"Это" и "они"
В "Тайной жизни" Дали исключительно остроумен по поводу "этого", которое стало заботить его во время учебы в старших классах. "Это" было мастурбацией:
В конце концов, "это" случилось в школьном туалете, как записано в юношеских дневниках. К 1920 году мастурбация стала необходимой привычкой, которой Дали предавался с вдохновением. Вот запись от 17 января 1920 года: "После полудня я боролся между своими желаниями и своей решимостью. Желания победили, я был угнетен и подавлен. Я принял твердое решение"2. В мае он пишет: "Я был сексуально возбужден и вновь пережил огромное удовольствие. После "этого" я почувствовал себя подавленным, я был сам себе отвратителен. Как обычно, я решил больше не делать "этого", но на этот раз — действительно серьезно. Я верю, что из-за этого я теряю кровь. Это точно не то, что мне нужно"3.
Что имел в виду Дали или о чем он думал, говоря "я теряю кровь"? Возможно, что постепенно он пришел к мысли, что постоянная мастурбация, так же как и последующее отвращение, может стать причиной слабости, импотенции, гомосексуализма и даже сумасшествия. Такая точка зрения была общепринятой в медицине уже в XIX веке (Вильям Актон, Крафт-Эбинг) и перешла в двадцатый, что с едким сарказмом дал понять Алекс Комфорт в своих "Творцах забот"4. Но как бы Дали ни презирал себя за эту привычку, он так никогда и не сумел избавиться от нее. По его собственному признанию и по свидетельству многих знавших его, мастурбация оставалась фактически единственным способом достичь оргазма на протяжении всей его жизни. Он, правда, не видел в этом трагедии и остался единственным в истории искусства художником, сделавшим мастурбацию одной из важнейших тем творчества. Он также является единственным испанским автобиографом, открыто признавшим, что в его жизни главенствовала мастурбация. Невероятный факт для страны, где до недавнего времени существовал культ мужественности.
Позже Дали отмечал, что его онанистические фантазии обычно возникали при виде колоколен. Эту причинную связь он уяснил для себя в отрочестве, занимаясь мастурбацией на верхней террасе дома в Фигерасе и глядя на освещенную лучами заходящего солнца колокольню церкви Сант-Пере, в которой был крещен. Позже Дали открыл, что эта башня очень похожа на церковь Сант-Нарсис в Жероне, а также на церковь в Делфте, изображенную на картине любимого им Вермера (предположительно, на картине "Вид Делфта", включенной в соответствующий альбом издательства "Гованс и Грэй")5. "Он был помешан на башнях, — вспоминает Нанита Калашникофф, одна из ближайших его подруг. — В воображении он любил располагать в ряд, бок о бок, три колокольни, когда все эти элементы совпадали в реальном городском пейзаже — он эякулировал". Башни с их эротическим подтекстом часто появляются в работах Дали сюрреалистического периода6.
В то время Дали читал иностранные романы, настоятельно рекомендуя Хайме Миравитлесу Анатоля Франса и "русских", наравне с обожаемым Пио Барохой7. Он был глубоко захвачен французской эротической литературой (надо сказать, превосходившей испанские образцы этого "жанра"). В декабре 1919 года он записал в дневнике, что только что прочитал повесть Альфреда де Мюссе "Гамиани": "Эта чувственная повесть более, чем что-либо другое, пробудила во мне отвращение к вульгарным и тупым переживаниям, столь пронзительно и натурально описанным французским эротическим автором"8.
Сексуальная озабоченность Дали становится очевидной из его замечаний в дневниках и опубликованных мемуарах. В "Неисповедимой исповеди" он описывает свои затруднения следующим образом:
Помимо этого, продолжительное время я переживал настоящее горе: мне казалось, что я — импотент. Обнаженный, сравнивая себя со своими одноклассниками, я обнаружил, что мой пенис мал, жалок и мягок. Я вспоминал порнографический роман, в котором Дон Хуан проникал в женские гениталии со свирепым весельем, приговаривая, что ему нравится слушать, как женщины скрипят словно арбузы. Я убеждался, что никогда не смогу заставить женщину скрипеть как арбуз. И это чувство бессилия выедало меня изнутри. Я пытался скрыть свою ненормальность, но часто становился жертвой неконтролируемых приступов истерического смеха, которые становились неким подтверждением нарушений, основательно изматывающих меня9.
Переживания Дали по поводу размера собственного пениса не были преувеличением и, по свидетельству одного из друзей, продолжались на протяжении всей жизни10. Что касается описаний, как он пытался "скрыть ненормальность", то они читаются как история болезни. "Восприятие человеком своего тела или образа тела замешено на чувстве стыда, — пишет Элен Меррелл Линд в своей книге "Стыд и поиски целостности". — Отдельные части человеческого тела неизменчивы и не подвластны контролю; они уникальным образом складываются во что-то определенное. Нечаянное выставление их... отсутствие контроля над ними... или осознание того, что другие могут видеть твое тело не так, как ты, — все это может стать причиной стыда, глубоко связанного с чувствительными струнами человека, с ощущением его целостности". Линд, должно быть, имела в виду Дали, когда писала эти строки11.
Дали однажды заметил, что автором книги о неистовом Дон Хуане был Эль Кабальеро Аудаз (псевдоним Хосе Мариа Карретеро), известный писатель полупорнографических романов, и добавил, что большим облегчением для него было узнать, что описанная сцена является актом содомии. Дали сделал еще одно признание о своей сексуальности: "Это оказалось гораздо более легким, хотя все равно эрекция должна была быть очень сильной и продолжительной, чтобы проникнуть внутрь. Моей же проблемой всегда была преждевременная эякуляция. Настолько преждевременная, что иногда мне просто хватало взгляда, чтобы испытать оргазм"12.
Как Сальвадору Дали Куси удалось внушить сыну страх перед венерическими заболеваниями? Дали рассказывал позже, как его отец, решив, что сыну настало время узнать правду жизни, оставил на крышке пианино иллюстрированный медицинский справочник. Фотографические иллюстрации представляли "ужасные последствия" венерических болезней. По словам художника, отец утверждал, что подобные книги должны быть настольными в каждой добропорядочной семье в назидание молодым. Кажется неправдоподобным, что Дали Куси мог избрать столь неумелый и бестактный путь для предупреждения своего сына от ошибок. Но, может статься, так это и было. Возможно также, что эпизод с книгой — одно из "воспоминаний о том, чего не было"13.
Вернемся, однако, к дневникам, из которых следует, что к этому времени Дали сильно увлекся девушками. Первой на этих страницах появляется некая Эстелла ("красавица Эстелла"), с которой Дали познакомился в Муниципальной школе рисования. В этой истории были любовные взгляды и перемигивания, традиционное любовное стихотворение, сочиненное Дали, короткие, случайные встречи на бульваре под неусыпным оком матери девочки и неизбежная ревность при виде Эстеллы в обществе офицера из Барселоны14.
Вскоре после этого Дали сконцентрировал свое внимание на другой девочке — Карме Роже Пумероле, отец которой был владельцем популярного кафе "Эмпорион", процветающего и поныне. Карме была на два года старше Сальвадора и училась в частном католическом коллеже, расположенном за углом от Пласа де ла Пальмера, который Дали видел с балкона своего дома. Она сказала Сальвадору, что помнит его мальчиком, играющим с Анной Марией на пляже в Эс Льяне, — еще одно звено, соединившее их15. Карме, высокая, симпатичная, стройная блондинка с большими глазами, хорошо плавала и также посещала вечерние классы Муниципальной школы рисования16.
У Карме была близкая и пользующаяся ее доверием подруга, Мария Долорс Карре, которую все звали просто Лола. Она училась в одном классе с Дали. Вскоре Сальвадор вместе с двумя товарищами (их прозвища Сала и Пейкс) и, конечно же, Рамоном Рейгом стали часто встречаться с девушками. У Марии Долорс был комплекс по поводу ее большого носа ("Нос Лолиты возвращается из Барселоны сегодня, а сама она будет завтра", — шутили приятели за ее спиной), но это не мешало ей быть всегда веселой. Компания выезжала на загородные прогулки, часто ходила в кино (полутемный зал очень способствовал любовным шашням17), проводила часы в бесконечной болтовне и конных прогулках, обменивалась посланиями и записочками. Каждому придумали клички: "Графиня", "Маркиза", "Барон"; завели визитные карточки, играли в богатых и однажды даже объявили, что собираются в путешествие по Италии. Что касается Рейга, то он был бы не прочь сесть на корабль до Венеции прямо на "озере" Вилабертрана. Дали мыслил более реалистично и предложил воспользоваться одной из маленьких шхун, которые в те дни совершали регулярные рейсы между Кадакесом и Италией, и отправиться в Рим, что было бы чудесно! Читать в дороге они будут Рубена Дарио. Дали кратко изложил свои фантазии на бумаге, сопроводив рисунками о воображаемой поездке в Вашингтон для получения наследства богатого дядюшки: толпа возбужденных поклонников и американские миллионеры приветствуют Барона Восьми Сломанных Свечей, а затем дают в его честь большой прием в замке Принцессы Рагадоры18.
В соответствии со строгими взглядами того времени, Карме Роже не должна была получать письма по почте от поклонника, даже если это был сын местного нотариуса, и Марии Долорс Карре пришлось стать тайным почтальоном. Постепенно дружба окрепла, и к маю 1920 года Карме была уже влюблена в Сальвадора и горда его растущей известностью. Дали, однако, больше имитировал нежные чувства, исследуя каждый жест и настроение Карме (как и свои собственные). Он описывал развитие этого любовного романа в своем дневнике с бесстыдной откровенностью. В середине мая 1920 года под заголовком "Как все становится ложью и обманом" он пишет: "Я осознал, насколько я циничен. Я не влюблен в Карме, но, тем не менее, притворяюсь, что влюблен, и сказал об этом Сале"19. При встречах он "с восторгом симулирует" нежные чувства. Однажды вечером они долго гуляли в сумерках. "Я наблюдал закат в глазах Карме, в них стояли слезы от полноты чувств", — бегло отмечает он в дневнике20.
Уехав в Барселону к дядюшкам, Дали регулярно писал Карме (письма передавала ее подруга Лола Карре). Иногда он писал обеим. Часто, как он сам признается в дневниках, эти письма были до нелепости неискренними и непомерно напыщенными. Первого июня 1920 года он написал письмо-розыгрыш как бы из Барселоны:
Пользуюсь возможностью, чтобы попросить у вас прощения, ведь я не попрощался с вами — это было невозможно.
И вот я уже далеко от вас... И уже тоскую по сумеркам, наполненным поэзией... Вверх по Пассэг Ну... красные лучи заката расцвечивают облака чудесными красками, в небе постепенно проявляются созвездия [sic!] и начинают мерцать... здесь, под навесом из листьев стояли мы, пока не стемнело... в камышах квакали лягушки, пел сверчок... В твоих глазах отражались звезды...
В неясном свете сумерек я мечтал о невозможном!
Пожалуйста, не смейся над этим... Здесь, в Барселоне, в атмосфере сплошной прозы, я люблю вспоминать о тебе, память о тебе — поэзия...21
В сентябре того же года девочки получили письмо, написанное таким же стилем. Сальвадор извинялся за то, что прервал их беседу на бульваре, и, как обычно, сетовал на невозможность встретить настоящую любовь:
И листья начинают падать... и жизнь — грустна, когда живешь без веры, без надежды, любя безответно, в молчании...22
В разгар этих любовных игр Дали получил первый приз в Муниципальной школе рисования. Краткий отчет о церемонии награждения читаем в его дневнике:
"Здесь!" И, открывая свой путь, я поднялся на сцену. Мэр торжественно произнес: "Я с великим удовольствием вручаю тебе первый приз. Это большой успех, во-первых, всего семейства Дали, а во-вторых, школы, о которой будут говорить, что из нее вышел великий художник".
"Большое спасибо".
Я взял награду, первый приз, сдерживая желание расхохотаться им в лицо, потому что все это казалось мне очень смешным. И потом — быстрей на бульвар и домой. Там меня встретила, самодовольно улыбаясь, семья — ведь дитя, по словам самого мэра, добилось успеха!23
Карме Роже также присутствовала на церемонии, что отмечено в тех же записях, и гордилась Сальвадором. Дали требовал от нее ответа на вопрос, почему она любит его, и 28 декабря 1920 года она ответила:
Твое длинное письмо сделало меня самой счастливой, потому что ты пишешь мне, почему любишь меня, и также многое другое, что я так стремилась услышать. Какой счастливой я была бы рядом с тобой, и никто бы нас не слышал, никто из этого глупого общества, которое следит за нами, подслушивает... и критикует нас; а мы хотим только остаться наедине, чтобы никто не обращал на нас внимания, чтобы о нас позабыли!
Ты просишь меня сказать, за что я люблю тебя, но я не смогу, я еще не знаю сама, почему. Самое главное, что я люблю тебя очень сильно, гораздо сильнее, чем кого бы то ни было! У нас общие идеалы; ты думаешь так же, как я; ты хочешь быть непохожим на других точно так же, как я.
Я не знаю, как убедить тебя в моей любви. Возможно, когда-нибудь я сумею передать словами мои чувства; мое бедное сердце окольцовано любовью к тебе, оно бьется как сумасшедшее, когда я смотрю на тебя.
Как счастлива я была бы рядом с тобой, в красивом домике, только где никого нет, кроме нас, в нашем уютном гнездышке, на морском берегу; ты рисуешь, а я сижу на полу возле тебя, наблюдая создание шедевра, который принесет тебе всемирную славу. Я — твоя Карме — жажду, чтобы ты стал художником, не из-за тщеславия быть возлюбленной художника, а ради осуществления всех твоих художественных планов. Но, если честно, чем меньше тебе повезет, тем больше будет у меня шансов удержать тебя, потому что, став великим художником, ты скорее всего забудешь человека, который будет любить тебя вечно и очень любит тебя сейчас.
Я знаю, тебе не понравятся мои слова, но не сердись, они вырвались непреднамеренно...
Когда я стану взрослее, я буду любить тебя так же сильно, как и теперь. Ты ведь ждешь моих признаний в вечной любви, разве не так? И если другие юноши будут молить меня о любви, я скажу, что не верю в любовь, я буду смеяться над ними, а сама буду жить любовью, которой для меня станешь ты. Пожалуйста, не ревнуй, увидев меня с кем-либо из них, ведь даже во время разговоров с ними мои мысли и мое сердце с тобой. Я всегда молилась Пресвятой Деве, чтобы ты полюбил меня, и мои молитвы были услышаны.
Напиши мне длинное письмо, а когда мы в разлуке, почаще думай обо мне; рисуй и учись, иногда отдыхай, откладывай в сторону кисти или книгу и думай о своей возлюбленной, которая всегда помнит своего Сальвадора, засыпает и просыпается с мыслью о нем. Прими этот поцелуй от твоей далекой Карме.
Извини за почерк. Я пишу очень быстро. Постарайся быть со мной в субботу и воскресенье. Скучаю по тебе безмерно и чувствую, что умираю от тоски24.
"Никто не может забыть первой любви", — сказала Карме Роже в 1993 году, незадолго до своей смерти, настаивая, что и для Сальвадора все было в первый раз:
Версия этой связи, описанная в "Тайной жизни", где Карме, не названная по имени, представлена как подруга героя романа длиною в пять лет, дает основание думать, что, действительно, у них не было сексуальных отношений (пока секс был сведен только до "этого"). Дали рисует себя ненасытным садистом, мучающим свою подругу холодностью и отказами, наслаждающимся ее жалким раболепием: "Я знал, да и она знала, что я ее не люблю. Я знал, что она знает, что ее я не любил, и она знала, что я знаю, что она знает, что я ее не любил. Не любя ее, я не позволял ей вмешиваться в мое хранимое мной одиночество. Я был волен испытывать свои "принципы эмоционального воздействия" на этом очень красивом создании"26.
Отец Карме не очень-то жаловал художника, и до сих пор в Фигерасе живы люди, которые помнят, как он на бульваре дал дочери пощечину за то, что она связалась с человеком сомнительной репутации. Позже и сама Карме пришла к мнению, что Сальвадор не ее идеал мужчины. В 1922 году он переехал в Мадрид, и Карме порвала отношения с ним. "Он думал, я буду писать ему каждый день, но это было невозможно. Я ответила ему, что так не может продолжаться", и вскоре она нашла другого кавалера — красивого коммерсанта по имени Прат, хорошего футболиста, которого Дали презирал, о чем не преминул заявить своей подруге. Характерно, что, потеряв девушку, которую он даже не любил, Дали впал в буйную ревность, повсюду следовал за парочкой и шпионил за ними. В конце концов Карме Роже в 1928 году вышла замуж за своего коммерсанта27.
Примечания
1. Ibid., p. 125.
2. Dali, Un diari: 1919-1920, p. 66.
3. Ibid., p. 98; SL, p. 139.
4. О воззрениях англичан на мастурбацию в XIX в. см.: Acton, The Functions and Disorders of the Reproductive Organs) (см.: "Библиография", разд. 6); о представлении непосредственной связи между мастурбацией и гомосексуализмом см.: Jerez Farran, "Garcia Lorka у El paseo de Buster Keaton".
5. Dali and Pauwels, pp. 51-53.
6. Нанита Калашникофф упомянула об этом во время беседы со мной и Антонио Пичотом, глядя на "Девушку из Фигераса" в Театре-Музее Дали (Фигерас, 5 августа 1995 г.). Дали также пишет о колокольнях, см.: Permanyer, "El pincel erotico de Dali", p. 162.
7. Miravitlles, "Notes a l'entorn de l'art d'avanguarda", p. 321.
8. Dali, Un diari: 1919-1920, pp. 48-49.
9. Dali, Comment on devient Dali, p. 89.
10. Из разговора с Карлосом Лозано в Кадакесе 29 июня 1996 г.
11. Lynd, р. 136.
12. Permanyer, "El pincel erotico de Dali", p. 161.
13. Ibid,; Дали рассказывал об этих картинках и о своем ужасе перед женскими гениталиями Луису Ромеро (Dedalico Dali, p. 57).
14. Dali, Un diari: 1919-1920, pp. 26, 28-30, 42, 48, 49, 59, 72-73, 74, 88-89, 92, 93, 99, 124-125, 141-142, 161.
15. Ibid., p. 125.
16. Из интервью с Карме Роже (Фигерас, 23 сентября 1993 г.) и ее племянницей Алисией Виньяс, заведующей Музеем Ампурдана в Фигерасе. Дали, никогда не называвший Карме по имени в этой книге, противоречит сам себе (SL, р. 142), утверждая, что их знакомство произошло на факультативном занятии по философии. Карме утверждает, что никогда не посещала эти занятия и занималась тогда переводом одной испанской книги на французский язык.
17. Dali, Un diari: 1919-1920, p. 144.
18. Ibid., passim. Страница рукописи Дали с фантазиями об Америке датирована 23 января 1920 г. и находится в коллекции Пере Вей (Кадакес).
19. Dali, Un diari: 1919-1920, p. 104.
20. Ibid., pp. 106-108.
21. Это и другое письмо в том же духе, датированное 28 сентября 1920 г., находятся в "Arxiu Historic Comarcal" (Фигерас). Они были впервые опубликованы в испанском переводе Альбертом Арбосом (см.: "Библиография", разд. 6).
22. Письмо было впервые опубликовано в испанском переводе Альбертом Арбосом (р. 46) и также находится в "Arxiu Historic Comarcal" (Фигерас).
23. Dali, Un diari: 1919-1920, pp. 141-142; Анна Мария Дали (Nerves imatges de Salvador Dali, pp. 12-13) со свойственной ей беззаботностью датирует этот эпизод 1917 годом.
24. Впервые письмо было опубликовано в испанском переводе Альбертом Арбосом (р. 46). Я благодарен дону Эдуарду Форнесу за предоставленную копию каталонского оригинала.
25. Из разговора с Карме Роже в Фигерасе 23 сентября 1993 г.
26. SL, р. 145.
27. Из разговора с Карме Роже в Фигерасе 23 сентября 1993 г.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
