Ночной пожар

Дали всегда боялся смерти, а в последние годы все больше страшился ночи. Он не мог уснуть и часами лежал в темноте, погруженный в свои мысли. В одиночестве... Впрочем, если он нуждался в обществе, оно всегда было к его услугам. К правому рукаву его рабочего халата, который, по настоянию художника, надевали поверх пижамы, медсестра прикрепила проводок с мягкой кнопкой в форме груши, другой конец которого был подсоединен к звонку. Когда у Дали возникала нужда в чем-либо, или же он, без всякой причины, желал вызвать кого-нибудь из персонала, находящегося в одной из соседних комнат, или просто хотел поговорить, он с яростью нажимал на кнопку. С такой яростью, что этот звонок сводил с ума медсестер, которые, несмотря на чрезвычайно высокую оплату, сменялись с необычайной быстротой, будучи не в состоянии выносить этот шум, ужасный характер пациента, его крики, плевки, то, что он "ходил под себя" или пытался царапаться. Часто, когда звонок раздавался среди ночи, оказывалось, что Дали просто хотел убедиться, что дежурная медсестра на месте. Надо полагать, изнуренные постоянными капризами сёстры иной раз оставляли подобные вызовы без внимания. По свидетельству Артуро Каминады, иногда они отсоединяли звонок, чтобы прекратить несмолкаемый трезвон, но, узнав об этом, Дали требовал восстановления связи. В конце концов сводящий с ума звонок (из-за которого все в доме были лишены покоя и днем и ночью) был заменен специальной лампочкой, загоравшейся в комнате дежурной медсестры¹. В замке постоянно находились две сестры одновременно: одна дежурила, другая отдыхала или спала перед сменой. Дежурная сестра обязана была ухаживать за художником².

В четверг, 30 августа 1984 года, незадолго до рассвета кровать Дали вдруг начала тлеть. Вентиляция в его комнате была несовершенной, и за полчаса комната наполнилась дымом. Дыма становилось все больше, а кровать делалась все горячее и горячее. Наконец Дали осознал, что происходит. Он, конечно же, изо всех сил стал нажимать на кнопку вызова, но без толку. Он пытался кричать. Никто не отзывался. Задыхаясь от дыма, он сполз с кровати и попытался добраться до двери, но потерял сознание³.

В ту ночь дежурной медсестрой была Карме Фабрегас. Следуя заведенному порядку, она направилась в спальню Дали, чтобы проверить, все ли в порядке. Увидев стелющийся из-под двери дым, она кинулась вызывать дежурного полицейского Фортунато Баньюлса. Затем стала кричать из окна, выходящего во внутренний двор, зовя на помощь Дешарна⁴. Баньюлс вмиг добежал до комнаты Дали и открыл дверь, откуда повалили клубы черного едкого дыма. В дыму полицейский добрался до кровати, но обнаружил, что Дали там нет. Тут появился Дешарн. Они убедились, что пламени нигде не было. Обернув головы мокрыми полотенцами и обшарив комнату, они нашли Дали в полуобморочном состоянии на полу и вдвоем оттащили его в безопасное место⁵.

Пока длился весь этот переполох, другая сестра, Карме Баррис, до этого спавшая⁶, вызвала пожарных и врачей из Жероны. Дешарн и Баньюлс с помощью обеих Карме отволокли Дали в библиотеку; тот истошно кричал на медсестру: "Сука! Преступница! Убийца! Я звал, а ты не явилась на вызов!" Не обращая внимания на поток оскорблений, Фабрегас сделала Дали искусственное дыхание изо рта в рот, в то время как Баррис проводила стимулирующий массаж сердца. Потом Баньюлс поднял по тревоге ближайшее отделение гражданской дружины в соседней деревушке Фласья⁷.

Они опасались, что может загореться весь замок, поэтому усадили Дали в машину Карме Фабрегас, которая отвезла его на безопасное расстояние от дома до прибытия пожарных. Продолжал ли Дали оскорблять ее все это время или нет, неизвестно; по всей видимости, продолжал⁸. Приехавшие пожарные справились с огнем за двадцать с небольшим минут. Огонь окончательно погас около семи утра. Спальня Дали была почти полностью уничтожена⁹.

По свидетельству Эмилио Пигнау, примчавшегося из Кадакеса сразу же, едва он узнал о случившемся, первыми словами Дали были: "А, ты приехал. Это была моя вина". Пигнау пришел к выводу, что беспрестанное нажатие кнопки вызова привело к короткому замыканию. Жар в спальне был настолько сильным, что расплавилась серебряная рама одной из картин¹⁰.

Местные врачи осмотрели Дали и оказали ему медицинскую помощь. Его раны и ожоги первой и второй степени на правой ноге не показались им серьезными. Испанское Телевидение взяло интервью у Пичота и Дешарна. Пичот, обычно державшийся перед камерой очень раскованно, сильно нервничал. "Сегодня утром случился небольшой пожар... в комнате нашего друга Дали, — сказал он с вымученной улыбкой на лице. — Мы были вынуждены вызвать пожарных! Но мы все очень рады... рады тому... рады тому, значит, что... что теперь все в порядке, что Дали чувствует себя относительно хорошо, он был... он отдыхает сейчас... он был напуган"¹¹.

Однако далеко не все было в порядке. Через двадцать четыре часа после пожара, по совету лечащего врача Дали — Хуана Гарсиа Сан Мигеля, приехавшего в Пуболь спустя несколько часов после происшествия, и доктора Хосе Миракля (специалиста по ожогам), вызванного из Барселоны, было принято решение госпитализировать художника в больницу "Пилар" в каталонской столице¹². Дали настаивал на одном условии: он согласен ехать в Барселону, но только после того как его отвезут в Фигерас взглянуть на Театр-Музей. Это было сущим безумием, поскольку пришлось бы сделать крюк в шестьдесят пять километров и потерять около трех часов жизненно важного времени. Однако "тройка", прекрасно знавшая о значении музея в жизни Дали, приняла вынужденное и рискованное решение удовлетворить желание художника¹³. В сопровождении Антонио Пичота и медсестры Артуро на "Кадиллаке" отвез Дали в Фигерас. В музей его внесли на носилках. Было около 10 часов вечера 31 августа 1984 года — прошло почти сорок часов после пожара.

В Театре-Музее художника уже ждали фотограф М. Касальс ("Мели"), мэр Фигераса Мариа Лорка и экс-мэр Рамон Гуардиола. У М. Лорки сложилось впечатление, будто художник прощался с ними. Дали провел инспекцию работ, сделанных со времени его последнего визита, в особенности — желтой лодки Галы, установленной на колонне, и объявил, что Башня Галатеи закончена. Затем, около одиннадцати часов вечера, его отправили в Барселону на машине "скорой помощи". В клинику "Пилар" он прибыл около полуночи¹⁴.

Во время этой поездки и затем в клинике Дали непрерывно бормотал: "мученик, мученик". Медсестры подумали, что он говорит о себе. Но, вероятно, этими словами он выражал тревогу по поводу рукописи своей эротической пьесы "Мученик", которая постоянно находилась при нем в Пуболе и могла погибнуть в пламени. К счастью, этого не случилось¹⁵.

В официальном медицинском заключении, составленном на следующий день, говорилось, что ожоги Дали на правой ноге, ягодицах и в паху покрывали восемнадцать процентов его тела. Рассказывая о крайнем истощении художника (в то время он весил около сорока килограммов), Мигель Доменеч жаловался на то, сколь трудно было уговорить Дали принимать пищу на протяжении последних лет¹⁶.

Четвертого сентября в больнице появилась Анна Мария, настоявшая на свидании с братом. Со времени их последней встречи прошло более тридцати лет, и она, возможно, все еще была тем посетителем, кого художник желал видеть в своей палате номер 401 в последнюю очередь. То, что он заорал на нее: "Выйди вон!" — не подлежит сомнению. Возможно, он также добавил: "Ты, старая лесбиянка!" — как писали в газетах, и даже хотел ударить ее. Дали был настолько задет за живое визитом своей сестры, что спустя несколько недель подписал официальный документ, в котором перечислял причины разрыва с семьей. Сама же Анна Мария сообщила прессе несколько приукрашенную версию встречи с братом¹⁷.

Через несколько дней после госпитализации состояние Дали, по сообщениям врачей, "стабилизировалось". Пятого сентября они объявили о необходимости долгой и сложной операции по пересадке кожи, в противном случае шансы на выживание у художника были равны нулю, учитывая разнообразные инфекции. Врачи предполагали, что подобная операция является весьма рискованным шагом¹⁸. Шестого сентября Дали, в присутствии общественного нотариуса и представителей средств массовой информации, дал согласие на проведение операции. Его родственники также одобрили это решение¹⁹. Операция началась 7 сентября в девять утра и продолжалась более шести часов. Хирурги были настроены оптимистически. По их прогнозам, приживление кожи должно пройти нормально и Дали должен поправиться. Следующие два дня держалась высокая температура и были трудности с дыханием, однако Дали снова победил²⁰.

По мере поступления новой информации о причинах пожара складывалось впечатление о профессиональной небрежности медицинского персонала. Рафаэль Сантос Торроэлья выступил с публичной просьбой начать судебное расследование чрезвычайного происшествия и проверить уход, который осуществляли за больным художником Дешарн, Пичот и Доменеч²¹. Некоторые журналисты в своих предположениях зашли так далеко, что обвинили соратников Дали в его "похищении" — ведь они препятствовали свиданиям Дали с друзьями и родственниками. "Тройка", оскорбленная таким отношением, заявила, что поскольку здоровье Дали восстанавливается, они располагают временем, чтобы защититься в суде против этих обвинений. Ксавьер Корберо, молодой скульптор и друг Дали, выступил в защиту "тройки". Он заверял, что если бы только Дали попросил о встрече с ним, Антонио Пичот немедленно позвонил бы и пригласил его. Но Дали стал старым и дряхлым, он не желает, чтобы его в столь жалком состоянии видели друзья и близкие люди. На его месте Корберо поступил бы точно так же. С этим трудно не согласиться²².

Седьмого сентября, на следующий день после операции, судья Ла Бисбаля Хосе Исидро Рей Уйдобро начал официальное расследование, чтобы выяснить причины пожара и установить меры ответственности виновных лиц, если таковые будут обнаружены. Сегодня толстая папка с делом Дали хранится в суде городского магистрата²³.

За день до начала расследования двоюродный брат Дали Гонсаль Серраклара и Рафаэль Сантос Торроэлья нанесли визит судье. Не обвиняя никого конкретно, Серраклара сообщил мнение семьи Дали о том, что пожар явился следствием профессиональной небрежности со стороны персонала Дали и что дела художника велись неудовлетворительно²⁴. На протяжении следующих дней и недель суд опрашивал Дешарна, Доменеча и Пичота, медсестер Карме Фабрегас и Карме Баррис, докторов, которые осматривали Дали, Артуро Каминаду, садовника, пожарников, полицейского Баньюлса и, наконец, самого Дали.

Из некоторых показаний следовало, что электропроводка замка, к которой подсоединялось устройство вызова персонала, была не только совершенно ветхой, но и исключительно опасной. Каминада сообщил суду, что кнопка, с помощью которой Дали давал о себе знать, постепенно стала для него игрушкой. Он использовал ее даже в присутствии других людей и "заиграл" до такого состояния, что однажды она уже воспламенилась и была заменена на другую. Затем это вновь повторилось. В результате Каминада позаботился о том, чтобы запасные части всегда были под рукой. Он уверял, что все знали о привычке Дали постоянно вызывать медсестру и что он неоднократно предупреждал хозяина: кнопка может загореться и следует заменить электропроводку, — но художник не желал и слышать об этом²⁵.

По поводу этих проявлений упрямства все опрошенные придерживались единого мнения: Дали совершенно невозможно перечить. Антонио Пичот свидетельствовал, что художник просто выходит из себя, если ему что-то не по душе. Относительно отсрочки госпитализации Дали Пичот настойчиво повторял, что художник был непреклонен в своем желании посетить свой музей в Фигерасе и только в этом случае соглашался ехать в Барселону. Пичот даже полагал, что это решение являлось "героическим" поступком²⁶.

Дали же говорил, что он упорно вызывал медсестру, нажимая на кнопку и безуспешно пытаясь привлечь внимание; тогда-то и началось тление.

Он тоже был уверен, что именно нещадная эксплуатация сигнализации привела к возгоранию кровати. В заявлении суду он освобождал своих помощников от какой бы то ни было ответственности за происшедшее²⁷.

Судья не спросил Карме Фабрегас о том, видела ли она сигнал лампочки в своей комнате и почему не явилась к пациенту, так что теперь уже невозможно установить истину. В своих показаниях медсестра уверяла, что Дали был чрезвычайно сложным пациентом, что он кричал, обзывал всех "сукиными детьми" и ворами. Иногда он доводил Артуро Каминаду до слез²⁸. Позднее Фабрегас сказала в интервью одной из радиостанций, что будь Дали ее отцом, она бы проследила, чтобы его немедленно доставили в ожоговый центр, и добавила, что в своем доме она бы давно заменила пришедшую в негодность проводку²⁹. Эльда Феррер, которая уволилась еще до пожара, вспомнила, что часто говорила о скверном состоянии системы вызова медсестры, но к ее мнению никто не прислушался³⁰.

Когда доктора Гарсиа Сан-Мигеля, который наблюдал Дали с мая 1983 года, спросили об общем состоянии здоровья художника, он ответил, что, по его мнению, Дали не страдает каким-либо физическим заболеванием, однако является "психопатологической личностью с явными депрессивными характеристиками". Дрожание руки Сан-Мигель назвал следствием, в первую очередь, старческого возраста; причем дрожь усиливалась, когда Дали приходил в состояние возбуждения. Что же касается атеросклероза, то его нельзя было списывать со счетов, однако надо говорить о его умеренной форме, обычной для человека в таком возрасте.

Сан-Мигель подтвердил, что, подчиняясь упрямству Дали, медсестры, как правило, давали медикаменты по его требованию, исключая наркотик ЛСД, который он "выпрашивал для возбуждения творческого воображения". Дали же в своих публичных выступлениях отрицал, что употребляет наркотики. Однако показания Сан-Мигеля дают основания предполагать, что художник все-таки не чурался подобных экспериментов. Что же касается состояния умственных способностей, то Сан-Мигель считал Дали интеллектуально совершенно здоровым. Правда, добавлял он, не стоит забывать, что этому человеку вообще было свойственно выражать себя "через агрессивное поведение, оскорбления, скрытность и эмоциональные сдвиги"³¹.

Судебные власти Жероны, столицы провинции, решили предпринять параллельное расследование ситуации. Уполномоченным по этому делу был назначен профессор судебной медицины из Севильи Луис Фронтела. Его отчет был готов только к февралю 1985 года. Фронтела, подобно прежнему суду Л а Бисбаля, пришел к выводу, что пожар случился вследствие злоупотребления Дали кнопкой вызова, подсоединенной к плохой электропроводке. Странно, что он не обвинил окружение художника в нерадивости. С точки зрения Фронтелы, дело можно было считать закрытым³².

И все это при том, что упущения со стороны персонала были очевидны. Учитывая, что кнопка возгоралась не раз, следовало хотя бы установить огнетушитель, но ведь и этого сделано не было! Кроме того, необходимо было вообще исключить электричество из системы вызова, использовав, например, механические установки или заменив кнопку микрофоном. Но в документах, хранящихся в магистрате Ла Бисбаля, нет никаких сведений о том, что это кого-нибудь заботило. За подобный недосмотр "тройка" должна была взять на себя хотя бы часть вины.

Дали находился в клинике "Пилар" до 17 октября 1984 года. В тот день, под вспышки камер, пришедших в ажиотаж и сломавших ограждение журналистов, он уехал в Фигерас на "Кадиллаке", за рулем которого сидел Артуро Каминада.

Примечания

1. UD, pp. 209-211; свидетельство Каминады во время расследования, 12 сентября 1984 г. (Juzgado de Instrucci6n de La Bisbal, Diligencias previas No. 1875 Aco 1984, Registro General No. 1879/84. Sobre: INCENDIO en el castillo de Pubol, resultando lesionado SALVADOR DALI en Pubol).

2. "Перечень людей, с которыми общался Дали во время своей жизни в замке Пуболь" (список включен в Juzgado de Instruction de La Bisbal, Diligencias previas No. 1875 Aco 1984, Registro General No. 1879/84. Sobre: INCENDIO en el castillo de Pubol, resultando lesionado SALVADOR DALI en Pubol, f 40).

3. UD, pp. 211-212.

4. Ibid., p. 212.

5. Ibid., p. 212-213.

6. "Перечень людей, с которыми общался Дали во время своей жизни в замке Пуболь" (см. примеч. 50).

7. UD, р. 213.

8. Ibid.

9. Ibid., p. 214.

10. Puignau, p. 182.

11. Кадры были включены в программу Испанского Телевидения "Загадка Дали".

12. El Pais, Madrid, 1 September 1984.

13. Заявление Мигеля Доменеча см.: El Pais, Madrid, 5 September 1984.

14. Ibid., 1 September 1984; UD, p. 216.

15. Игнасио Гомес де Льяньо, вступление к изданию: Dali, Martyr. Tragedie Lyrique en III Actes (см.: "Библиография", разд. 5), p. 13.

16. El Pais, Madrid, 2 September 1984, p. 24.

17. Ibid., 6 September 1984, p. 21; о посещении клиники Анной Марией Дали и отчет в прессе см.: UD, pp. 219-220.

18. Документ воспроизведен: Fornes, Les contradiccions del cas DaM, p. 147. См. также: El Pais, Madrid, 6 September 1984, p. 21.

19. Нотариальный документ воспроизведен: Fornes, Les contradiccions del cas DaM, pp. 148-151.

20. UD, pp. 218-219.

21. ElPais, Madrid, 4 September 1984, p. 20.

22. Ibid., 9 September 1984, p. 35.

23. Juzgado de Instruction de La Bisbal, Diligencias previas No. 1875 Aco 1984, Registro General No. 1879/84. Sobre: INCENDIO en el castillo de Pubol, resultando lesionado SALVADOR DALI en Pubol.

24. Там же, дело № 20.

25. Там же, дела №№ 65, 82.

26. Там же, дело № 61.

27. Там же, дела №№ 80, 117.

28. Там же, дело № 62.

29. El Pais, Madrid, 8 September 1984, p. 21.

30. Интервью Эльды Феррер в программе Испанского Телевидения "Загадка Дали" (см.: "Библиография", разд. 7).

31. См. примеч. 72, дела №№ 54-55.

32. El Pais, Madrid, 7 September 1984, p. 22; 1 February 1985; 12 February 1985; Fornes, Les contradiccions del cas Dali, p. 145.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница