Ретроспектива в Центре Жоржа Помпиду
Девятого мая 1979 года, за два дня до своего семидесятипятилетия, Дали стал действительным членом Французской Академии изящных искусств, куда был избран членом-корреспондентом годом раньше. Специально для этого торжества он заказал себе униформу в наполеоновском стиле, которую дополнял огромный меч толедской стали с эфесом, сделанным по рисунку Дали в виде лебедя, увенчивающего голову Галы — Леды (меч подарила художнику группа друзей и поклонников).
Накануне официального присвоения звания состоялся прием в отеле "Морис". Дали и Нанита Калашникофф принимали гостей в окружении танцоров и певцов, исполняющих отрывки из любимой сарсуэлы "Двор Фараона". Впорхнула Аманда Лир, и после того как фотографы запечатлели ее, упорхнула обратно1. Дали составил нелепый список знаменитостей, которые должны были принять участие в церемонии, однако никто не явился, даже Рейнольд Морз. Но не Элеонора. Сначала она заехала в "Морис", где помогала Дали облачаться в униформу и наблюдала, как Нанита Калашникофф стригла и укладывала ему волосы. Только Нанита, по ее мнению, сможет приглядывать за Дали, когда Гала умрет2.
Хаотичная речь Дали по поводу своего избрания академиком называлась "Гала, Веласкес и Золотое Руно". Какова была в точности тема, слушателям было трудно понять. Дали позволил себе импровизацию, переходя от Веласкеса и ДНК к Декарту, Лейбницу, математику Рене Тому, вокзалу в Перпиньяне и американскому гиперреалисту Ричарду Эстесу, чьи работы принимал с восторгом. Дали вновь дал высокую оценку академической живописи, полагая, что она откроет двери новому классическому искусству. Утверждение, что Золотое Руно состояло из лобковых волос, аудитория сочла неуместным и задумалась, когда оратор заявил, призвав на помощь своего "друга" Мишеля Монтеня, что долг всякого художника — представлять свою собственную вселенную. Закончилась речь патетическим лозунгом: "Да здравствуют вокзал Перпиньяна и Фигерас!" Реакция прессы была различной. Один из академиков — коллег Дали, Мишель Деон выразил надежду, что каталонец откажется от своих сомнительных шуточек. Ведь он родился с талантом, которому может позавидовать любой художник, так зачем ему эта постоянная клоунада? Однако после выступления Дали Деон понял, что, к сожалению, уже поздно ждать от каталонца перемен, поскольку он возвел мистификацию на уровень догмы3.
Вступая в Академию, Дали заявил испанскому журналисту Антонио Олано, что его "искусство — абсолютное дерьмо". Эту фразу Рейнольд Морз посчитал более оскорбительной, чем комментарии по поводу казней басков. Дали намеренно выставлял себя алхимиком, превращавшим простейшие металлы в золото. Однако он постоянно добивался того, что любые его слова, что бы они ни означали на самом деле, в Испании становились мишенью для насмешек и критики. Так было и на сей раз, в чем он убедился, вернувшись через несколько дней домой4.
В Фигерасе 15 июня первый демократический Муниципальный совет принял решение вернуть площади перед музеем художника, окрещенной во время режима Франко Пласа Гала-Сальвадор Дали, ее первоначальное название. Подобное решение было принято по требованию жителей и под международным давлением. Видимо, супруги Дали так и не смогли смириться с этой откровенной пощечиной5.
По возвращении в Порт-Льигат, находясь в приподнятом настроении от нового звания, Дали закончил картину "В поисках четвертого измерения", начатую в 1978 году и ставшую, наверное, его последним произведением, которое еще что-то значило. Несмотря на все те же заезженные клише — мягкие часы и кусок хлеба на неизвестно чьей голове, — картина подтвердила прекрасную живописную технику мастера6.
В качестве поздравления Дали с его семидесятипятилетием и избранием в члены Французской Академии изящных искусств Испанское Телевидение подготовило три программы о его жизни и творчестве. Основанные на интервью журналистки Паломы Чаморро, взятом у Дали в гостинице "Сент-Режи" накануне отъезда художника в Париж, программы эти намеренно не затрагивали скользких тем, вроде скандала вокруг подписанных чистых листов и антидалианских настроений на родине. Большинство вопросов Чаморро не выходили за пределы традиционных и вызвали, соответственно, уже знакомые ответы. Но были и весьма примечательные моменты: Дали исполнил арию из "Двора Фараона", вежливо попросил молоденькую девушку с ангельским голоском прочесть знаменитые строки Кеведо, воспевающие анус, и — что, возможно, самое интересное — принял участие в тесте на словесные ассоциации, предложенном Чаморро в первый день съемок.
Когда Палома бросила ему: "Марсель Дюшан", Дали незамедлительно ответил: "Кит!" Почему, собственно, кит? Он размышлял над этим всю ночь. На следующий день журналистка спросила о стереоскопической картине, над которой он тогда работал, с выразительным названием "Рука Дали, удаляющая Золотое Руно в виде облака, для того чтобы показать Гале девственный рассвет далеко-далеко позади Солнца". Две части этой картины, вдохновленные полотном "Погрузка "Святой Паулы" в Остии" Клода Лоррена в Прадо, были видны и телезрителю. Палома спросила, понимает ли он иррациональные элементы картины. Дали ответил, что раз он решил написать закат позади солнца, это имеет ка-кое-то отношение к имени Клода Лоррена. После чего, вспомнив свою вчерашнюю ассоциацию "кит", неожиданно рассказал о случае в Венеции, где в театре "Ля Фениче" в 1961 году был поставлен его балет "Гала". По словам Дали, миллиардер Онассис обещал достать живого кита, чтобы художник мог на его спине с триумфом вплыть в город. Это, разумеется, оказалось невозможным, но тем не менее кит все-таки появился на премьере. Дали приказал свернуть занавес и поднять его вверх — так его почти не было видно из зала. Однако в той части, которая осталась видна, зрители разглядели кита! Дали спустился в зал и был ошеломлен: свернутый занавес действительно был похож на кита. Вспоминая этот случай, Дали сказал Паломе Чаморро, что он, кажется, скоро поймет, как именно Клод Лоррен вдохновил его на создание стереоскопического полотна. Подобная работа мысли подтверждает: свободные ассоциации, как и прежде, зачаровывали Дали, что бы он ни говорил по этому поводу.
Телекамера, направленная на художника, уловила характерный для него тик лицевых мышц. Когда он собирался сказать что-либо шокирующее, он на мгновение закрывал глаза. (Карлтон Лейк подметил это еще несколько лет назад.) А сказав, глядел, часто моргая, на собеседника, будто искал у него поддержки. Создавалось впечатление, что Дали боялся быть сбитым с толку неожиданным вопросом и что большинство его экспромтов было тщательно подготовлено7.
Причислив Дали к лику "бессмертных", французы пошли еще дальше и устроили в честь художника самую исчерпывающую по сей день ретроспективу его произведений, собрав воедино работы из самых разных мест. Выставка была открыта в Центре Жоржа Помпиду с 18 декабря 1979 года по апрель 1980-го и привлекла почти миллион посетителей. После этого выставка переехала в лондонскую галерею "Тейт"8. Организаторы не приняли в расчет предложенной Дали экспозиции выставки, которая, как предполагалось вначале, должна была пройти в "Гран-Палас"9. Художник желал видеть свои работы в одном огромном помещении, "подобно Салонам прошлого века, так, чтобы одним взглядом можно было охватить всего Дали"10. Худшего помещения, чем хаотический лабиринт маленьких залов на шестом этаже Центра Помпиду, для замысла Дали нельзя было и придумать.
Дали и Гала приехали в Париж за несколько дней до открытия и сразу же отправились посмотреть, как идет подготовка к выставке, где, по свидетельству Рейнольда Морза, художник сказал: "Я никогда не думал, что написал так много"11. Первый этаж Центра Помпиду был оборудован "наподобие праздничной ярмарки" — мешанины из далианских символов с парижским привкусом. С потолка свисал впечатляющий ассортимент бутафорских колбас гигантских размеров. Они должны были представлять Каталонию и пристрастие Дали к "мягкому и съедобному". Автомобиль "Ситроен" (намек на Францию?) был подвешен над тридцатидвухметровой ложкой, взятой из картины Дали "Символ агностицизма" (1932). При этом вода из радиатора изливалась в ложку. Красовалась там и копия входа в парижское метро в стиле Ар Нуво и тому подобное. Дали сказал, что ложка ему не понравилась.
Семнадцатого декабря, в день официального открытия, перед входом в Центр Жоржа Помпиду была организована забастовка; никто, даже Дали и Гала, не были допущены внутрь. Похоже, Дали это не очень-то взволновало, и он даже выразил поддержку действиям пикетчиков. Гала же была в ярости и устроила дикую сцену в "Морисе" П. Ультену, директору выставки, за то, что тот "подверг Дали унижению". Спустя несколько дней супруги Дали отправились в Нью-Йорк12. Говорят, что после пикетирования раздраженный Дали добавил заключительную фразу в "Публичную жизнь Сальвадора Дали", изданную в апреле 1980 года: "В этот день, 18 декабря 1979 года, публичная жизнь Сальвадора Дали прерывается до следующего скандала"13.
Выставка в Центре Жоржа Помпиду в основном была посвящена сюрреалистическому периоду в творчестве Мастера, представляя 120 картин, 200 рисунков и более двух тысяч документов. Были откровенно проигнорированы последние тридцать пять лет его творчества, а кризисный период с 1925 по 1930 год отражен поверхностно, тем не менее выставка получилась впечатляющей.
Перед тем как Рейнольд Морз вылетел в Европу, чтобы посетить выставку, 6 марта 1980 года в Кливленде его навестил Майкл Стаут. Они разговаривали о Дали около десяти часов. Стаут во время частого в последнее время отсутствия Сабатера постепенно превратился из адвоката Дали в его "сиделку". "У Дали очень мало настоящих друзей, таких как Нанита Калашникофф", — признался Морзу Стаут. Круг общения Дали сводится ко "всем этим трансвеститам, поношенным манекенщицам и воскресным обедам за три тысячи долларов в ресторане "Трайдер Вик" с педиками и причудливо разодетыми уродцами, наемными управляющими и другими нахлебниками, праздными и вечно голодными"14.
Морз был поражен количеством и качеством представленных в Центре Жоржа Помпиду работ. Лучшие из них были отобраны из коллекции Дали и Галы, а также привезены из Нью-Йорка и одолжены у коллекционеров-парижан. Что же касается Эдварда Джеймса, то он передал на выставку "величественные работы последних, по-настоящему творческих лет художника, созданные до инцидента с витриной универмага "Бонуит-Теллер", после которого Дали превратился в профессионального трюкача". Морз обратил внимание на несколько последних работ Дали, в которых, по его мнению, уж слишком было заметно участие Исидора Беа и, возможно, других помощников. Морз недоумевал, как Дали удалось стяжать мировую славу, утаив при этом лучшие из работ. "Никакой другой художник не мог бы постоянно находиться в центре общественного внимания, не предъявляя конкретных художественных достижений. Это одна из особенностей гения Дали"15.
Оформление обложки выставочного каталога, составленного и отредактированного Даниэлем Абади, было основано на "разорванном платье", разработанном Дали для Эльзы Скьяпарелли в 1930-е годы. В первую часть каталога — под названием "Сальвадор Дали" — входила, помимо репродукций, антология текстов Дали и полдюжины эссе о его творчестве, наиболее важной из которых была статья Хосе Пьера об отношениях художника с Андре Бретоном, основанная на их переписке. Во второй части каталога — "Публичная жизнь Сальвадора Дали" — была предпринята попытка выяснить процесс становления Дали как художника; она включала множество подлинных документов и фотографий, никогда прежде не публиковавшихся, а также огромную библиографию из почти 2500 наименований. Материалы, приводимые в каталоге, вызывают несомненное уважение. Каталог до сих пор остается ключевым источником информации о жизни и творчестве Дали.
Морз не только утверждался в своей антипатии к Сабатеру, "этому скользкому, подобострастному конюху, выбившемуся в господа", но и стал решительно не доверять ему, повсюду находя следы его махинаций. Если уж Мур был не очень-то порядочен, то Сабатер оказался куда хуже. Морз опасался, что некоторые картины, взятые из хранилищ, "затеряются" где-нибудь между Центром Помпиду и галереей "Тейт", а поскольку они не были включены в инвентаризационные описи, с секретаря будут взятки гладки. Сам Морз отказался предоставить картины из своей коллекции; впрочем, некоторые были все же воспроизведены в каталоге без ссылок на владельца, а репродукции других продавались в виде плакатов, без его на то разрешения. Морз почувствовал, что его жестоко наказали за отказ в сотрудничестве16.
Робер Дешарн, принимавший активное участие в организации выставки17, написал для каталога специальное эссе. Он поделился с Морзом своей тревогой по поводу зависимости Дали от Сабатера. Дешарн предложил открыть фирму, чтобы обеспечить художнику поддержку в критические минуты. Морз отнесся к предложению с энтузиазмом и стал продумывать варианты участия. Вскоре был создан Комитет по спасению Дали. Согласно письменному заявлению, в Комитет вошли Артуро Каминада, Бенжамин Кастильо (фигерасский друг художника), Робер Дешарн, Нанита Калашникофф, Элеонора и Рейнольд Морз, Антонио Пичот и Гонсаль Серраклара. "Комитет Друзей в защиту Дали, — читаем мы в конце этого документа, — является международной, благотворительной организацией, основанной единственно ради сохранения нормального состояния здоровья художника и его творческого благополучия"18.
Примечания
1. Антонио Д. Олано: "Сальвадор Дали: "Моя живопись — это г..." (La Gaceta Ilustrada, Madrid, 20 May 1979, pp. 100-102).
2. MDJ, 14 May 1979.
3. Комментарии Дали на свою речь в утреннем выпуске Figaro (см.: VPSD, р. 194) включали короткие выдержки из самого выступления; фотографии — ibid., р. 195. Более подробно речь воспроизведена в DOH, р. 420.
4. MDJ, 20 May 1979; Антонио Д. Олано (см. примеч. 41).
5. Playa, Dali de l'Emporda, p. 31.
6. Gomez de Liaco, Dali, p. 32.
7. Три программы, отрежиссированные и представленные Паломой Чаморро, были показаны на RTE, "Imagenes" в Мадриде 30 мая, 6 и 13 июня 1979 г.
8. Guardian Weekly, 15 October 1995, p. 33 ("840 тысяч человек посетили ретроспективу Дали в Центре Помпиду").
9. MDJ, 21 March 1980.
10. DOH, p. 419.
11. MDJ, 22 March 1980.
12. Альваро Мартинес-Новильо: "Долговременный проект ретроспективной экспозиции" (El Pais, Madrid, "Artes", 9 April 1983, p. 2) по свидетельству Рейнольда Морза (MDJ, 22 March 1980), Гала, все больше и больше страдавшая умопомрачением, считала Ультена и Даниэля Абади "грязными коммунистами" и верила в то, что они намеренно спровоцировали забастовку.
13. Мариус Кароль: "Другая смерть Сальвадора Дали" (La Vanguardia, Barcelona, 24 January 1989, p. 50); Romero, Dedalico Dali, p. 261.
14. MDJ, 8 March 1980.
15. Ibid., 19-22 March 1980.
16. Ibid.
17. Salvador Dali (Pompidou catalogue), p. 3.
18. MDJ, 22 March 1980; лист с заявлением включен в копию книги П. Мура "Мягкие часы и жесткие времена", принадлежащую Рейнольду Морзу (архив Музея Сальвадора Дали, Сент-Петерсберг, Флорида).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
