Ретроспективная выставка в Музее современного искусства

В 1929 году Дали сказал одному из барселонских журналистов, что его главная цель — мировая слава¹. Ретроспектива в Музее современного искусства открылась 18 ноября 1941 года. Она доказала, что он прекрасно справился с поставленной задачей. Дар саморекламы сослужил художнику прекрасную службу. "Слава Сальвадора Дали на протяжении десятилетий была предметом яростных споров, — такими словами начиналось вступительное слово осторожного Монро Уилера, ответственного директора музея по выставкам и публикациям. — Наше представление о нем отличается от мнения публики и от его представления о себе". Понимая, что творчество Дали может оказаться весьма шокирующим, Уилер представил Дали как художника, отражающего "истерзанную психику современного человека", психику "расстроенной эпохи". "Разве можно назвать последовательным наше поведение, когда мы приветствуем революционные завоевания науки и содрогаемся от революции в области искусства? — вопрошал он. — Поведение Дали может показаться недостойным, но большая часть его творчества является смертельно серьезным делом как для него, так и для нас"².

По поводу экспозиции Хуана Миро у дирекции музея не было подобных сомнений. "Жизнерадостность, солнечный свет, здоровье — цвет, юмор, ритм: вот те качества, которые отличают работы Хуана Миро", — такими словами начинал монографию-каталог Джеймс Джонсон Суиней. "Переход от Дали к экспозиции Миро рождает ощущение, подобное тому, когда вы переходите из темного, мрачного помещения, например из клинической фотолаборатории, в веселую и яркую детскую комнату", — отмечал Роберт М. Коутс в "The New Yorker"³. На совместной выставке организаторы намеревались показать, как в сюрреализме проявляются темная и светлая стороны природы человека, или, как выразился Эдвард Алден Джюэл, "насколько противоположны могут быть два главных героя пьесы" — пьесы под названием сюрреализм⁴.

Наиболее ранним произведением Дали в этой ретроспективе была "Корзинка с хлебом" (1926): его импрессионистический и кубистический периоды не были представлены вовсе. Из ключевых работ 1929 года на выставке были две: "Высвеченные удовольствия" и "Аккомодация желаний"; из работ 1930 года — "Фонтан" и "Чувство становления". Наиболее известная в Америке картина Дали — "Постоянство памяти" (1931) — была негласно преподнесена в дар музею незадолго до открытия выставки. Кроме нее этот год представляла картина "Тени наступающей ночи". Другими выдающимися работами были: "Я в возрасте десяти лет, когда я был мальчиком-кузнечиком" (1933), "Гала и "Анжелюс" Милле, предвещающие неизбежное появление искаженного конуса" (1933), "Призрак Вермера Делфтского, используемый в качестве стола" (1934), "Портрет Галы" (1935), также подаренный музею, "Мягкая конструкция с вареными бобами" ("Предчувствие гражданской войны"), датированная на выставке 1936 годом; две важные работы предоставил Эдвард Джеймс: "Сон" (1937) и "Африканские впечатления" (1938); еще одна — подаренная музею — "Цвета Империи" (1938), "Явление лица и чаши с фруктами на берегу" (1938) и другие картины из личной коллекции Дали: "Призрак сексуального влечения" (1934), "Среднестатистический атмосферо-цефалоподобный бюрократ, доящий череп-арфу" (1934), "Философ, освещаемый луной и заходящим солнцем" (1939), "Два кусочка хлеба, объясняющиеся в любви" (1940) и "Старость, юность и детство" (1940). Сорок два живописных полотна дополнялись эскизом обложки для "Второго манифеста сюрреализма" и шестнадцатью рисунками, исполненными между 1934 и 1940 годами.

Эдвард Джеймс, как и всегда, простил Дали невыполненные обязательства по довоенному контракту и одолжил для выставки две картины, которые с трудом вывез из Франции.

Отзывы в прессе о ретроспективе Дали — Миро выявили преимущество Дали, какими бы ни были индивидуальные предпочтения критиков. Нельзя отрицать его способности зачаровывать зрителей. "Если американцам нравится бунтовать, им также нравится быть шокированными, — комментировал Генри МакБрайд. — А сеньору Дали удается шокировать их сильнее и чаще, чем остальным художникам современности"⁵. С ним соглашался и Роберт М. Коутс, отмечая, однако, что тактика шока Дали уже успела набить оскомину, утратив "значительную часть своего воздействия". Он находил, что творчество Дали "измельчало", что виртуозность стала для него серьезной помехой. Дали повторял себя. Коутса также огорчало, что Дали сумел убедить Америку, будто он, и только он представляет сюрреализм. Это наносит вред и препятствует восприятию других сюрреалистических художников: Люрса, Ганги и Массона в Париже или Питера Блюма, Филиппа Эвергуда и Джеймса Гая в Соединенных Штатах. Кроме того, уже стало трудно отличать "сюрреализм в искусстве от сюрреалистических выходок Дали, вроде подвешивания рояля к деревьям или стриптиз-шоу на Всемирной выставке"⁶. Питон Босуэлл-младший из "Art Digest" считал, что Миро не совсем укладывается в "представления обывателей о сюрреализме в том виде, который декларировал его общепризнанный лидер", то есть Дали. Мотивы Миро "более легки, более декоративны и тем не менее поразительны уникальностью символики". Дали же — это:

двадцать тысяч вольт раскрепощенного воображения. Его болезненная, садистская, нигилистская манера обладает бесспорным гипнотическим даром возбуждать даже перекормленных бесчисленными акрами полотен, написанных с единственной целью — осквернение девственной постели... Дали — голос своего времени. Когда это время изменится и люди вернутся к здравомыслию, изменится и мода на его утонченно выписанные и соблазнительно названные кошмары⁷.

Эссе Джеймса Тролла Соби в выставочном каталоге было лучшим обзором жизни и творчества Дали из всех написанных к этому времени, вероятно, потому что он имел возможность прочитать машинопись "Тайной жизни" до публикации. Однако это преимущество не уберегло автора от некоторых грубых промахов: он называет Пикассо "каталонским другом" Дали и говорит о "каталонской любви к мечтательности и канонизации инстинктов", несмотря на то что Пикассо никогда не бывал в Каталонии! Наблюдения Соби о влиянии Де Кирико на Дали основываются на хорошо продуманном материале, а его мысли по поводу экспериментов с мебелью и двойных образов Джованни Баттиста Брачелли — оригинальны и проницательны. Соби писал, что Дали много сделал для возрождения стиля повествования в живописи (что правда), и предчувствовал, что протест художника против абстракционизма еще оставит свой след (чего, правда, не случилось). Во всяком случае, "несомненным фактом" оставалось то, что Дали был самым знаменитым из нового поколения художников. Десять тысяч экземпляров этого прекрасного каталога (против восьми тысяч каталога Миро) значительно поддержали авторитет Дали в Америке. После закрытия ретроспективы в феврале 1942 года, спустя три месяца после трагедии в Пёрл-Харборе и вступления Америки во Вторую мировую войну, выставка отправилась в турне по восьми городам США: Норт-Гемптон, Кливленд, Индианаполис, Сан-Франциско, Виллемсберг, Ютика, Детройт и Омаха⁸. Многие, знавшие о Дали только из прессы, с удивлением обнаружили, что он прекрасный художник, а не только знаменитая личность. Турне пользовалось шумным успехом — ему сопутствовали многочисленные газетные заметки, репортажи и обзоры. Наконец-то в возрасте тридцати восьми лет Дали добился всего. Навсегда покончено с мадридской Королевской Академией!

Примечания

1. Madrid, Francisco, "Еl escandalo del "Salon de Otono".

2. Soby, Salvador Dali. Painting, Drawings, Prints, p. 7.

3. Роберт M. Коутс: "Художественные галереи. Вам снилось что-нибудь хорошее в последнее время?" (New Yorker, 29 November 1941).

4. Sweeney, p. 13; Эдвард Алден Джюэл: "Смешение. Через противоположности — к сюрреализму" (New York Times, 23 November 1941).

5. Henry McBride, "Dali and Miro", New York Sun, 21 November 1941.

6. New Yorker, 29 November 1941.

7. "Комментарий Питона Босуэлла: Мистер Дали выходит в город" (Art Digest, New York, 1 December 1941).

8. Morse, Dali. A Study of his Life and Work, p. 57.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница