сыном:
После двадцати одного года забот, тревог и великих усилий я понял наконец, что мой сын готов встретить трудности жизни лицом к лицу и обеспечить себя. Он был вынужден постоянно идти на определенные уступки, и в некоторые моменты эти уступки и компромиссы практически полностью сметали те планы и надежды, которые он лелеял. Мы, его родители, никогда не желали, чтобы он посвятил себя искусству, к которому проявлял огромные способности с раннего детства.
Я продолжаю верить в то, что искусство не может быть средством заработка, а только — развлечением души, которому можно посвящать минуты досуга, если жизнь предоставляет их. Более того, мы, его родители, всегда были уверены в том, что ему будет трудно достичь высот искусства, на что способны только настоящие герои, преодолевающие любые препятствия. Мы познали горечь, унижение и отчаяние поражений, и именно поэтому мы стремились дать нашему сыну общественное, научное и даже литературное образование. К моменту окончания им школы мы уже поняли всю тщетность попыток дать нашему сыну какую-либо другую профессию, кроме как художника — единственную, к которой он с самого начала чувствовал призвание. Я не считал возможным противостоять подобному решительному выбору, учитывая "умственную леность" моего мальчика в других сферах деятельности.
Когда момент этот был достигнут, я предложил своему сыну компромисс: он должен поступить в Академию Сан-Фернандо и пройти курс, необходимый для получения звания преподавателя живописи. Это позволило бы ему получить должность, обеспечив себя, таким образом, необходимым доходом и возможностью посвятить себя искусству. Следуя этому пути, он никогда не будет испытывать нужды, что позволит ему реализовывать свое художественное дарование. С другой стороны, у него оставалась бы возможность заниматься любимым делом без финансовых затруднений, привносящих столько горечи в жизнь несостоявшегося человека.
И вот чего мы достигли! Я сдержал слово, обеспечив сына всем необходимым для завершения образования. Усилие, которое требовалось от меня, было значительным, если учесть, что я вынужден неукоснительно исполнять обязанности своей профессии нотариуса, дающей мне, подобно другим нотариальным служащим Фигераса, средний доход. Сейчас мой сын продолжает образование в Академии, несмотря на препятствия, в которых я склонен больше обвинять отвратительную организацию учебных заведений в нашей стране, нежели моего сына. Официально он учится хорошо. За два года обучения он дважды занимал первые места: выиграл конкурс по истории искусств и по мастерству живописи. Я сказал "официально", однако мальчик может достичь гораздо большего; страсть, которую он испытывает к живописи, отвлекает его от основных занятий. Почти все время он отдает своей работе, посылая после тщательного отбора картины на выставки. Достигнутый им успех превзошел все мои ожидания. Но, как я уже упоминал, мне бы хотелось, чтобы подобный успех пришел позже, после окончания учебы и получения сыном звания преподавателя. Только тогда не возникла бы опасность, что мой сын не сдержит своего обещания.
Однако я бы солгал, если бы не признался, что сегодняшний успех моего мальчика доставляет мне огромное удовольствие, и даже если мой сын не станет преподавателем, я сказал бы, что творческий путь, которым он следует, — не ошибка. Любое другое дело кончилось бы неудачей, поскольку мой сын одарен исключительно в живописи, и только в живописи.
Этот альбом включает рецензии на произведения сына и другие документы, относящиеся к событиям, происходящим в Академии, и ко времени, проведенному в тюрьме. Они могут представлять интерес для тех, кто захочет увидеть в моем сыне гражданина и человека. Я собираю и буду собирать все, что касается его — хорошее или плохое, все, что будет попадаться мне на глаза. Пусть тот, кто наберется терпения и прочитает все это, составит беспристрастное суждение о моем сыне, как о художнике и гражданине11.
Предпочтение, отдаваемое Сальвадором Дали Куси академическим успехам сына, и его сдержанное отношение к столь ранней славе могут показаться вполне обоснованными. Однако жизнь вскоре внесла свои коррективы в его планы и размышления.
Примечания
1. SDFGL, p. 16.
2. Alberti, La arboleda perdida, p. 176.
3. Письмо Сальвадора Дали Куси Мануэлю Менендесу, секретарю Художественного факультета Академии (11 сентября 1925 г.), хранится в деле Дали на Факультете изящных искусств Мадридского университета (Universidad Complutense).
4. SDFGL, p. 19.
5. UG, p. 56; каталог воспроизведен: SDFGL, p. 122.
6. UG, p. 56.
7. "Celui qui ne voudra mettre a contribution aucun autre esprit que le sien meme se trouvera bientot reduit a la plus miserable de toutes les imitations, e'est-a-dire a celle de ses propres ouvrages"; "Le dessin est la probite de Part"; "Les belles formes, ce sont des plans droits avec des rondeurs. Les belles formes sont celles qui ont de la fermete et de la plenitude, oil les details ne compromettent pas l'aspect des grandes masses".
8. SDFGL, pp. 24, 122, Note 2 to letter IX.
9. См. выдержки из некоторых отзывов в AMD, pp. 117-120.
10. SL, p. 205.
11. Ibid., pp. 154-156.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
