Природа и искусство

Глубоко презирая мещанство и отождествляя себя с пролетариатом, Дали вместе с тем так глубоко чувствовал природу, что мог считать себя пантеистом. Его описания равнины Ампурдана, окруженной морем, отличаются исключительной чувственностью, особенно в часы заката. Эту способность к сопереживанию состояний природы он стремится передать в картинах, о чем сообщает в одной из своих дневниковых записей. Пугавшие его экзамены успешно сданы (это был май 1920 года), он охвачен желанием творить. К тому же впереди долгожданная поездка в Кадакес на каникулы:

Утром, едва встав, я открыл комод и осторожно выдвинул ящики, в которых лежали тюбики с красками. Чистые и блестящие, они представляют для меня целый мир честолюбивых устремлений; я смотрю на них и глажу дрожащими пальцами так, как в моем представлении могут трогать друг друга влюбленные. Мои мысли унеслись далеко вперед. Краски, казалось, излучали будущее, полное счастья и надежд. Я давно жил ожиданием того радостного дня, когда после целого года жестких ограничений и всеобщей лжи я смогу начать самостоятельную работу, священную работу творца. Чистые краски выдавливаются из тюбиков на палитру, а кисти с любовью подхватывают их. Я творю! Страдания творчества... Я в экстазе, я будто потерялся в мистерии света и цвета, в мистерии жизни. Моя душа сливается в одно целое с Природой... Всегда искать, всегда идти дальше... Больше света, больше голубого... больше солнца... раствориться в Природе, стать ее покорным учеником... О, я просто сходил с ума! Каким счастливым будет гот день, когда я смогу воплотить все, что мне представилось, почувствовалось, помыслилось за целый год раздумий и видений, за целый год вынужденного подавления творческих порывов!¹

Одновременно с ведением дневников и занятиями живописью Дали работал над романом "Летние полдни", из которого известны только двадцать страниц. Главный герой романа (который упоминался в рассказе о жизни двенадцатилетнего Дали в Эль Моли де ла Торре), молодой художник Луис представляет собой точную копию Дали времен его юношеских дневников:

Страстный темперамент Луиса заставлял его творить сердцем, а не умом. Ослепленный величием Природы, он проводил многие часы в поисках нужного цвета, пробуя то одну краску, то другую. Луис вкладывал в эти усилия все чувства, всю свою душу. Он наслаждался страданиями творчества.

Он упивался ими... Он делал все возможное, чтобы выразить движение сердца, передать нашептывания Природы и слова, которые говорила ему пронизанная солнцем великолепная вишня. С неутоленной жаждой искусства, опьяненный красотой, он смотрел чистыми глазами на улыбающуюся Природу, наполненную солнцем и радостью, и впадал в недолгий экстаз².

В "Летних полднях" описана любовь Дали к маленькой деревушке Вилабертран недалеко от Фигераса, где он часто гулял в детстве вместе с родителями и где семья Рамона Рейга, его близкого друга по Муниципальной школе рисования, унаследовала очаровательный дом. В романе местечко появляется под именем Орта Фреска — намек на многочисленные сады, которыми были знамениты деревня и окружающая ее местность. Романтичное "озеро" Вилабертрана с лодками было идеальным местечком для пикников. Отражение на водной глади романской колокольни, упоминаемой в первом опубликованном стихотворении Дали "Когда звуки падают тихо", без сомнения, навеяно образом этого земного рая, а его зримые воплощения мы находим в картинах "Колокольня Вилабертрана" (1918-1919) и "Озеро Вилабертрана" (1920). Как и Дали, Рамон Рейг любил рисовать это озеро и окрестности ³. В 1919 году их учитель Хуан Нуньес также изобразил это место с лодкой на переднем плане, правда, не столь удачно, как Дали⁴.

Несколько лет спустя Дали сделал деревню местом действия одной из сцен задуманного фильма "Телега, полная плоти". Он даже пытался купить "озеро" и его окрестности, но безуспешно; а в 1973 году, приехав в Вилабертран вместе с Амандой Лир, рассказал ей о намерении точно воспроизвести этот пруд возле своего дома в Порт-Льигате. Меланхолия, вызываемая созерцанием этого места, добавил он, напоминает ему холст Модеста Ургеля "Тот же, что и всегда"⁵. Название этой картины объяснялось неодолимой страстью Ургеля к праху, кладбищам и развалинам — тема, столь дорогая сердцу юного Дали и повлиявшая на становление его характера.

Дневники 1919-1920 годов показывают, что юный Дали не был равнодушен к музыке и получал огромное наслаждение от частых концертов в Фигерасе. Особенно он восхищался Моцартом⁶. В Фигерасе он любил также посещать сарсуэлы, комические испанские оперы, представляемые ведущими гастролирующими труппами на сцене театра Принсипаль⁷.

В середине апреля 1920 года, когда учебный год подходил к концу, дон Сальвадор Дали, в присущей ему властной манере, объявил, что после получения степени бакалавра Дали поступит в Королевскую Академию в Мадриде. Дневники донесли до нас реакцию Дали, его уверенность, что это было важнейшим решением, определившим его будущее. Дали поклялся себе, что в Мадриде будет работать "как сумасшедший" все три года и выиграет конкурс, что позволит ему продолжить обучение в Риме в течение еще четырех лет, откуда он с триумфом вернется в Испанию: "Я буду гением, и мир будет преклоняться предо мной. Может статься, я буду не понят и презираем, но я стану гением, великим гением, я уверен в этом"⁸. Поразительно, что в возрасте шестнадцати лет, за два года до переезда в Мадрид, Дали выработал план на следующее десятилетие с предельной точностью и уверенностью.

Из других отрывков его дневников явствует, что к 1920 году Дали научился четко рассчитывать каждый свой жест и каждое слово для создания максимального эффекта на публике; это также относилось к его одежде и прическе, внимание к которым порождало беспрестанные муки. В шестнадцать лет Дали стал денди, которым и остался до конца жизни ("То, как вы одеваетесь, жизненно важно для успеха, — пишет он в 1952 году. — Я редко опускался до уровня стандартной одежды. Я всегда носил униформу Дали"⁹). В подражание автопортрету обожаемого им Рафаэля (воспроизведенному в соответствующем альбоме издательства "Гованс и Грэй") он отрастил длинные волосы, как у девушки, дополнив их пышными бачками. Дали стал носить черную широкополую шляпу, на шее — широкий развевающийся платок и взял за обыкновение носить пальто, просто накинув его на плечи¹⁰. "Насколько было возможно, — вспоминает он в "Тайной жизни", — я пытался выглядеть "необыкновенно", завершая шедевр своей головой"¹¹.

К счастью для Дали, его голова была действительно необыкновенна. Кожа будущего гения была бронзовой, волосы прямыми, иссиня-черными, красивая линия носа и голубые глаза довершали картину; его портили только маленькие оттопыренные уши, для прикрытия которых он, видимо, и отпустил волосы. Будучи ростом пять футов семь дюймов (170 см), Дали был выше среднего испанца того времени¹² и почти атлетического телосложения. Его дневники свидетельствуют, что ни он, ни девушки не сомневались в его поразительной красоте (девушки всегда строили ему глазки). Осознание своей привлекательности должно было в некоторой степени компенсировать его "привычную застенчивость"¹³.

Примечания

1. Dali, Un diari: 1919-1920, p. 105.

2. Dali, Tardes d'estiu, p. 23.

3. Jimenez and Playa Maset, "Dali vist des de l'Emporda — X. L'amistat amb Ramon Reig", Нота Nova, Figueres, supplement to No. 361, May 1984, p. 39.

4. Картину Нуньеса см. в каталоге Juan Fernandes Nunez (см.: "Библиография", разд. 3), No. 50. "Колокольня Вилабертрана" воспроизведена в кн.: Descharnes and Neret, Salvador Dali, I, p. 22; "Озеро Вилабертрана" — в DOH, p. 22.

5. Lear, L'Amant-Dali, p. 222.

6. Dali, Un diari: 1919-1920, pp. 127-128.

7. Teixidor Elies, pp. 34-36.

8. Dali, Un diari: 1919-1920, p. 85.

9. Dali Diario de un genio, p. 57.

10. Dali, Un diari: 1919-1920, pp. 135, 154, 172.

11. SL, p. 124.

12. Josep Clara, p. 53.

13. SL, p. 122.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница