Бунтовщик
Анна Мария Дали вспоминает, как в годы ученья Сальвадора, когда семья собиралась за обеденным столом, ее отец и брат вели нескончаемые споры между собой и женская половина семьи слушала их с благоговением, не осмеливаясь вмешаться. Иногда дебаты были столь жаркими, что дон Сальвадор даже забывал о своей ежевечерней прогулке через улицу в клуб "Спорт", где его неизменно поджидала компания закадычных друзей1. Отец Дали был библиофилом и владел "многотомной библиотекой". Дали с раннего детства увлекался книгами, и не только потому, что среди них были переплетенные тома одного из известнейших испанских иллюстрированных журналов конца XIX века "La Ilustracion Catalana", страницы которого зачаровывали мальчика2. Позже Дали перерыл философскую и политическую часть библиотеки — книги, помогавшие формированию радикальных взглядов нотариуса в годы его молодости. Самое сильное впечатление на Дали произвели своим яростным и хорошо аргументированным антиклерикализмом статьи "Философского словаря" Вольтера3. Книга Ницше "Так говорил Заратустра" также оказала влияние на Дали, укрепив в нем стремление стать Сверхчеловеком в искусстве и одновременно поставив перед ним ряд вопросов, связанных с атеизмом отца:
Дали также с удовольствием погружался в философию Канта, хотя и признавался, что не понял ни слова, и Спинозы, "к чьему стилю мышления [он] испытывал в то время настоящую страсть"5. Без сомнения, прочитанное энергично обсуждалось отцом и сыном. Неуемная настойчивость последнего, желание привести все обсуждаемые вопросы к логическому завершению развили в нем догматическое мышление, ставшее неотъемлемой частью личности Дали.
Дон Сальвадор Дали Куси по-прежнему поддерживал каталонский федерализм, но по мере расширения своей нотариальной практики все больше отстранялся от участия в политической жизни. Свои прежние квазианархистские усилия он переключил на пропаганду эсперанто, которым сильно увлекся после переезда в Фигерас. Радикальные взгляды отца были усвоены сыном, который уже успел стать ревностным сторонником Красной Революции6.
Спустя несколько месяцев после основания "Студиум" Дали начал вести дневник на каталанском языке, который озаглавил "Мои впечатления и интимные воспоминания". Тетради, сохранившиеся до нашего времени, пронумерованы: 2 (10-20 ноября 1919 года), 3 (21 ноября-6 декабря 1919 года), б (7января-1 февраля 1920 года), 9 (11 апреля-5 июня 1920 года), 10 (5 июня-осень 1920 года) и 11 (10 октября-декабрь 1920 года). За исключением тетради под номером 6, которая является собственностью Музея Сальвадора Дали во Флориде, дневники хранятся в Фонде Галы — Сальвадора Дали в Фигерасе вместе с другой рукописью, озаглавленной "Моя жизнь в этом мире" (описание событий 1920 и 1921 годов). Сохранились также тоненькая тетрадь в десять страниц, помеченная октябрем 1921 года, и записи 1922 года — воспоминания Дали о своем детстве и школьных годах. К этому списку можно добавить неполную и неопубликованную рукопись в шестнадцать страниц, озаглавленную "Каракули. Эссе о живописи. Каталог моих картин с заметками", написанную в 1922 году и содержащую неоценимую информацию о становлении Дали как художника7.
Несмотря на отсутствие пяти утерянных тетрадей, дневники представляют собой детальный отчет о жизни Дали в Фигерасе в возрасте пятнадцати-семнадцати лет. Однако остаются неохваченными ежегодные летние каникулы в Кадакесе, поскольку после учебного года, тоскуя по деревне, Дали-писатель брал отпуск, уступая дорогу Дали-художнику, и откладывал дневники в сторону. Живя в Фигерасе и Барселоне, Дали всегда тосковал по Кадакесу, называл его в женском роде "прекрасная Кадакес" и часто видел во сне. Одолевая школьные премудрости, особенно "ненавистную и тупую алгебру", Дали уносился мыслями к блаженным летним дням, проведенным в студии, которую он унаследовал от художника Рамона Пичота8. В одном из писем дяде Ансельмо Доменечу, впоследствии вошедшем в дневник, Дали описывает эти летние сцены 1919 года:
Я все больше и больше осознаю сложность искусства, но одновременно наполняюсь радостью и любовью к нему. Меня по-прежнему восхищают великие французские импрессионисты: Мане, Дега и Ренуар, принципам которых я твердо следую. Моя техника почти полностью изменилась, а цвета стали гораздо чище, чем раньше. Теперь я избегаю темно-синего и темно-красного, которые раньше контрастировали (причем негармонично) с чистотой и яркостью других цветов.
Я также обращаю мало внимания на подготовительный рисунок, без которого почти что научился обходиться. Я стремлюсь к точной передаче цвета и его ощущения. Меня вообще не интересует, выше или ниже один дом другого. Только цвет и линия определяют гармонию.
Я верю, что рисунок в живописи второстепенен и культивируется скорее по привычке, автоматически, и еще потому, что не требует детального изучения и особенных усилий.
С каждым днем я все больше увлекаюсь портретной живописью, хотя с точки зрения техники отношусь к ней так же, как к пейзажу или натюрморту.
Я получил книгу, которую ты мне выслал. Большое спасибо. Она чрезвычайно интересна и очень красиво издана.
Я посылаю тебе наскоро сделанную работу — "Послеполуденное солнце"9.
Это письмо может быть помещено рядом со вступлением Дали к эссе под названием "Каракули", написанному в 1922 году. Оглядываясь на свои творения лета 1919 года, он пишет, что в то время был захвачен "неконтролируемым импрессионизмом". Если в 1918 году ему очень нравились такие художники, как Хосе Монгрель, Эухенио Чичарро и Эдуардо Эрмосо (ныне почти забытые), то теперь первых двух он находит "невыносимыми", а последнего всего лишь "сносным". Он пребывал в полном упоении французским импрессионизмом10.
Молодой Дали, каким он предстает на страницах своего юношеского дневника, тщательно следит за газетами: барселонской "La Publicitat" ("Гласность"), выходящей на каталанском языке, и мадридской "Еl Sol" ("Солнце"), наиболее популярной либеральной газетой Испании, и читает мадридские иллюстрированные еженедельники, такие как "Mundo Grafico" ("Мундо графико") и "Blanco у Negro" ("Черное и белое"). Его внимание поглощено дебатами в центральном Парламенте, перипетиями рабочих волнений в Мадриде, Париже и Барселоне и затяжным локаутом в каталонской столице, голодовкой мэра города Корка, тревожными сигналами, поступающими с немецких территорий, — о повторном вооружении и реваншистских намерениях, поиском друзей Советской России и, кроме всего прочего, наступлением Красной Армии. Дали считает себя коммунистом, полностью отождествляет себя с рабочими, ненавидит капитализм и становится непримиримым врагом существующего в Испании строя, противником цензуры и произвола военщины. Что касается короля Альфонсо XIII, то, по мнению Дали, он интересуется только охотой и регатой11.
Горькое разочарование Дали Испанией, оказавшейся на грани всеобщего презрения, было подогрето пессимистическим романом " Мир таков" Пио Барохи, ведущего представителя так называемого "поколения 1898 года", заклеймившего Испанию в ее позорном противостоянии с Соединенными Штатами в том году, когда она потеряла свои последние американские колонии — Кубу и Пуэрто-Рико, а также Филиппины12. По мнению "поколения 1898 года", Испания переживала спад уверенности в себе и своей самобытности. Кто мы такие? Где мы свернули на неверный путь? Как нам удалось погубить одну из величайших империй, когда-либо существовавших? Сможем ли мы вновь стать сильными и как вообще понимать слово "сила"? В дневниках того периода Дали выражает уверенность, что для страны может быть только одно лекарство: кровавая революция. 12 ноября 1919 года он записал в дневнике, что ждет революцию "с распростертыми объятиями и с криком: "Да здравствует Советская Республика!" И если, для того чтобы достичь подлинной демократии и настоящей народной республики, в первую очередь необходима тирания, то да здравствует тирания!"13 Несколькими днями позже, комментируя скандал в мадридских Кортесах, он восклицает: "Просто хочется швырнуть бомбу в парламент, чтобы уничтожить раз и навсегда этот фарс, эту обильную ложь, это лицемерие!"14 В каталонской столице, охваченной локаутами, напряжение возрастало. В записях от 24 ноября 1919 года отмечено: "В Барселоне прогремел еще один взрыв. Опять терроризм! Тем лучше"15. Молодой Дали уверен, что долгожданная испанская революция вот-вот грянет. Разве не Троцкий, спаситель Революции, сказал, что Испания последует примеру России?16 "Если даже в миролюбивом Фигерасе классовая борьба набирает силу, то можно себе представить, что делается в крупных городах!" — пишет он б декабря 1919 года17.
У нас нет свидетельств того, что юный Дали подумывает о вступлении в Коммунистическую партию Испании, но нет и сомнений в его безусловной готовности отстаивать революционные идеалы публично и выступить, если потребуется, против властей. В ноябре 1919 года ректор института в Фигерасе неожиданно принял решение о раздельном обучении мальчиков и девочек, изолировав последних в библиотеке. Дали заявил протест, убедив девочек вырваться из их заточения, что привело к восстановлению прежнего порядка. Что же побудило ректора думать, будто совместное обучение является аморальным?18
Дали и его друзья употребляли слово putrefactes (что означает "гнилушка", "тухляк") в адрес таких людей, как ректор. Ханжеское обсуждение образа жизни того или иного учителя, например, сразу же получало характеристику "тухлятина". Компания часто проводила время в выявлении подобных фактов на Рамбле, перемежая его дискуссиями о коммунизме. Все были помешаны на этом новом слове19.
Столь же преданным идее революции, как и Дали, был его бывший коллега по "Студиум" Мет Миравитлес, отец которого, Хайме Миравитлес Сутра, участвовал в анархистских беспорядках в Барселоне в 1890-х годах. Седьмого января 1920 года у Дали состоялся разговор со старшим Миравитлесом на кладбище в Фигерасе: "Он побывал в тюрьме Монтьюика. Он дважды участвовал в стычках с полицией, кидая в полицейских бутылки. Такие вещи делают честь человеку (потому что в наши дни любого честного представителя интеллигенции неизбежно бросают в тюрьму), и должен признаться, я был потрясен. Он также рассказал мне о деятельности профсоюзов... Глаза отца Мета пылали ненавистью, когда он говорил о деспотизме буржуазии"20.
Ранняя приверженность Хайме Миравитлеса к марксизму была не только результатом следования примеру отца, но и дружбы с неукротимым коммунистом Марти Вилановой, который также оказал влияние на Дали, хотя записи о нем в дневниках отсутствуют21. Марти принадлежал к группе интеллектуалов старшего поколения, встречавшихся у Хосефа Солера Грау — одного из учителей Дали — на улице Муралья, 4. Среди членов группы были Пелай Мартинес Парисио, который стал одним из самых молодых дипломированных архитекторов Испании, и писатель Антони Папель Гарби. Из бесконечных дискуссий друзей о политике и искусстве родился сатирический журнал, названный "Господин Панкраци" в честь известного местного чудака. Хотя вначале предполагалось, что журнал будет выходить раз в две недели, появилось всего три единичных номера. В наши дни они являются такими раритетами, что, по всей видимости, сохранился только один экземпляр второго номера. Первый номер вышел 15 августа 1919 года, последний — 15 февраля 1920 года.
Вскоре журнал выдохся, Дали снял помещение на улице Муралья, 4, под студию. Стены дома были покрыты непристойными рисунками, да и сам дом находился в плачевном состоянии. Дали очистил помещение и разрисовал стены кувшинами и блюдами и даже исполнил в манере Гойи карикатурный портрет Панкраци. Один из кувшинов, нарисованных Дали, сохранился, а от остальных рисунков остались только фотографии, так как все они были впоследствии уничтожены22.
В то время Дали находился под влиянием поэта и философа с Майорки, Габриэля Аломара (1873-1941), преподававшего в Фигерасе литературу23. Аломар был захватывающей и таинственной личностью. В 1904 году он ввел в употребление термин "футуризм" и этим обеспечил себе надлежащее место в истории литературы и искусства. Термин был вскоре взят на вооружение, переосмыслен и широко распространен Маринетти (без ссылок на Аломара), который назвал футуризмом основанное им направление в искусстве24. В 1906 году Аломар повстречал великого никарагуанца Рубена Дарио (восхваленного, как мы уже знаем, в "Студиум") и пригласил его посетить Майорку. Они стали друзьями, и Аломар послужил прототипом одного из героев неоконченного романа Дарио "Золотой остров", в основу которого легла идиллическая жизнь Жорж Санд и Шопена на Майорке. В романе Аломар представлен под именем Футурист25. Горячо преданный идее Федеральной Республики, Аломар вскоре стал весьма популярным в Фигерасе, что помогло ему вернуться в мадридский Парламент в июне 1919 года26, а его книги и лекции широко обсуждались на страницах газеты "Emporda Federal". Этот замечательный человек, без сомнения, оказал влияние и на Дали, и на Хайме Миравитлеса, когда преподавал им испанский язык. По словам Мета, Аломар первым почувствовал литературное дарование Дали, что, возможно, способствовало его дальнейшему развитию27. У Аломара сложились дружественные отношения с Пепито Пичотом и отцом Дали, и он любил цитировать поговорку, которая была в ходу на Майорке: "Богохульства и ругань — красивейшее обрамление каталанского языка"28. Однако потом Аломар и Сальвадор Дали Куси разошлись. Последний был очень обижен, когда в 1931 году бывший учитель его сына заявил, что Сальвадора считали ослом уже в школе, а теперь, став сюрреалистом, он оказался "стопроцентным ослом"29.
Примечания
1. AMD, p. 65.
2. Lear, L'Amant-Dali, p. 92.
3. SL, p. 140; Dali, "Le Mythe de Guillaume Tell", p. 21.
4. Ibid., p. 22.
5. SL, pp. 140-142.
6. Дали упоминает (в SL), что его отец получил медаль за эсперанто. В 1904 г. Дали Куси опубликовал статью на эту тему в журн.: Espero de katalanujo (Emporda, Figueres, 31 October 1995, p. 44); в небольшой заметке "Фигерас за эсперанто", напечатанной в La Veu de l'Emporda в сентябре 1913 г., сообщалось, что нотариус был убежденным эсперантистом.
7. Дневниковые тетради 2, 3, 9, 10 и 11 были изданы Ф. Фанесом. См.: " Un diari: 1919-1920. Les meves impressions i records intims", Barcelona, Edicion 62, 1994 (далее сокращенно "Un diari: 1919-1920").
8. Dali, Un diari: 1919-1920, p. 135.
9. Ibid., pp. 57-58.
10. Dali, Ninots. Ensatjos sobre pintura, quoted by Anna Maria Dali, Naves imatges de Salvador Dali, pp. 28-29.
11. Dali, Un diari: 1919-1920, passim.
12. Ibid., pp. 97, 104.
13. Ibid., p. 27.
14. Ibid., p. 37.
15. Ibid., p. 38.
16. Ibid., p. 46.
17. Ibid., p. 50.
18. Ibid., pp. 36-38.
19. Ibid., pp. 100, 137-138.
20. Ibid., p. 55.
21. L'hora, Barcelona, No. 38 (25 September 1931), p. 7; Miravitlles, El ritme de la revoluciy, pp. 13-14.
22. Качественные репродукции портрета и керамического кувшина см.: МЕАС, I, р. 27; DOH, р. 26. Хименес и Плайа Масет ("Dali vist des de l'Emporda", VII) утверждают, что сохранилось шесть фотографий фресок, кувшинов и блюд, которыми Дали декорировал это помещение.
23. Emporda Federal, Figueres, 28 September 1912, p. 3; 6 April 1918, p. 3.
24. Giralt-Miracle, p. 45.
25. Oliver Belmas, p. 291; Giralt-Miracle, p. 45; Ghiraldo, pp. 201-205. Лекция Аломара о футуризме в Барселоне (1904 г.) была опубликована в виде брошюры в 1905 г. Обложка воспроизведена в AC. Las vanguardias en Cataluna, p. 44 (см.: "Библиография", разд. 3).
26. Emporda Federal, Fugueres, 7 June 1919.
27. Miravitlles, "Una vida con Dali", p. 5.
28. DG, p. 20; о дружбе Аломара с доном Сальвадором Дали см.: AMD, р. 53.
29. Из разговора с Антонио Пичотом в Кадакесе в 1995 г. Пренебрежительный отзыв Аломара о Дали был напечатан в Mirador (Барселона, 22 мая 1929) и подклеен Сальвадором Дали Куси в его альбом газетных вырезок, ныне хранящийся в Фонде Галы — Сальвадора Дали.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |