Смерть

Двадцать седьмого ноября 1988 года по совету своего врача Хуана Гарсиа Сан-Мигеля Дали поступил в больницу Фигераса. У художника был грипп, давший осложнения на легкие и сердце; он нуждался в постоянном уходе и наблюдении. Главный врач больницы, доктор Карлес Понсати сообщил, что если все пойдет благополучно, в течение недели Дали сможет вернуться в Башню Галатеи¹.

Однако все пошло далеко не так благополучно, как надеялись врачи, и консилиум решил немедленно перевести Дали в клинику "Кирон" в Барселоне. Он был доставлен туда на специально оборудованной машине "скорой помощи", такой большой, что она даже не смогла припарковаться у подъезда больницы. Поэтому Дали пришлось нести на носилках по улице на глазах у прохожих. Естественно, вездесущие "папарацци" были наготове и запечатлели художника больным и жалким. В медицинском отчете, составленном той ночью, объявлялось, что Дали страдал "от тяжелой сердечно-дыхательной недостаточности, вызванной инфекцией, и от закупорки легких". Доктора полагали, что выздоровление художника будет "очень трудным". В палате Дали потребовал установить телевизор. По словам одного человека из окружения Дали, "коварный старик желал знать, что будут говорить о его здоровье"².

А говорили много. Новости о развитии болезни Дали сообщали по Национальному телевидению и радиоканалам; газеты вытащили свои папки с материалами о жизни и творчестве художника; не прекращался бесконечный поток посетителей, политиков и других знаменитостей в больницу — она была просто-напросто в осаде, и врачи ввели ограничения на визиты посетителей. Среди них были глава каталонского правительства Жорди Пухоль и мэр-социалист Барселоны Паскуаль Марагаль (который на протяжении нескольких лет тщетно ждал, что Дали включит его в члены правления своего Фонда и тем самым узаконит свои отношения с каталонской столицей). "Его блестящие глаза наполнены огромной жизненной силой, — сказал Антонио Пичот. — Это признак того, что он хочет жить"³.

Очевидно, Дали действительно хотел жить, и вскоре врачи засвидетельствовали, что состояние его улучшилось. Кроме того, художник хотел увидеть короля, который тогда находился в Барселоне с частным визитом. Фонд по требованию Дали спешно подготовил два роскошных экземпляра издания его четырех поэм, написанных между 1985 и 1988 годами: художник мечтал преподнести их монарху. То были "Алхимия моей любви" в честь королевы Софии, "Элегии Гале", "Ода монархии" и хвалебная песнь в честь короля и королевы под названием "Лауреада"⁴.

Король Хуан Карлос пошел навстречу желанию художника. Монарший визит состоялся 5 декабря. Специально ради этого Дали был переведен из блока интенсивной терапии в палату номер 655 и удобно уложен на подушки. За несколько минут до появления короля Дали попросил Артуро Каминаду привести в порядок его усы, которые выглядели несколько неряшливо. В состоянии великого возбуждения художник вручил королю два экземпляра своей книги и обещал, что вскоре вновь начнет работать. Во всяком случае, так Антонио Пичот перевел его беспомощное бормотание, в котором король не разобрал ни слова, как сообщалось в телевизионном репортаже. Во время этого десятиминутного посещения художник схватил короля за руки. По окончании визита Хуан Карлос сообщил, что Дали "прекрасно отдает себе отчет в том, насколько серьезно его состояние". Возможно, он знал, что Дали будет смотреть его интервью по телевизору⁵.

В это же время в Турине Джузеппе и Мара Альбаретто готовили заявление, в котором обвиняли "тройку" в "постыдной спекуляции" на творчестве Дали. Они также заявили, что в последние годы совместной жизни Дали и Гала ненавидели друг друга⁶. В интервью испанскому журналу Альбаретто сказал, что Испанское государство должно немедленно вмешаться и защитить Дали от этих трех "ангелов-хранителей", которые, по его убеждению, не позволяли художнику видеться с его настоящими друзьями⁷.

Здоровье Дали между тем улучшалось, хотя, возможно, это было обманчивое впечатление. "Он уже не смотрит телевизор и не слушает радио, — сказал мэр Фигераса Мариа Лорка. — Это означает, что он чувствует себя гораздо лучше"⁸. Дали, кстати, слушал музыку. Особенно ему полюбилась оркестровая запись, сделанная "У Максима": "Серенада" и "Миллионы Арлекина" Тоселли. "Поставьте мне "У Максима", — обычно обращался он к медсестре. Кроме того, он часто требовал поставить танго и куплеты времен своей молодости⁹.

Четырнадцатого декабря Дали выписали из "Кирона", и он возвратился в Башню Галатеи. Но уже 22 декабря возникла новая медицинская проблема. Он опять был доставлен в больницу Фигераса с диагнозом "легкого желудочного кровоизлияния". Приступ, к счастью, оказался непродолжительным, и к Рождеству Дали вновь поселился в своей Башне¹⁰.

Затем, ранним утром в среду 18 января 1989 года, он опять поступил в больницу Фигераса с серьезной сердечной недостаточностью, осложненной пневмонией. В течение этого и следующего дней его состояние было стабильным. В интервью Испанскому Радио вечером 19 января Робер Дешарн сказал, что Дали находится в здравом рассудке и просит поставить ему любимые записи. Мариа Лорка спешно вернулся из заграничной поездки и навестил Дали. Но это оставило у мэра весьма грустное впечатление. "Я никогда не видел его в таком плохом состоянии", — сказал он¹¹.

Что касается Артуро Каминады, он был настолько уверен в приближающейся смерти Дали, что вечером того же дня позвонил в Пуболь Хоакиму и Долорс Ксикот и велел начать приготовления к похоронам. Ксикоты вместе с мэром Ла Перы Бенжамином Артигасом приступили к выполнению указаний: из Ла Бисбаля был вызван техник для подключения системы обогрева, Артигас нанял рабочих для уборки территории замка. Наступал момент, к которому в Пуболе готовился уже давно¹².

Двадцатого января 1989 приходской священник Нарсис Костабелья был вызван к Дали со святыми дарами. "На Дали святое причастие подействовало чрезвычайно утешительно, — вспоминал он. — Это можно было понять по тому, как изменились его глаза"¹³. В то время как жизнь покидала Дали, а редакция фигерасского еженедельника "Ampurdan" стала главным штабом международной прессы, две так много значившие в жизни Дали женщины тщетно пытались прорваться к его ложу: подруга юности, Карме Роже, жертва "пятилетнего плана", и любимая двоюродная сестра художника Монтсеррат. "Я никогда не узнаю, действительно ли он не хотел видеть меня или же они не хотели, чтобы мы встретились", — сказала она позднее. Что же до родной сестры Анны Марии, она не могла приехать к брату из-за сломанной шейки бедра. И возможно, к лучшему, поскольку подозревала, что ей наверняка будет отказано в допуске, ибо долгие годы Дали уклонялся от общения с сестрой¹⁴.

В субботний полдень 21 января, когда смерть Дали казалась уже неизбежной, мэр Мариа Лорка устроил пресс-конференцию вместе с Робером Дешарном, Мигелем Доменечем и муниципальным советником по культуре Франсеском Кальветом. М. Лорка сделал сенсационное заявление. Первого декабря, сообщил он, Дали подозвал его к своей постели в барселонской клинике "Кирон" и, приказав всем остальным покинуть комнату, сообщил о желании быть похороненным под куполом своего Театра-Музея, а не рядом с Галой в Пуболе, но велел мэру ни в коем случае не разглашать его последнюю волю. Однако, выходя из комнаты, тот поделился известием с Пичотом и Доменечем, которые ждали его. "Я не мог сказать об этом Дешарну, потому что он находился в Париже", — добавил мэр. Но возможно, он тут же связался с секретарем Дали по телефону. Мариа Лор ка сказал корреспонденту "La Vanguardia", что также проинформировал об этом каталонского премьер-министра Жорди Пухоля¹⁵.

Последняя воля Дали, настаивал М. Лорка, должна быть выполнена. Приготовления к похоронам в Театре-Музее уже ведутся. Дешарн, Доменеч и советник по культуре молча кивали головами. М. Лорка продолжал уверять, что с тех пор как Дали покинул "Кирон" и вернулся в Башню Галатеи, он продолжал надеяться, что ему удастся убедить художника в письменной форме заявить о своем желании быть похороненным в Фигерасе¹⁶. Журналисты отметили отсутствие Антонио Пичота на пресс-конференции. Мэр объяснил, что его нет по уважительной причине, но что он также полностью согласен с решением похоронить Дали в Музее¹⁷.

Робер Дешарн сказал коресспонденту "El Pais", что до самого последнего времени Дали выражал желание быть похороненным рядом с Галой в Пуболе "с закрытым лицом". Его воля закреплена документом, подписанным в присутствии нотариуса. Однако Дали есть Дали, и ничего удивительного в том, что он изменил свою волю, не было. В конце концов художник ведь полностью отождествлял себя со своим Театром-Музеем в Фигерасе¹⁸.

Документ, на который ссылался Дешарн, не был опубликован, и в нотариальной конторе Ла Бисбаля никаких регистрационных записей по поводу его существования не обнаружено. Однако администратор Ла Перы Артигас утверждает, что этот документ находится в его распоряжении и что он опубликует его, когда наступит благоприятный момент¹⁹.

Четкое указание Дали о том, что его лицо после смерти должно быть закрыто, представляется нам чрезвычайно интересным. Величайший эксгибиционист мира настолько стеснялся своего внешнего вида в годы физического упадка, что отказывался смотреть на себя в зеркало и не хотел видеться ни с кем из старых друзей. Теперь же стало известно о его последнем желании быть похороненным с закрытым лицом. Это заставляет вспомнить о названии его романа "Скрытые лица" и о маске, за которой летчик Джон Рандольф прятал от мира свое обезображенное лицо.

Через три года Робер Дешарн изменит свое позитивное отношение к последней воле Дали и напишет, что тогда он был весьма разочарован решением захоронить Дали в Фигерасе. Дали не только "несчетное количество раз" говорил ему о своем желании быть положенным рядом с Музой в Пуболе, он даже планировал соорудить мавзолей для них обоих в склепе, оформленном в стиле кармелитской гробницы в кафедральном соборе в Нанте. Учитывая настойчивость, с которой Дали в последние годы жизни высказывался о будущих похоронах в Пуболе, Дешарн и Артуро Каминада уговорили художника продиктовать документ с четкими указаниями по поводу последней церемонии. Поэтому экс-секретарь не верил, что Дали изменил свое решение. "Город Фигерас, обеспокоенный, никак не хотел упускать из рук своего гения", — записал он. Другими словами, город попросту украл его тело. Но если даже Дешарн поделился своим неудовольствием с М. Лоркой, Пичотом и Доменечем в течение нескольких дней, предшествовавших смерти Дали, то до прессы его настроения не дошли. Кроме того, он не высказал их и сразу после смерти художника²⁰.

Перед смертью Галы Дали взял слово с Антонио Пичота, что тот ни за что не позволит похоронить его на одном кладбище с отцом в Кадакесе, но упокоит его на кладбище Фигераса²¹. После смерти жены он несколько раз упоминал о своем желании обрести последний покой в собственном музее, таким образом входя в противоречие со своими же настойчивыми требованиями похоронить его рядом с Галой в Пуболе²². Поэтому то, что Дали вновь изменил свою последнюю волю, для Пичота не было неожиданностью. "Последнее желание Дали быть похороненным под сводом своего купола в Фигерасе кажется мне чудесной идеей, — заявил он репортерам. — Чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь в искренности его слов и в том, что он хотел лежать в самом центре своего музея, который любил так сильно"²³. В 1995 году Антонио Пичот подтвердил, что находился в соседней комнате, когда пришел Мариа Лорка и объявил о желании Дали быть похороненным в Театре-Музее. "Мы спросили, хочет ли Дали оформить это решение нотариально, — вспоминал Пичот, — но он отвечал, что достаточно поставить в известность мэра"²⁴. Учитывая, что речь Дали стала совсем невразумительной и даже Каминада не понимал его, было бы гораздо разумнее, если бы Пичот и Мариа Лорка немедленно повторили волю Дали в присутствии нотариуса. Однако они не удосужились проделать это и тем самым создали почву для подозрений, не исчезнувших и до сих пор.

Гораздо позже Мариа Лорка осторожно намекнул, что Дали в его присутствии говорил о своем намерении внести некоторые изменения в завещание, но какие именно, экс-мэр уточнить отказался. Быть может, художник желал изменить тот пункт, согласно которому он все оставлял Испанскому государству, не упомянув ни словом Каталонию. Нотариус Хосе Гомес де ла Серна, хорошо знавший Дали и заверивший два его завещания, был заранее извещен об этом, на случай если художник вызовет его. Но, по словам соратников Дали, тот не изъявил такого желания²⁵.

Человеком, которого особенно уязвила перемена места захоронения Дали, был, без сомнения, Артуро Каминада; он понял, что М. Лорка, Пичот, Дешарн и Доменеч попросту предали его. Позднее Каминада говорил, что самое сильное желание Дали — упокоиться рядом с Галой — было в последний момент отклонено властями Фигераса. Он был уверен в том, что если бы Дали действительно изменил свое решение, именно он, Каминада, а не "тройка", первым узнал бы об этом. Причина, по которой они сразу же не поставили преданного слугу в известность о новых распоряжениях, заключалась, по его мнению, в опасении, что он будет открыто противодействовать им и, возможно, обратится за разъяснениями к самому Дали²⁶.

Обитатели Пуболя узнали о новых планах из сообщений по радио. Никто не информировал мэра Артигаса официально. В Порт-Льигате и Пуболе не верили, что Дали мог довериться мэру Фигераса, если бы решил изменить свою последнюю волю. Артигас воспользовался футбольными терминами, делясь своим мнением о происшедшем: М. Лорка применил "нечестную игру", и гол в ворота Пуболя был засчитан несправедливо. "Сеньор Дали непременно сказал бы обо всем Артуро либо сеньору Пичоту", — настаивала и Долорс Ксикот. Она и ее муж Хоаким и поныне уверены в том, что Фигерас в лице мэра Лорки просто выкрал тело художника²⁷.

Средства массовой информации развернули целую кампанию вокруг церемонии похорон Дали под куполом Театра-Музея: мол, Дали — прирожденный актер, великий эксгибиционист — и после смерти желал наслаждаться отблеском славы, в лучах которой он постоянно и успешно купался всю жизнь. На открытии Театра-Музея Дали объявил со свойственной ему напыщенностью: "Я хочу, чтобы Музей стал духовным центром Европы. Отныне духовный центр Европы находится под куполом этого здания". Вот почему и его решение обрести вечный покой в самом сердце "духовного центра Европы" было вполне понятным²⁸.

Фигерас гудел как улей от слухов и споров. Почему "тройка" не настояла на том, чтобы Дали нотариально заверил свое желание быть похороненным в Театре-Музее? Безусловно, в декабре 1988 года у Дали еще бывали моменты просветления (несмотря на заверения М. Лорки в обратном) и у властей была реальная возможность утвердить последнюю волю художника официально. Может статься, что мэр, прикинув возможность экономической выгоды для своего города, спросил у Дали, не предпочел бы тот быть похороненным в своем Театре-Музее, и расценил ответный жест, невразумительное бормотание или что-то в этом роде как знак согласия. Дебаты, однако, не утихали.

Что же касается ближайших друзей и помощников Дали последних десятилетий, у них тоже не было единого мнения. Гонсаль Серраклара полагал, что Дали не хотел бы покоиться вдали от Галы. Питер Мур был еще категоричнее: "Он не менял своего решения. Это они изменили его решение. У него под конец вообще не было никаких сил что бы то ни было решать"²⁹. Другие же считали, что в течение последних пяти лет, которые Дали провел в Башне Галатеи, музей стал для него гораздо важнее, чем Пуболь: последнее решение совпало с его желанием окончательно соединиться с родным городом. Они также намекали на то, что напряженность отношений между Дали и Галой перед ее смертью также сыграла свою роль. Рафаэль Сантос Торроэлья, например, сказал одному из журналистов: "Дали выдумал миф о Гале. Возможно, он вообще не любил ее; она была его защитой от отца. Их отношения всегда были непростыми. Он говорил, что хочет быть похороненным в Пуболе с закрытым лицом; однако решение, продиктованное им в последний момент, в духе Дали"³⁰. В беседе с другим журналистом он вспоминал, как Дали называл себя "королем рогоносцев". Следовательно, был некоторый смысл в том, что художник пожелал быть похороненным в Музее, поскольку Гала предназначала Пуболь исключительно для своих эротических забав с другими³¹. "Следуя своей страсти к фараонам и почестям, он, естественно, мог захотеть быть похороненным вместе со своими игрушками и отправиться с ними в путешествие в вечность", — сказал кто-то еще³². "Он и Гала постоянно ссорились друг с другом в последние годы, — вспоминала Нанита Калашникофф в 1995 году. — Пуболь же ничего не значил для него, это было место Галы и ее мальчиков. Детство, Фигерас и Кадакес всегда владели умом Дали. Больше всего он любил свой Музей, и я уверена, что он хотел быть похороненным именно там. Это был его центр, его мечта. Он знал, что его могила будет привлекать еще больше посетителей, которые постоянно будут думать о нем"³³. Рейнольд Морз также считал, что после постоянных раздоров с Галой Дали мог выбрать Театр-Музей местом своего последнего упокоения³⁴.

Пока продолжалась полемика вокруг грядущих похорон, Дали умер. Это случилось в десять пятнадцать утра, в понедельник, 23 января 1989 года. При кончине присутствовали Мигель Доменеч, мэр М. Лорка и Артуро Каминада. До самого конца Дали не переставал бормотать: "я хочу домой" — и желал слушать свою любимую музыку. На его тумбочке возле постели лежали книга физика Эрвина Шредингера "Что такое жизнь?" и затрепанный экземпляр "Африканских впечатлений" Раймона Русселя — одна из его любимых книг³⁵. Причиной смерти, согласно официальному заключению, стала "сердечная недостаточность, осложненная пневмонией, необратимо прогрессирующей в тяжелую респираторную недостаточность, и приведшая к остановке сердца"³⁶.

За несколько дней до этого Каминада в точности предсказал день кончины своего хозяина. "Дали умрет в понедельник, — сказал он, — потому что луна начнет убывать"³⁷. Артуро приехал в госпиталь в восемь утра. "Я взял его руку, она была очень горячей. Он посмотрел на меня своими удивительными глазами. Потом он закрыл их. Я не отпускал его руку. Потом странная теплая волна прошла по его телу, он открыл глаза, на сей раз чтобы встретиться глазами со смертью, а не со мной". "Он и Гала стали моей семьей, — добавил Каминада с глубочайшей грустью. — А теперь я выхожу в отставку"³⁸.

Тело художника почти сразу же было переправлено в Башню Галатеи и уложено на кровать. Ночью, пока шли лихорадочные приготовления к похоронам, тело Дали было набальзамировано, так же как и тело Галы за шесть лет до этого. Ответственный за процедуру бальзамировщик, зная, что Дали страдал от атеросклероза, боялся, что его артерии могут не выдержать необходимых семи литров формалина. К своему удивлению, он обнаружил, что сосуды находились в отличном состоянии. Нужно ли убирать сердечный стимулятор? Учитывая интерес Дали к достижениям науки и новым технологиям, решили оставить механизм в теле³⁹.

Примечания

1. Abe, Madrid, 28 November 1988, p. 39; El Pais, Madrid, 29 November 1988, p. 43.

2. El Pais, Madrid, 29 November 1988, p. 38; Diario 16, Madrid, 29 November 1988, p. 31.

3. El Pais, Madrid, 30 November 1988, p. 40.

4. Emporda, Figueres, 25 January 1989, p. 19.

5. Abc, Madrid, 6 December 1988, p. 43; Diario 16, Madrid, 6 December 1988, p. 27. Кадры из телевизионного репортажа включены в программу "Загадка Дали".

6. Diario 16, Madrid, 6 December 1988, p. 27.

7. Interviu, Madrid, No. 660 (3-9January 1988), pp. 86-90.

8. Diario 16, Madrid, 6 December 1988, p. 27.

9. Из разговора с Антонио Пичотом в Кадакесе 5 августа 1995 г.

10. El Pais, Madrid, 24 December 1988, p. 28, 26 December, p. 38; Diario 16, Madrid, 26 December 1988, p. 34.

11. El Pais, Madrid, 20 January 1989, p. 32.

12. El Periodico, Barcelona, 24January 1989, p. 4; El Pais, Madrid, 27 January 1989, p. 36; супруги Ксикот подтвердили, что именно Артуро Каминада звонил им (Пуболь, 20 октября 1995 г.).

13. El Pais, Madrid, 24 January 1989, p. 24.

14. Из разговора с Карме Роже в Фигерасе 23 сентября 1993 г.; El Pais, Madrid, 24 January 1989, p. 24.

15. "Сальвадор Дали очень серьезен и готовится к собственным похоронам" (El Periodico, Barcelona, 22 January 1989); "Дали желает быть похороненным в своем Музее в Фигерасе под геодезическим куполом" (La Vanguardia, Barcelona, 22 January 1989, p. 89); Carol, pp. 11-12.

16. "Сальвадор Дали очень серьезен и готовится к собственным похоронам" (El Periodico, Barcelona, 22 January 1989).

17. Там же; Джеймс Мархам: "Дар Дали — Испании, никакого почтения Каталонии" (New York Times, 12 February 1989). Журналист сообщает, что Дали дал инструкции М. Лорке 1 декабря 1988 г.; согласно информации в Diario 16 (Madrid, 22 January 1989, p. 9) "Пичот не смог приехать вовремя". Через год после смерти Дали М. Лорка заявил в El Bus (Madrid, 21 January 1990 г., p. 26) следующее: "Я вошел в комнату, там была медсестра и несколько человек. Дали сделал знак, чтобы все вышли. Он поманил меня к себе и сказал: "Я хочу быть похороненным под куполом Музея". Я попросил его повторить, потому что было сложно понимать его даже тем, кто был рядом с ним постоянно. Потом я сам повторил его слова и спросил: "Сеньор Дали, это то, что вы хотели сказать мне?" Он кивнул и сказал: "Не говори никому". Когда я вышел из комнаты, я увидел Пичота и все рассказал ему. То был единственный случай, когда я ослушался Дали. Мы сказали об этом также Доменечу".

18. El Pais, Madrid, 23 January 1989, p. 26.

19. Из разговора с Б. Артигасом в Пуболе 30 июня 1996 г.

20. Descharnes, "La solitaria de Pubol".

21. Из разговоров с Антонио Пичотом в Кадакесе в 1996-1997 гг.

22. Carol, р. 183.

23. La Vanguardia, Barcelona, 25 January 1989, p. 39.

24. Из разговора с Антонио Пичотом в Фигерасе 5 августа 1995 г.

25. Там же.

26. Из разговора с экс-мэром Кадакеса и близким другом Каминады, Исидором Эскофетом, в Кадакесе 21 октября 1995 г.

27. Cambio 16, Madrid, 30 January 1989, p. 17; El Pais, Madrid, 27 January 1989, p. 36; La Vanguardia, Barcelona, 25 January 1989, p. 39; из разговора с супругами Ксикот в Пуболе 20 октября 1995 г.; см. также: Descharnes, "La solitaria de Pubol".

28. Playa, Dali de l'Emporda, p. 34.

29. Из разговора с Питером Муром в Кадакесе 7 августа 1996 г.

30. Diario 16, Madrid, 24 January 1989, p. 37.

31. El Periodico, Barcelona, 24 January 1989, p. 3.

32. La Vanguardia, Barcelona, 24 January 1989, p. 45.

33. Из разговора с Нанитой Калашникофф в Кадакесе 6 августа 1995 г.

34. La Vanguardia, Barcelona, 26 January 1995, p. 45.

35. Ibid., 23 January 1989, p. 46.

36. Abc, Madrid, 24 January 1989, p. 29.

37. El Periodico, Barcelona, 24 January 1989, p. 4.

38. El Pais, Madrid, 24 January 1989, p. 24.

39. Carol, p. 182.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница