На пороге юности
О жизни Сальвадора Дали между 1912 и 1916 годами, проходившей поочередно то в Кадакесе, то в Фигерасе, осталось очень немного документальных свидетельств. Никаких относящихся к делу бумаг в архивах Христианских Братьев не обнаружено. Ни один из его учителей не оставил воспоминаний о будущей мировой знаменитости. Не нашлись и одноклассники Дали, большинство которых были французами. Что касается семейного архива Дали, унаследованного после смерти Анны Марии ее управляющим, то его содержание, за некоторым исключением, до сих пор не обнародовано. Собственноручный отчет Дали в "Тайной жизни" о тех годах настолько хаотичен, неполон и неаккуратен, что становится для биографа совершенно бесполезным. С другой стороны, характеристика, данная Анной Марией своему брату в период, когда ей самой было четыре-восемь лет, явно несвободна от текста "Тайной жизни" с его сомнительными воспоминаниями и пренебрежением к хронологии.
Документы семейства Доменечей большей частью утрачены во время Гражданской войны. Юный Сальвадор чрезвычайно любил своего дядюшку и крестного отца, книготорговца Ансельмо Доменеча, восхищенного зарождающимся талантом своего крестника, всячески воодушевлявшего и наставлявшего его во время встреч в Барселоне. Видимо, ни одно из писем Ансельмо племяннику не дошло до нас; однако сохранилось раннее письмо Сальвадора дяде и его жене, датированное 12 апреля 1915 года. В нем, помимо прочего, говорится о том, что дочь Ансельмо, Кармен, тогда гостила у Дали — еще одно подтверждение дружбы, связывавшей две семьи. Вопреки всем ожиданиям, каллиграфия короткого послания безупречна (чего, правда, нельзя сказать о грамматике), и это заставляет поверить словам Дали о получении им первого приза по данному предмету в коллеже1.
По материнской линии у Дали была еще родственница гораздо старше его, которую он, по всей видимости, очень любил. Каролина Барнадас Феррес, дочь бабушкиной сестры Каролины (Каролинета, как тепло ее называли в семье), умерла от менингита 22 декабря 1914 года в Барселоне в возрасте тридцати четырех лет. Дали в это время было десять. Много позже он рассказывал покровителю Эдварду Джеймсу о злополучной телеграмме "на бумаге голубого цвета": когда нотариус распечатал ее и объявил о смерти Каролинеты, бабушка Мария Анна страшно закричала, а вся семья заплакала. Эта смерть оставила глубокий отпечаток в душе Сальвадора, воссоздавшего нежный, почти прерафаэлитский образ Каролинеты, сидящей на берегу моря в Розесе, в двух картинах и во множестве рисунков2.
Из скудной информации тех ранних лет возникает образ легко внушаемого, мечтательного, исключительно застенчивого и совершенно непрактичного мальчика, которому всякое механическое действие давалось с огромным трудом. В его голове фантазии и реальность смешались самым запутанным образом. Дали вспоминал, что отец часто говорил о его сходстве с "мальчиком из Тонии", фольклорным вялым тупицей из селенья на краю равнины Ампурдана. Создается впечатление, что нотариус оставался для сына скорее устрашающей, хотя и обожаемой личностью, уделявшей ему мало внимания, поскольку весь день нотариус был занят в конторе, а вечерами отправлялся через дорогу в клуб "Спорт"3.
Если Дали восхищался своим сильным и вспыльчивым отцом, то последний не однажды позорил себя в присутствии сына. Как служащий дон Сальвадор не располагал возможностью проводить все лето с семьей в Кадакесе. Он, как правило, воссоединялся с ней по выходным, и дети каждый раз ждали его с нетерпением, и не только потому, что отец обычно привозил подарки. Однажды отец очень уж запоздал, и ожидание достигло предела. Наконец, такси остановилось перед дверью, и семья выскочила встречать главу дома. "Я обосрался", — громко объявил столп фигерасского общества всем и каждому, спешно направляясь к двери дома, но не делая попыток скрыть происшедшее и даже явно радуясь этому, как показалось Сальвадору. Позже Дали вспоминал, что был унижен желанием отца обратить случившееся в "греческую трагедию", когда он мог просто незаметно проскользнуть в дверь. Этот случай, по мнению Дали, произошел, когда ему было десять или двенадцать лет, и "изменил его совершенно", явившись "поворотной точкой" его жизни. Для ребенка, глубоко стыдливого и уже склонного к самооценке, излишний натурализм в поведении отца явился подлинной психической травмой. Инциденту суждено было быть воспроизведенным в "Мрачной игре" Дали (1929)4.
Это был не единственный случай, когда Дали испытал стыд за отца. Один раз, по словам Розы Марии Сальерас, он принародно обругал сына с балкона их дома в Эс Льяне ("прямо как Муссолини, обращающийся к толпе"). Вскоре Роза Мария поняла, что испытывает неприязнь к этому жестокому, властному, непредсказуемому человеку, способному вышвырнуть клиента за дверь. Дали вспоминал, что однажды видел отца в одной пижаме и подштанниках, схватившегося на улице с одним навязчивым клиентом. Когда противники повалились на землю, пенис нотариуса вывалился из штанов "как сосиска". "Когда мой отец гневался, — вспоминает Дали, — весь бульвар замирал; его голос вырывался из глотки как ураган, сметающий все на своем пути"5.
Сальвадору повезло, что его вторым отцом фактически стал Пепито Пичот. Бонвиван, неудавшийся студент-юрист, оказался прекрасным садоводом-любителем и политиком местного масштаба. Он искренне и постоянно занимался мальчиком и был всегда рад отвести того на экскурсию или куда-нибудь еще. Когда французский летчик Анри Тиксье посетил Фигерас летом 1912 года с демонстрацией воздушных трюков, Пепито отвел мальчика, одетого в матроску, налетное поле за городом, где они сфотографировались вместе6. К 1912 году Пичот и Сальвадор стали практически неразлучны, эта дружба еще больше окрепла во время обучения Дали в Коллеже Христианских Братьев.
Однако эти годы уже подходили к своему логическому концу. Коллеж не готовил мальчиков к сдаче государственных экзаменов на степень бакалавра. А без нее нельзя было поступить в университет и получить свободную профессию. Дон Сальвадор Дали Куси, весьма тщеславный во всем, что касалось сына, был непреклонен, он считал, что Сальвадору давно пора начать подготовку к экзаменам (если бы не его безнадежное отставание в математике, он мог бы начать занятия двумя годами раньше7). Лето 1916 года приближалось, и Сальвадор понимал, что вскоре ему придется сдавать вступительные экзамены и начинать занятия в старших классах. Предстоящее расставание с Христианскими Братьями, вероятно, удручало его — именно здесь он был счастлив и предоставлен самому себе.
В июне 1916 года, после своего двенадцатого дня рождения, Сальвадор успешно сдал вступительные экзамены в старшие классы, несмотря на нервный срыв. После чего вместе с Пепито отправился на каникулы8 — ему был необходим отдых.
Примечания
1. SL, p. 66.
2. Свидетельство о смерти датировано 23 декабря 1914 г. (Registre Civil de Barcelona, Llotja district, No 1078). Воспоминания Дали об Эдварде Джеймсе см. в EJF; картины называются: "Явление моей кузины Каролинеты на берегу в Розесе — "Плавно надвигающееся предчувствие" (1933) и "Явление моей кузины Каролинеты на берегу реки в Розесе" (1934).
3. Daudet, р. 30.
4. Из разговора с Нанитой Калашникофф в Марбелье 15 сентября 1995 г. Дали рассказал эту же историю журналисту Льюису Перманье в 1978 г., утверждая, что это случилось в 1929 г., через пять дней после завершения картины "Мрачная игра", что кажется сомнительным. Моя благодарность сеньору Перманье за кассету с записью этого интервью.
5. Из разговора с Розой Марией Сальерас в Кадакесе в 1995 г.; CI, р. 31.
6. О посещении Тиксье см.: Alt Emporda, Figueres, 27 April, 4 and 11 May 1912.
7. Miravitlles, "Dali i Faritmetica", p. 32.
8. Дата вступительного экзамена — 2 июня 1916 г. — приводится в свидетельстве об окончании средней школы в Фигерасе. Дали восстанавливает подробности экзамена в "Песнях моих двенадцати лет" (1922) — неопубликованной рукописи, хранящейся в Фонде Галы — Сальвадора Дали (Фигерас).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
