Похороны
Дали обрядили в простую тунику из бежевого шелка, на которой местные монахини вышили большую корону золотом (напоминание о полученном художником титуле) и букву "Д". Мигель Доменеч отметил, что одеяние Дали не имело никакой особенной символики, Дали и при жизни носил подобную одежду1.
Сообщения о смерти Дали, конечно же, заняли первые страницы международной прессы. Фигерас был до отказа набит журналистами. Испанские власти принимали соболезнования со всех уголков мира. Похоронную часовенку установили в одном из залов Башни Галатеи, доступ к телу открылся в восемь часов утра 25 января. Представителей средств массовой информации допустили за два часа до этого. Над изголовьем открытого гроба вывесили розовато-лиловый штандарт с гербом Фигераса, который обычно носили на религиозных процессиях. Бальзамировщик Нарсис Бардалет был горд своей работой и сообщил репортерам, что он хотел придать лицу художника выражение спящего и что при благоприятных условиях тело может сохраниться на протяжении по меньшей мере двух сотен лет. Дали в гробу, действительно, выглядел хорошо. Кожа лица гладкая, без единой морщинки, 108 выражение безоблачно-спокойное, и кончики его аккуратно расчесанных усов подняты строго вверх. Руки сложены на животе. Правая рука спрятана, и видны только три пальца левой; ногти же были оставлены грязными. Артуро Каминада нашел, что хозяин "очень красивый", но повторял, что тот вряд ли захотел бы быть выставленным на всеобщее обозрение. Каминада пояснял: Дали говорил, что не хочет цветов и фотографов, и, в соответствии с волей покойного, лицо его должно быть закрыто. На следующий день газеты писали, что около пятнадцати тысяч человек пришли попрощаться с самым знаменитым и экстравагантным сыном Фигераса2.
Между тем среди членов управления Фонда назревал конфликт. Заранее договорились, что никого из фотографов не допустят к мертвому телу, до того как оно будет забальзамировано, но поползли слухи, будто Робер Дешарн нарушил это условие и сделал одну эксклюзивную фотографию, которую намеревался продать "Paris-Match". Дешарн отказался отвечать на вопрос, так ли это, двусмысленно добавив: "Разве я не могу сфотографировать своего друга на память?"3 В другом интервью он отрицал, что сделал фотографию. В эти ответственные часы назойливость Дешарна многим действовала на нервы. Он вел себя так, словно был единственным, кто имел право принимать решения. К тому же он был французом, что только накаляло ситуацию. Шовинистическая атмосфера, подогреваемая отрицательной оценкой его деятельности на службе у Дали, заметно сгущалась. Многие придерживались того мнения, что наследникам Дали следует аннулировать контракт с компанией "Demart" на том основании, что его условия не выполняются; Мигель Доменеч сообщил журналистам, что это вполне реально4.
Импровизированная часовенка была закрыта 26 января в три часа пополудни. Артуро Каминада в последний раз взглянул на Дали и, безудержно рыдая, накрыл его лицо кружевом5. Затем привинтили крышку гроба. В 4.35 похоронная процессия во главе с министром культуры Хорхе Семпруном, каталонским премьером Жорди Пухолем и другими политическими деятелями вышла из Башни Галатеи. Несмотря на дождь, площадь перед Театром-Музеем была заполнена народом. Суетились журналисты, мелькали телевизионные камеры. За гробом, который несли на плечах четверо служителей Театра-Музея, одетых в униформу по дизайну художника, шла хрупкая Монтсеррат Дали в мехах. Это был недолгий путь — нужно было всего лишь пересечь площадь до церкви Сант-Пере, в которой художника когда-то крестили.
Никто из Доменечей не был приглашен на похороны, возможно по недосмотру, а может быть, преднамеренно. Но когда они появились возле церкви, их не хотели впускать. Произошла некрасивая сцена, и в конце концов они вошли внутрь. Немедленно после похорон Фелипе Доменеч, двоюродный брат Дали, опубликовал в "La Vanguardia" письмо, полное горькой обиды; до сих пор кровь вскипает в жилах Доменечей, когда они вспоминают о своем унижении на похоронах в Фигерасе и о своих безнадежных, многолетних попытках встретиться с Дали. Они безгранично презирают Робера Дешарна и Мигеля Доменеча, которые откровенно игнорируют их6.
Заупокойную мессу на каталанском языке служил Нарсис Костабелья, он же совершил и обряд отпевания. В конце отходной молитвы прозвучало несколько слов на испанском и французском языках. Если кто-то и ожидал сюрреалистических выходок, то он обманулся в ожиданиях. Это была более чем серьезная ритуальная церемония; в короткой речи священника не содержалось ни малейшего намека на иронию: он говорил о вкладе "нашего брата Сальвадора" в искусство. Антонио Пичот и Жорди Пухоль были единственными, кто во время отпевания не могли сдержать искренних слез. Однако, скрытые в задних рядах толпы и не видимые телевизионным камерам, некоторые близкие и друзья Дали тоже скорбели об усопшем. Из Марбельи приехала Нанита Калашникофф вместе с французским приятелем Дали — Мьеттом и с Карлосом Лозано, который был шокирован огромным наплывом "серой массы", не знавшей художника. Рейнольд и Элеонора Морз, с глубокой печалью провожавшие Дали, чувствовали враждебное отношение со стороны окружения художника. Приехали проститься с Дали Питер и Кэтрин Мур, супруги Альбаретто и Майкл Стаут. Замечено было отсутствие Энрике Сабатера (кто-то повторил слова Стаута, что экс-секретарь слишком труслив, чтобы показываться на людях)7. Также не появились ни Аманда Лир, ни Пьер Аржийе, который был разъярен отказом Робера Дешарна увидеться с ним за несколько часов до похорон и в сердцах уехал в свой загородный замок под Парижем (там, в ночь св. Иоанна, он поставил изумительную сюрреалистическую феерию о жизни и творчестве Дали). Более всего в глаза бросалось то, что не было Анны Марии Дали; сославшись на сломанное бедро, она осталась дома. Анна Мария объявила, что закажет мессу в память о своем брате в Кадакесе, на которую будут приглашены только его истинные друзья.
Следуя воле художника, обошлись без цветов, но на видеозаписи похорон видно, что кто-то, уже после захоронения, украдкой положил на надгробную плиту крошечный букетик. Это были ромашки, которые в изобилии росли на земле Порт-Льигата8.
Спустя несколько дней в своем интервью "La Vanguardia" Энрике Сабатер сказал, что он не приехал на похороны Дали вовсе не из трусости, а из уважения к художнику. Ему не нравилась церемония похорон, организованная Фондом. И, по его мнению, Артуро Каминада был единственным человеком, который отнесся с уважением к последней воле хозяина — лежать в гробу с закрытым лицом. Сабатер намеревался посетить заупокойную мессу Анны Марии Дали в Кадакесе. "Поскольку, — говорил он, — я считаю, что только такая церемония могла бы понравиться сеньору Дали: лишь родственники и друзья безо всех этих зевак, мечтающих увидеть потом себя по телевизору"9.
Сабатер приехал на мессу в Кадакес, как и обещал. Она состоялась 30 января. Он сказал журналистам, что собирается написать книгу о своей работе у Дали. После этого он исчез на целых шесть лет. Что же касается обещанной книги, то если она и написана, об этом никому и ничего неизвестно10.
Пока Дали был жив, средства массовой информации проявляли гораздо больший интерес к его завещанию, нежели к медицинским сводкам о состоянии его здоровья. Согласно испанскому законодательству, завещание почившего может быть обнародовано спустя две недели со дня смерти, но два популярных испанских еженедельника — "Cambio 16" и скандальный "Interviu" — каким-то образом получили доступ к этой закрытой информации. Утренний номер "Cambio 16" в понедельник 30 января вышел с огромным заголовком на первой странице: "ДАЛИ ЛИШАЕТ КАТАЛОНИЮ НАСЛЕДСТВА " . Подробные детали завещания содержались в одной из статей газеты11. Жители Барселоны и Фигераса почувствовали себя уязвленными, тогда как мадридцы преисполнились гордости: столице досталась коллекция первоклассных работ Дали (до этого в Мадриде находилось всего четыре работы художника), причем совершенно бесплатно. Каталония же бурлила. Макс Канер, местный министр культуры, назвал центральное правительство "оккупационными силами", укравшими законную собственность Каталонии, а Жорди Пухоль, каталонский премьер, сказал: "Мы знаем, что нас обманули, но не знаем, кто именно"12.
Каталонцы всегда были хорошими негоциантами, знатоками компромисса. После того как документ был зачитан официально, они организовали специальное расследование — с целью выяснить, что можно предпринять в данной ситуации13. Министр культуры Хорхе Семпрун сделал все возможное для примирения. Тем не менее достигнутое компромиссное соглашение неизбежно утверждало приоритет Мадрида, который получил львиную долю работ, включая и "Великого Мастурбатора". Каталонцы так до конца и не поверили, что новое завещание Дали было искренним выражением его воли. В 1994 году Жорди Пухоль, выступая по телевидению, изменил свою многозначительную фразу: "Нас обманули, и мы знаем, кто именно". Он намекал на Мигеля Доменеча и центральное правительство во главе с его собственным деверем Леопольдо Кальво Сотело. В течение семи лет, предшествовавших смерти Дали, говорил Пухоль, Доменеч ни словом не обмолвился о возможном изменении завещания 1980 года, согласно которому наследство делилось поровну между Мадридом и Каталонией14.
Впрочем, Дали не оставил ни толики своего имущества не только Каталонии, но и никому из тех людей, которые были близки к нему, или наиболее преданно служили ему, или кому он особенно симпатизировал. Артуро Каминада не получил ни песеты, несмотря на слухи, будто Дали одарил его15. За многие годы до того Питер Мур хотел подарить Каминаде маленький автомобиль, сославшись на то, что самый преданный слуга Дали до сих пор ездит на велосипеде из Кадакеса и обратно. "Зачем ему твоя машина, если я сделаю его богатым?" — возразил на это Дали, добавив, что собирается упомянуть его в своем завещании16.
Артуро не мог поверить, что после сорока лет службы у Дали он даже не был упомянут в документе. Эмилио Пигнау отвез его в Ла Бисбаль, где нотариус Фонсильяс показал ему бумагу. Сомнений не было: ни единого упоминания. Совершенно убитый, Каминада сказал Пигнау уже в машине: "Сеньор Дали никогда никого не любил". Чтобы как-то поддержать Артуро, Фонд Галы — Сальвадора Дали нанял его присматривать за опустевшим домом в Порт-Льигате, но это не стало для него утешением. Он умер через два года после смерти Дали — 14 декабря 1990 года — в возрасте всего пятидесяти семи лет. В течение этого времени он сохранял достоинство и отказывался давать интервью, а ведь он знал столько тайн о домашней жизни Дали! Каминада похоронен на кладбище Кадакеса, и местные жители утверждают, что он умер из-за душевной травмы17.
Анна Мария, должно быть, также была удручена тем, что в своем завещании Дали не упомянул ее — хотя бы в знак примирения. Многие в Фигерасе считали, что она будет оспаривать последнюю волю брата, однако этого не случилось. После заочной мессы в Кадакесе, заказанной в память о брате, она уединилась в своем доме в Эс Льяне и умерла через год. До последнего момента она скрывала от доктора Вергары, что у нее рак груди. "Что же вы наделали, Анна Мария?" — сказал ей ошеломленный доктор. "После операции она отказывалась есть, так же как Сальвадор, и не сопротивлялась неизбежному. Они оба умерли от того, что я назвал бы синдромом Дали. Все Дали немного не в себе. Страх запрятан у них глубоко внутри. И они сдаются, когда другие еще продолжают бороться"18.
Примечания
1. Abe, Madrid, p. I (специальное приложение, посвященное Дали, 24 января 1989 г.).
2. El Pais, Madrid, 25 January 1989, p. 31; Diario 16, Madrid, 25 January 1989, p. 27; La Vanguardia, Barcelona, 25 January 1989, p. 39.
3. El Pais, Madrid, 25 January 1989, p. 31; Abc, Madrid, 25 January 1989, p. 53.
4. Ibid.; Мариус Кароль: "Все говорит о том, что Дешарн будет лишен юридических прав на работы Дали" (La Vanguardia, Barcelona, 25 January 1989, p. 38).
5. Видеоклип этого трогательного момента включен в программу Испанского Телевидения "Загадка Дали" (см.: "Библиография", разд. 7).
6. Письмо от Фелипе Доменеча (La Vanguardia, Barcelona, 29 January 1989, p. 7); телефонный разговор с Фелипе Доменечем Бьоской (сыном последнего) в Барселоне 30 сентября 1996 г.
7. Мариус Кароль: "Групповой портрет без Сабатера" (La Vanguardia, Barcelona, 26 January 1989, p. 43).
8. Из телефонного разговора с Нанитой Калашникофф 29 августа 1995 г.
9. Мариус Кароль: "Экс-секретарь Энрике Сабатер утверждает, что присутствовал на службе в память о Дали в Кадакесе" (La Vanguardia, Barcelona, 28 January 1989, p. 40).
10. La Vanguardia, Barcelona, 31 January 1989, p. 50.
11. Хесус Конте: "Дали назначает единственным наследником Испанское государство" (Cambio 16, Madrid, No. 287, 6 February 1989, pp. 3-16).
12. El Pais, Madrid, 4 February 1989, p. 32.
13. Tribuna, Madrid, 16 March 1992.
14. Жорди Пухоль в программе Испанского Телевидения "Загадка Дали". Доменеч заявил, что в двух ни к чему не обязывающих письмах каталонским властям в 1986 г. Дали формально завещал свое имущество Испании и Каталонии в соответствии со своими публичными заявлениями (Fornes, Les contradiccions del cas Dali, p. 217).
15. "Завещание в отношении домоуправляющего" (La Vanguardia, Barcelona, 27 January 1989, p. 43).
16. Из телефонного разговора с П. Муром 25 ноября 1993 г.
17. Там же; La Vanguardia, Barcelona, 27 January 1989, p. 43; дата смерти Каминады сообщена мне Муниципальным советом Кадакеса.
18. Из разговора с Мануэлем Вергарой в Кадакесе 6 августа 1996 г.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
