Застенчивый Наполеон
Сальвадора Дали нередко называют величайшим художником XX века, человеком, в котором безумие и подлинная гениальность сплелись настолько тесно, что порой их сложно отличить друг от друга. И сам Сальвадор нередко утверждал, что между этими понятиями существует теснейшая связь. Дали был чуть ли не первым человеком, окрестившим себя гением, не дожидаясь того, чтобы это сделали другие. Он основал новое идейное течение — далинизм — единственным ярым поклонником которого и являлся. В то же время Дали нередко намекал на параноидальную природу образов своих произведений, он даже написал несколько статей, претендующих на научность, где обосновывались особенности параноидального взгляда на мир. Посему эту убежденность Дали в собственной гениальности многие рассматривают лишь как банальное проявление мании величия, обычное для людей, подверженных психическим недугам.
Вопрос о том, был ли Дали действительно человеком больным, или же его паранойя была своего рода симуляцией, и по сей день остается открытым. Ведь художник обладал трезвым и ясным рассудком и вполне мог мыслить логически и последовательно. Да и вряд ли обычный умалишенный мог бы создать столько замечательных картин, которыми восхищается мир. Ведь параноиков много, а Дали всего лишь один, воистину уникальный и неповторимый. «Мое отличие от сумасшедшего заключается лишь в том, что сумасшедшим я не являюсь», — говорил на эту тему сам художник. И, возможно, это его высказывание многое объясняет.
Сальвадор Фелипе Хосинто Дали родился в испанском городе Фигерасе 13 мая 1904годав 11 часов утра в относительно состоятельной семье местного нотариуса. Его отец, которого также звали Сальвадором, был достаточно ординарным человеком своего времени, «одним из вольных каталонских мыслителей», по определению Сальвадора-младшего, и конфликты между ним и его сыном стали возникать сразу же после того, как юный Сальвадор принял окончательное решение стать художником.
Однако поначалу родители во всем потакали сыну. Ведь он был для них очень желанным, поскольку первый их сын, которого также звали Сальвадором, умер от менингита всего лишь семи лет от роду. Это произошло за три года до рождения будущего художника. И появление сына было для семьи Дали своего рода избавлением от проклятия бесплодности. «Отчаявшиеся мать и отец не нашли иного утешения, кроме моего появления на свет, — писал впоследствии Дали. — Мы были похожи с братом как две капли воды: та же печать гениальности, то же выражение беспричинной тревоги. Мы различались некоторыми психологическими чертами. Да еще взгляд у него был другой — как бы окутанный меланхолией, «непреодолимой» задумчивостью. Я был не так смышлен и, видимо, взамен был наделен способностью все отражать».
Поэтому маленький Сальвадор не знал отказа ни в чем. Его обожали, холили и лелеяли, и любое его желание незамедлительно исполнялось. Родители потакали самым капризным прихотям своего сына, и возможно именно благодаря этому самолюбие Дали с самого раннего возраста было столь велико.
Первые годы жизни великого художника проходили во все том же Фигерасе и небольшом приморском городке Кадакесе, куда семья выезжала на лето. Уже тогда начал проявляться взбалмошный и неукротимый характер Дали, его склонность к нереальному, к внутренним переживаниям и грезам. «С семи до восьми лет я жил во власти мечтаний и грез. Позднее я так и не смог отделить подлинное от воображаемого. Моя память так смешала реальность и вымысел, что лишь сейчас, объективно оценивая события, я могу понять, насколько абсурдны некоторые из них», — вспоминал впоследствии Сальвадор Дали.
Сначала Сальвадор Дали учился в обычной школе «для бедных». Отец специально отдал его в общую школу для того, чтобы мальчик рос среди своих сверстников из более бедных семей, был ближе к народу. Впрочем, его отпрыск решение отца воспринял без особенного энтузиазма. Идти в школу юный Дали совсем не хотел , и папе пришлось его тащить туда чуть ли не силой. А обстановка там ему сразу же не понравилась. Не по душе избалованному Сальвадору были и его одноклассники, всегда плохо одетые и не привыкшие к тем предметам роскоши, которые были доступны для сына нотариуса. Да и к учебе в этой школе юный Дали особого желания не проявил, и спустя год родители все же решили отдать Сальвадора в школу Братьев — заведение, где учились все другие дети его круга.
Надо сказать, что особыми успехами в учебе Дали и там не отличался. Учителя отмечали чрезмерную рассеянность мальчика, его склонность к уединению и «умственную лень». Хотя при этом и хвалили Дали за его дисциплинированность, отмечая в нем явные способности.
Во время обучения будущего художника в школе Братьев способности эти реализованы так и не были. Сальвадора однажды даже оставили на второй год — никакой, даже самой малой, склонное-ти к получению знаний он не проявлял. Хотя были и небольшие успехи — так, юный Дали, которого учителя не раз поругивали за небрежный почерк, однажды неожиданно для всех занял первое место по каллиграфии.
Если верить самому художнику, описавшему свое детство в многочисленных мемуарах, уже тогда, в самом юном возрасте, у Дали возникла непреодолимая склонность к мистификациям. Так, Сальвадор не раз имитировал безумие. Цель этих лжеприступов была самой что ни на есть простой — создать себе соответствующий имидж и избегнуть лишних упреков по поводу, скажем, несделанного домашнего задания, а заодно и привлечь внимание своих одноклассников и учителей. Уже тогда Дали хотел быть в центре всеобщего внимания, достигая этого всеми доступными ему способами. И порой во время урока он ни с того ни с сего вскакивал со стула, падал ниц на парту, изображая припадок эпилепсии. На его лице в эти минуты появлялось выражение человека, неожиданно увидевшего нечто невообразимо страшное, настолько ужасное, что он надолго терял дар речи. Учителей и одноклассников Дали это не на шутку пугало. И Сальвадора освобождали от его обязанностей, отпуская с уроков. О том, чтобы наказать его за несделанное домашнее задание, нечего было и говорить.
И юный Дали не без удовольствия принимал эти знаки всеобщей заботы и внимания, путь даже достигнутые нечестным путем. Вообще же, в детстве Сальвадор был мальчиком болезненным, и родители, памятуя о судьбе его брата, делали все, что только было в их силах для того, чтобы поддержать здоровье сына. У Дали была некая странная высотобоязнь, и вследствие этой болезни у него часто кружилась голова, когда он поднимался или спускался по лестнице. Кроме того, мальчик неоднократно переболел ангиной. Болеть он, по собственному признанию, даже любил, ведь несколько дней страданий давали ему долгожданное избавление от муки занятий на протяжении долгих недель. «Я проводил эти недели в своей комнате и даже свои дела делал тут же, — вспоминает Дали. — Потом, чтобы избавиться от дурных запахов, в моей комнате сжигали душистую бумагу из Армении или сахар».
Юный Сальвадор Дали был мальчиком замкнутым, и друзей у него, считай, не было. К своим одноклассникам он относился очень настороженно, а те не упускали случая поиздеваться над застенчивым ребенком. По собственному признанию, в шесть лет Дали хотел стать поваром, а в семь — Наполеоном. Случайно увиденное на бочонке из-под матэ изображение французского императора не давало покоя юному Сальвадору. А однажды мальчик получил от своего дяди в подарок королевский костюм. Он любил наряжаться в него и подолгу смотреться в зеркало. Старомодный парик, корона и королевская мантия пленяли воображение будущего художника. Дали любил одиночество и не считал привлекательным делить его с кем-либо из своих сверстников. К ним он относился крайне высокомерно. Сальвадор требовал от них некоего почитания, восхищения своей персоной. И сильно комплексовал, когда одноклассники вместо этого вовсю издевались над ним.
Кроме того, юный Сальвадор был мальчиком своенравным и иногда даже жестоким. Причем эта жестокость его была порой необъяснима. Например, он до крови исцарапал лицо своей няньки огромной булавкой лишь по той причине, что магазинчик, где продавались его любимые конфеты, был уже закрыт к тому времени, когда туда пришел Сальвадор со своей бедной нянькой. Доставалось от него и тем детям, которые находились рядом. Так, однажды шестилетний Сальвадор изо всех сил ударил ногой по голове свою очаровательную трехлетнюю сестренку, а годом раньше по его вине чуть было не произошла трагедия. Сальвадор столкнул с моста четырехлетнего мальчика, с которым они вместе играли. И в первом, и во втором случае оправдание поступкам мальчика найти невозможно. Все такого рода «шалости» зачастую сходили Дали с рук, хотя его отец был человеком очень строгим, и своего сына, случалось, наказывал.
Уже тогда, в самые юные годы, Сальвадор проявлял склонность к живописи. Его дядя, увидев рисунки Дали, предложил пригласить для него хорошего учителя рисования, но Сальвадор на это заявил, что ни в каких учителях не нуждается — он импрессионист и может творить без чьей-либо подсказки.
Окончив с горем пополам школу Братьев, юный Дали поступил в колледж Братьев Маристес. Там Дали чуть ли не с первых дней проявил свой сложный характер. Тогда он увлекался популярными среди многих молодых людей его возраста и круга анархическими идеями. Правда, Дали мечтал о неком невообразимом симбиозе анархии и монархии, ведь он все еще хотел быть королем. И в идеях анархистов Сальвадор видел свое отражение. Чтобы реализовать свои порой нездоровые амбиции, Дали часто дрался. Он мог ни с того ни с сего напасть на своего одноклассника, который был слабее его физически, ударить его, оскорбить. Однажды Дали не понравился мальчик его лет, который ел бутерброд во время полдника. Выражение его лица показалось Сальвадору настолько неприятным, что бутерброд тут же полетел на землю, а мальчик так и остался стоять, потирая ушибленное место и недоумевая, чем он мог вызвать такой гнев своего однокашника.
Перед такими своими нападениями Дали долго выслеживал потенциальную жертву, продумывал план. Решимости ему как правило не хватало. Но однажды Сальвадор неожиданно набросился на мальчика, имевшего вид прилежного ученика. Это ли раззадорило его, или футляр со скрипкой в руках у своей жертвы, но когда мальчик нагнулся для того чтобы завязать шнурок, он получил сильный удар ногой. Скрипка выпала у него из рук, и Сальвадор стал яростно пинать футляр с инструментом ногами, пока от скрипки не остались лишь щепки. После этого Сальвадор бросился бежать со всех ног, испытывая как страх, так и неописуемую радость разрушителя.
Этот случай ему так просто с рук не сошел, в отличие о многих других подобных инцидентов. Раздосадованный подросток немного пришел в себя и тут же бросился в погоню за нарушителем его спокойствия. Дали всегда старался нападать только на тех, кто был намного слабее его, но, несмотря на свой болезненный вид, мальчик оказался куда проворнее, нежели полагал Сальвадор. Он быстро догнал Сальвадора и уже хотел было наброситься на него с кулаками, когда... До драки дело не дошло, поскольку, увидев, что бегством ему не спастись, Дали бросился перед мальчиком на колени, умоляя о пощаде. Он даже предложил своему преследователю деньги, чтобы тот оставил его в покое. Но гнев мальчика, потерявшего свою скрипку, был настолько велик, что остановиться он уже не мог. Удары сыпались на голову Дали один за одним, и он даже не сопротивлялся. Но когда мальчик схватил Сальвадора за волосы, тот закричал настолько дико, что он в страхе отпустил его.
Эта сцена привлекла внимание других учеников и учителя. На все вопросы Дали отвечал, что таким образом пытался доказать превосходство живописи над музыкой. Смущенный таким странным заявлением преподаватель не смог на это ничего сказать и удалился, не наказав виновника.
Именно тогда, во время учебы в колледже, Дали приобрел склонность к шокирующим публичность выходкам. После того как Сальвадор предложил своим одноклассникам обменять им пятисантимовые монетки на десятисантимовые, те сочли его попросту сумасшедшим. Но у самого Дали, когда он совершал эти «сделки», вид был такой, будто бы они приносили ему неимоверную выгоду, а его однокашников оставляли в дураках.
Впрочем, во время учебы в колледже Дали случалось попадать и в более крупные Передряги. Однажды по дороге в колледж он стал невольным свидетелем акции протеста каталонских студентов против политики Испании. Вид возбужденных людей привлек внимание будущего художника, и он решил подойти поближе. И тут один из студентов поджег испанский флаг. Все сразу же бросились врассыпную, ведь подобного рода поступок мог повлечь за собой не один год тюрьмы для того, кто его совершил. Но Дали это даже в голову не пришло, и он остался стоять возле догорающего флага, пока его не схватили солдаты.
Сальвадор долго и безуспешно объяснял солдатам, что он тут совсем ни при чем — флаг сожгли протестовавшие студенты. Никто ему не поверил. Не хотели верить ему и судьи на заседании трибунала. От крупных и неприятных последствий юношу спасла только его молодость. И после этого многие из одноклассников, симпатизировавших каталонскому освободительному движению, стали уважать Дали за поступок, которого он, по сути, и не совершал. Да и не совершил бы, ведь реалии политической жизни того времени были совершенно не интересны этому замкнутому в себе молодому человеку. И каталонскому освободительному движению Дали вовсе не симпатизировал.
Его высказывания о первой мировой войне, поставившей рекорд по части жертв и разрушений, некоторых могут шокировать. Так, например, Сальвадор писал, что «не может сказать о ней ничего плохого... Дамы выучились танцевать аргентинское танго и петь немецкие песни» Несмотря на то, что Испания сохраняла нейтралитет, симпатии каталонского народа были на стороне Франции и ее союзников. И когда в 1918 году было объявлено перемирие, Дали попросили выступить с речью на торжественном собрании студентов.
Красоваться на публике Дали любил, и упускать ни один из таких случаев ему не хотелось. Целую ночь перед выступлением он готовил речь, выдержанную в традиционном для таких мероприятий духе. Выучил ее наизусть, многократно повторяя перед зеркалом. Но в день собрания, когда уже подошел черед выступления Дали, его застенчивость и нелюдимость сыграли свою службу. Волновался Сальвадор и задолго до выхода на трибуну, а когда он взглянул в глаза аудитории, у него и вовсе пропал дар речи. Публика уже начала потихоньку посмеиваться над вызывающим лишь жалость оратором, который не находил себе места от смущения. И вдруг устоявшаяся тишина была взорвала диким грохотом. Это Дали, дабы прервать тяготившее его молчание, резким ударом ноги сбросил кафедру в зрительный зал. После этого он произнес лишь одну фразу, направленность которой была понятна не всем: «Да здравствует Германия! Да здравствует Россия!». Мартин Вилланова, один из агитаторов области, так объяснял его поведение: «Больше нет ни союзников, ни побежденных. В Германии революция. У нее столько же прав, как у победителей. А в России война принесла самый обнадеживающий плод — революцию». А пинок ногой по трибуне, — добавлял он, — имел целью лишь расшевелить публику, подготовить ее к осмыслению столь выдающейся политической мысли.
Это была далеко не единственная выходка Дали той поры. Вскоре его выгнали из колледжа за неуважение к учителям. Сальвадор тогда имитировал крайне странную фобию — он пытался убедить всех окружающих в том, что будто бы боится... обычных бумажных комков. К этой имитации Дали прибегнул для того, чтобы сбить с толку одноклассников, не устававших издеваться над юношей. Сальвадору хотелось, чтобы эти издевки были более безобидными. И теперь, когда кто-либо ни с того ни с сего бросал ему на парту комок скомканной бумаги, Сальвадор изображал приступ безумия. И вот однажды кто-то решил пошутить над Дали именно в тот момент, когда в класс вошел старший преподаватель. Чтобы не выдать себя, Дали изобразил приступ дикого страха и немного в этом перестарался. Учитель, обескураженный поведением Сальвадора, потребовал отдать комок бумаги ему, но Дали наотрез отказался. Когда профессор попытался настоять на своем, Дали, опрокинув чернильницу, вылил все ее содержимое на злополучную бумажку и бросил истекающий чернилами комок прямо на учительский стол. Чаша терпения оказалась переполненной, и вскоре Дали отчислили.
После колледжа он продолжал учебу в других заведениях, однако с не большим успехом. Юноша твердо определился в своем желании стать художником, и точные науки его совершенно не интересовали. Но отец Сальвадора был убежден в том, что кистью карьеры не сделаешь. Классический аргумент типа: «Рисовать это, конечно, хорошо, но на хлеб мазней не заработаешь» — неизменно звучал из уст отца, когда Сальвадор просил позволить ему учиться живописи. Будущее сына виделось отцу совсем по-другому: солидный юрист с ученой степенью... Однако в конце концов он сдался, видимо, осознав, что толку от молодого Дали добиться не удастся. Пусть уж попробует себя в роли художника, если ему так хочется, решил отец и отправил Сальвадора в Мадридскую академию изящных искусств, одно из самых престижных учебных заведений тех лет, надеясь, что Сальвадор со временем станет искусствоведом, профессором живописи. Но и этим его чаяниям не удалось сбыться...
Уже тогда Сальвадор Дали был убежден в своей талантливости и неповторимости. И действительно, ко времени поступления в академию он уже имел профессиональные навыки живописца. Его картины того периода были реалистичны. В отличие от многих других «ниспровергателей основ», Дали много времени провел, обучаясь технике живописи, экспериментируя с красками. И впоследствии, во время учебы в академии, он был сильно недоволен тем, что многие преподаватели предпочитали пустые дискуссии об искусстве практическим занятиям, в результате которых студенты могли бы усвоить конкретные навыки.
Конкурс в это учебное заведение был довольно-таки большой, и семья Дали, равно как и сам художник, опасалась того, что его пройти не удастся. Экзамен заключался в том, чтобы за шесть сеансов выполнить рисунок по античному произведению. Дали выпало копировать Бахуса Джакопо Сансовино. Первый рисунок он выполнил достаточно быстро, но его отец и некоторые друзья сочли его слишком мелким и, следовательно, не соответствующим экзаменационным правилам. Дали этот рисунок стер и взялся за другой. Но и на этот раз с размерами изображения было не все в порядке. Рисунок оказался слишком крупным. Пришлось уничтожить и его. Времени оставалось все меньше и меньше, и отец Сальвадора уже впал в отчаяние — ведь остальные абитуриенты уже оканчивали работу, а его сын еще даже не приступил к ней. В запасе оставалось совсем немного времени, всего лишь один сеанс. Надеяться на то, что Сальвадор сможет поступить в академию, уже не приходилось, и все были готовы к его провалу.
Для того чтобы создать рисунок, другим абитуриентам требовалось как минимум два дня, а то и больше. Но Дали смог закончить его в течение часа! Рисунок был совсем невелик по своим размерам, но экзаменационной комиссией он был оценен очень высоко. В итоге Сальвадор все же поступил в академию.
В первые месяцы учебы в академии Дали зарекомендовал себя как добропорядочный студент, исправно посещающий все лекции и занятия, далее те, где он не мог почерпнуть для себя ничего нового и интересного. Но вскоре Дали вошел в круг авангардных художников и поэтов Мадрида, создавших свое направление «ультраизм», своеобразный аналог дадаизма, крайне популярного в те годы в Европе течения в литературе и искусстве. Именно тогда друзьями Сальвадора стали гениальнейший поэт Федерико Гарсиа Лорка, будущий кинорежиссер Луис Бунюэль, философ Эухенио Монтес. Отношение Дали к своим товарищам было надменным и предвзятым — он считал себя намного превышавшим их и по интеллекту, и по таланту . Те, впрочем, поначалу тоже не принимали чудаковатого провинциала всерьез, но, познакомившись с ним ближе, очень быстро прониклись его идеями. В те годы Сальвадор Дали увлекался кубизмом, одним из первых авангардных направлений XX века. И вот однажды один из членов группы ультраистов, художник Пепин Бельо случайно увидел сквозь приоткрытые двери комнаты Дали две из его картин.
Эти произведения несказанно поразили Бельо, и он рассказал о своем открытии друзьям. Вскоре, несмотря на свою некоммуникабельность и крайне странную, анахроничную для тех времен внешность (длинные волосы + плащ-балахон до пят), Дали был принят в их компанию.
Для Дали начались дни безудержного и бурного веселья. Про обучение в академии он вскоре совсем забыл — все его время, как и время других членов группы, отнимали бесконечные посиделки в шикарных кафе Мадрида. Компания, в которую попал Сальвадор, состояла из никогда не переводящихся представителей «золотой молодежи». Всегда элегантно одетые, они не считали зазорным брать большие суммы денег в долг, зная, что никогда его возвращать не будут — в крайнем случае это придется сделать их родителям.
Склонность к традиционным выходкам у Дали тогда достигла апогея. И уже в самом скором времени о поведении этого странного студента только и судачили как его однокурсники, так и преподаватели. Говорили о нем самое разное, и многое из этих слухов было похоже на чистую правду. То он под бежал к одному из студентов академии, прокричал ему на ухо свой излюбленный афоризм: «Кровь слаще меда», — и тут же умчался прочь, то удивил всех присутствующих в кафе баснословными чаевыми, в десять раз превышающими сумму его заказа. Дали решил сменить имидж, приобретя самый лучший европейский костюм, который он только мог найти в Мадриде, и посетив модного парикмахера.
Поведение Дали свидетельствовало о том, что ему вряд ли удастся задержаться в академии надолго. Так оно и случилось. Сальвадор стал невольным зачинщиком крупного скандала, повлекшего за собой даже вмешательство полиции.
В академии освободилась вакансия профессора живописи. На нее, среди прочих, претендовал прекраснейший художник Васкес Диос. Большинство студентов хотели бы видеть за профессорской кафедрой именно его. Но в результате конкурса он был побежден кем-то куда как менее достойным, что вызвало шквал возмущения. И когда были объявлены результаты, Дали встал и вышел из аудитории.
Этот его поступок вовсе не был сознательным протестом — у Дали попросту была назначена встреча с друзьями. Но именно как дерзкое неповиновение он и был воспринят. Это послужило толчком для студенческих волнений. И Дали был исключен из академии на год.
Впрочем, на этом злоключения молодого художника не кончились. Сразу же по возвращении в родной Фигерас Дали попадает в тюрьму. Время тогда было неспокойное, и для того чтобы впасть в немилость властей, было достаточно малейшего подозрения. Тем более, что в Каталонии только что произошло вооруженное восстание.
За решеткой Дали провел всего лишь несколько месяцев, и вскоре вновь оказался в доме своего отца, где прошло его детство, а затем и в Кадакесе — городке на побережье, где ему наиболее плодотворно работалось. Именно там в напряженных творческих поисках и прошел тот год, на который Дали был вынужден прервать свое образование.
Однако он не задержался в академии надолго и после выхода из вынужденного академического отпуска. В октябре 1926 года Дали был исключен окончательно. Причиной этому послужила еще одна дикая выходка Сальвадора. На экзамене по истории искусств Дали вытянул именно тот билет, который он хорошо знал. Он уже предстал перед профессурой для того, чтобы ответить, но... Возможно, в очередной раз свою службу сыграла чрезмерная некоммуникабельность Дали, и, оказавшись перед аудиторией, он долго не мог вымолвить ни слова. И вдруг вспылил. Дали кричал, что знает больше, чем все присутствующие профессора вместе взятые, и что отвечать им считает ниже собственного достоинства. Королевский указ, подтверждающий исключение Дали, появился меньше чем через месяц.
Однако такие выходки только увеличивали славу Дали. Молодой художник приобретал все большую и большую известность в среде ценителей современного искусства. Его полотна стали появляться в галереях Барселоны, а в Мадриде прошла первая персональная выставка художника. Хорошо отозвался о его картинах и такой мэтр живописи, как Пикассо, случайно увидевший несколько полотен Дали в Барселоне.
Но центром искусств тогда, как и, наверное, во все времена, был Париж. И Дали вскоре после исключения из академии отправился его покорять. Среди известных художников Парижа того времени у него было несколько знакомых, которые могли многим ему помочь. Однако городская богема восприняла Дали хоть и доброжелательно, но все же несколько настороженно. Агенты по продаже картин и владельцы галерей не спешили предлагать молодому художнику свои услуги, а простые парижане со свойственным только им снобизмом видели в Дали лишь амбициозного провинциала с большими претензиями.
Вместе со своим новым знакомым, известным художником Хуаном Миро Дали посещает многие великосветские рауты Парижа. Для этого художнику даже пришлось в срочном порядке заказать себе элегантный смокинг. Но пленять одним своим взглядом у Дали не получается — изнеженная публика Парижа видала персонажей и похлеще. В Париже Сальвадор даже на какое-то время отказывается от своего стремления провоцировать всех и вся. Многие обычные для жизни большой столицы вещи были настолько непривычны прожившему большую часть своей жизни в маленьких городках Сальвадору, что вызывали у него несказанный и неподдельный испуг. Например, метро.
Тогда этот привычный сегодня для всех вид городского транспорта только начинал свое существование. И до приезда в Париж Дали даже не знал, что это такое. И когда Дали попал в вагон поезда, его охватил дикий страх. Его приятелю надо было выходить из метро на остановку раньше, но Дали вцепился ему в рукав, умоляя не покидать его в этом сумрачном царстве. Приятель лишь рассмеялся: «Да ведь все на самом деле очень просто! Выходишь из вагона, идешь к дверям, на которых написано «Выход», затем идешь прямо и через пару секунд ты на улице».
Так оно и случилось, но сколько неподдельного страха натерпелся художник! Зато потом он часто входил в метро даже тогда, когда ему не надо было никуда ехать. «Я путешествовал в метро и выходил из него в самый неподходящий момент, — вспоминал художник. — Я приезжаю, я поднимаюсь, я выхожу! Поезд убегал с бешеным грохотом, оставляя меня наверху, полузадохнувшегося, повторявшего неустанно и монотонно: «Пришел, увидел, победил... Пришел, увидел, победил... Пришел, увидел, победил...».
Но «победить», завоевать расположение парижских эстетов и стать одним из них, равным среди равных, а тем более властителем дум было не такой уж и простой задачей. И в первые свои появления в Париже Дали это не удалось. Хотя художник смог познакомиться со многими представителями художественной богемы того времени, лидерами прогрессивного искусства не только Франции, но и всего мира. Среди них были первооткрыватель движения «Дада» Тристан Тцара и его давний враг, мэтр сюрреализма Андре Бретон; гениальный художник Пабло Пикассо и популярный поэт сюрреалистического круга Поль Элюар. Были и многие другие знакомства, в том числе не только приятные, но и полезные — с владельцами парижских галерей и торговцами картинами, но именно знакомство с Элюаром окажется судьбоносным как для поэта, так и для художника.
С автором «Долга и тревоги» Дали познакомил его будущий агент по продаже картин Камилл Гойманс. Именно он пригласил художника на бал в сад Табарен, где среди гостей был и Поль Элюар в сопровождении какой-то из своих поклонниц, с которой он откровенно флиртовал. Поначалу Дали не произвел на этого завсегдатая богемных вечеров никакого особенного впечатления: замкнутый и закомплексованный юноша, краснеющий по любому поводу и предпочитающий односложные ответы. И то, что Элюар откликнулся на внезапное предложение малознакомого ему человека и согласился навестить его в Кадакесе, было чистой воды случайностью. Просто, для того чтобы провести лето более изысканно, нужны были деньги, а семья Элюаров в них как раз на тот момент испытывала недостаток. Только потом Элюар осознает, что он потерял, согласившись на эту поездку.
Тогда, в тот вечер, Дали смотрел на Элюара с нескрываемой завистью — настолько легко и непринужденно тот мог пленять женские сердца, подчиняя их своей воле. У Сальвадора же отношения с обаятельными жительницами Парижа складывались совсем не так, как ему хотелось бы. Отправляясь в Париж, Дали втайне мечтал о каких-то неописуемых эротических приключениях, ведь у этого города сложилась именно такая слава. Но... «Мне не удалось отыскать элегантную женщину, которая соответствовала бы моим эротическим фантазиям, — писал впоследствии Дали в своей «Тайной жизни». — Я, как бешеная собака, слонялся по улицам, но ничего не находил. Когда подворачивался случай, робость мешала мне приблизиться и завязать разговор. Сколько дней подряд я слонялся по бульварам, присаживался на террасах кафе, ища случая встретить чей-то заинтересованный взгляд. Мне казалось естественным, чтобы все женщины, которые прогуливаются по улицам, разделяли мои желания. Но нет! Предельно разочарованный, я преследовал какую-то дурочку, идя за ней буквально по пятам и не сводя с нее своего пылкого взгляда. Когда она села в автобус, я уселся напротив ее и прикоснулся к ее колену. Тогда она поднялась и пересела на другое место. Мне пришлось выйти и снова влиться в толпу женщин (я видел только их), в поток недружелюбного бульвара, не замечавшего меня. Ну и что? Где тот пояс, за который я хотел заткнуть весь Париж? Что за скотину ты изображаешь? Даже уродин и то нету!
Вернувшись в свой прозаический номер в отеле с гудящими ногами, я ощутил горечь на сердце. Мое воображение занимали все недостижимые женщины, пожираемые моими глазами. Перед зеркальным шкафом я занялся «этим», как жертвоприношением себя, стараясь продлить это как можно дольше и подбирая в памяти все образы, увиденные в течение дня, чтобы они явились мне и явили то, чего я желал от каждой из них. Смертельно изнуряя себя четверть часа раздраженной рукой, я наконец с животной силой вызвал последнее наслаждение, смешанное с горькими слезами. Сколько было женских ляжек в Париже! И ни одну из них я не заполучил в свою кровать, куда свалился в одиночестве, без мыслей и без чувств...»
Одно время о Дали ходили слухи как о страшном ловеласе, менявшем своих любовниц чуть ли не ежесуточно. Говорили о целых гаремах, которые художник якобы содержал до своей женитьбы. Немало сплетен было и о гомосексуальной художника и Федерико Гарсиа Лорки, известного испанского поэта. Вполне возможно, что такие слухи появились не без участия самого «псевдо-Казановы», но... в конце концов он их сам же и опроверг в своих мемуарах.
Отношения с женщинам у Дали не складывались не только в Париже. Не складывались настолько, что до появления в его жизни Галы он, судя по всему, сохранил девственность. «До того как я познакомился с Галой, мне казалось, будто бы я импотент, — вспоминал Дали. — Во время купания я видел половые члены моих друзей, и не мог не отметить, что у всех они были больше, чем у меня... Мне казалось, что для этого акта нужна ужасная сила, не соответствующая той, что есть у меня... К тому же, мне довелось прочитать какой-то порнографический роман, где некий Казакова рассказывал, что когда его член проникал в женщину, он слышал, что она трещала как арбуз!.. Это было явно не для меня».
В своих книгах Дали рассказывает о многочисленных эротических переживаниях детства. Тогда в его сознании дивным образом возник некий нереальный образ, завороживший Сальвадора. Дали называл эту свою мистическую возлюбленную Галючкой, Дуллитой. Она становится неизменным объектом его инфантильных фантазий: «С тех пору меня появилось желание: пусть Дуллита придет искать меня наверху, пусть она поднимется ко мне. Я знал: это случится неизбежно. Но как? И когда? Ничто не могло утолить мое безумное нетерпение. (...) Я был уверен, что отныне она будет покорятся мне как рабыня. Я так уверовал в это, что заранее наслаждался утонченными роскошествами любви. (...) Садилось солнце, пирамида цветов росла, и Дуллита легла среди них. Желание потрогать костылем грудь женщины стало таким острым, что я предпочел бы умереть, нежели отказаться от него. Надо было действовать решительно, и уже сейчас переодеться королем. Выйди я одетым в королевскую мантию и ляг в цветы подле Дуллиты — и она тотчас же умрет от любви».
Этот образ имел мало точек соприкосновения с реальностью. Возник он совершенно неожиданно, когда маленький Дали был вдруг поражен изяществом плеч и бедер девушки, шедшей перед ним по улице. Ничего сверхэротичного в этот момент не происходило, но именно он отложился в памяти впечатлительного ребенка, дав почву для обширных интерпретаций и переживаний.
Немало странных чувств питал Дали и к молодым женщинам, которые находились возле него. Хотя, безусловно, все они были детскими и платоническими.
До встречи с Галой у Дали была всего лишь одна девушка, отношения с которой тоже не были очень близкими и были далеки от идеальных. Они познакомились на одном из занятий по философии в колледже, во время изучения трудов Платона. Их взгляды встретились — и этого было достаточно, чтобы девушка полюбила Сальвадора. «Она была очень белая, с красивыми грудями, — вспоминает Дали их первую встречу, — обняв ее, я чувствовал, как они шевелятся под корсажем, будто бы два живых существа. Я долго целовал ее в губы, а когда они приоткрылись, я прижался ртом к ее зубам так, что мне сделалось больно».
Когда Дали встретил эту девушку, ему было двадцать лет. Молодой художник к этому времени был уже весь переполнен амбициями, и любовь провинциалки не казалась ему чем-то существенным. Не говоря уже о том, чтобы связать с ней свою судьбу. И Дали сразу же признался в этом бедной девушке. «Я тебя не люблю», — заявил он ей в первый же день их знакомства. Он пообещал, что будет с ней пять лет и ни днем больше.
Именно тогда молодой Сальвадор Дали усвоил истину, пригодившуюся ему впоследствии: если хочешь привлечь к себе внимание людей и заставить их полюбить тебя, делай все для того, чтобы показать, насколько тебе это внимание безразлично. По отношению к своей подруге Дали вел себя самым скверным образом. Он встречался с ней только тогда, когда ему этого хотелось, запрещал ей говорить с ним на многие темы, навязывая вместо них свои, не раз оскорблял девушку без причины. Его причудам, казалось, не было ни конца ни края. И с каждым днем, с каждой новой выходкой Сальвадора эта девушка любила его все больше и больше. И чем больше она пыталась приблизить Дали к себе, тем сильнее он ее отталкивал. Чем более трогательными и нежными были ее письма, тем больше издевательств и неоправданных упреков содержали лаконичные ответы ее любимого. В конце концов она стала покорна Дали как рабыня. И тот пользовался ее покорностью.
Однажды Дали приказал ей упасть в траву и сделать вид, будто бы она умерла. Девушка, готовая на все, лишь бы угодить своему любимому, действительно сделалась похожей на мертвую. И лежала так до того момента, пока Дали это наконец не наскучило.
Несмотря нате покорность и благолепие, с которыми девушка относилась к Дали, их отношения не перешли «дозволенной» грани. И в тот момент, когда они, наконец, окончательно расстались, подруга Сальвадора была все еще девушкой, асам Дали... девственником, находившим удовлетворение в мастурбации, которой посвящена не одна страница его книг.
...Итак, летом 1929 года двадцатипятилетний Сальвадор Дали окалывается в небольшом городке Кадакесе. Дорога назад в академию ему навсегда закрыта, а отношения с семьей, разочаровавшейся в его способностях, оставляют желать лучшего. Но не эти проблемы будут волновать в ближайшее время художника. Ведь в его жизни скоро наступит один из ключевых моментов: появится Она» Инфантильный образ Галючки-Дуллиты материализуется, трансформируется в живого человека, женщину из плоти и крови.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
