Открытие Театра-Музея
В 1971 году Дали начал эксперименты с голограммами, вдохновившись работой нобелевского лауреата Денниса Габора (сам Габор также принимал в них участие). В 1972 году в галерее Нодлера Дали выставил три свои голографические композиции и еще несколько работ, явившихся результатом его оптических открытий. Работы описал в "Time" сам Роберт Хью, по мнению которого, художник в последние годы просто повторял себя и "лишь использовал новый метод для воплощения своего прежнего маньеризма"1. Критика Хьюгиса была обоснованной: Дали все еще оставался в плену оптических иллюзий. К тому же критик не обвинял его в жульничестве. Художник был по-прежнему увлечен голограммами — так же как несколько лет назад носорогами и ДНК, а прежде стереоскопией. Голографический метод стал очередным наваждением Дали, который всегда преклонялся перед последними научными достижениями.
Галерея Нодлера стала к этому времени основной выставочной базой Дали в Нью-Йорке. К выставке 1973 года он выпустил письменное заявление об огромной важности своих экспериментов с голограммами (они войдут, писал он, в историю искусства)2. С 6 марта по 6 апреля 1974 года Дали устроил там же еще одну выставку. Супруги Морз, у которых были сомнения по поводу нового поворота в творчестве Дали, тем не менее были рядом, чтобы помочь ему с экспозицией. Они чувствовали, что Дали и этот "хитрый ирландский предприниматель" Питер Мур вот-вот расстанутся. Перед отъездом Морз объехал Нью-Йорк с огромной пачкой наличных долларов, чтобы оплатить счета Галы. Затем он и его жена с супругами Дали отправились морем в Канн. Гала целый час в нетерпении прождала Джефа Фенгольта, надеясь, что он придет проводить ее, но "Иисус Христос — Суперзвезда" так и не появился. Во время этого путешествия Морз и Дали работали над планом книги о роли животных в творчестве художника. Дали настаивал на названии "Живые крекеры". Мур во время путешествия вел себя невыносимо, причиной чего, по мнению Морза, была его ревность к близким Дали людям. У Морза тоже были основания сердиться на Мура. Во-первых, "военный советник" распространил слух, что познакомился с Дали случайно в мужском туалете отеля "Сент-Режи". Во-вторых, имел место инцидент с картиной "Открытие Америки Христофором Колумбом", который только обострил их отношения. Дела у Хантингтона Хартфорда с Музеем современного искусства шли не очень хорошо, и в 1970 году он был вынужден закрыть музей и начать распродажу картин. Названное полотно было выставлено на аукцион 10 марта 1971 года. Морз и Мур намеревались тогда совместно его приобрести, однако Мур, "психопат и лжец", подбивал Морза "выпустить малыша" из рук3. Версия же Мура — иная: по его словам, заявочная стоимость картины составляла 27 тысяч долларов, и он считал ее смехотворно низкой. Разве он не продал только что миссис Лукас шесть литографий за 50 тысяч долларов? Она же взбесится, узнав, что огромная картина так дешево стоит! Поэтому Мур подговорил друзей принять участие в торгах и поднять цену до ста тысяч. Трюк удался, и Рейнольд Морз, надеявшийся приобрести картину за 27 тысяч, пришел в ярость. Тем не менее он заплатил большую сумму, а потом пожаловался Дали. "Но это же смешно! — вспоминал Мур. — Я сделал его коллекцию еще бесценнее. Чего ему жаловаться, чертову миллионеру!"4 В действительности же Мур ни в малейшей степени не испытывал ревности к Морзам, а к Рейнольду — вообще ничего кроме презрения, считая его неотесанным невеждой и выскочкой. Эти двое джентльменов были просто психологически несовместимы5.
В Канне, куда Дали и его спутники прибыли 30 апреля 1974 года, в магазины поступила недавно выпущенная Андре Парино книга под названием "Как стать Дали" (в английском издании — "Неисповедимая исповедь Сальвадора Дали"), "Как избавиться от отца", "Как быть эротичным, оставаясь девственным", "Как не быть каталонцем", "Как стать сверхснобом", "Как любить Галу" — эти и подобные названия глав характеризуют книгу. Парино собрал высказывания Дали на разные темы и из разных источников, сшив их "на скорую нитку", что заставляет читателя отнестись к тексту с некоторым скепсисом. Автор попытался проследить идеи Дали в "литературных произведениях, мемуарах, интимных откровениях и в разговорах с друзьями". Во вступлении он пишет: "Разговоры, интервью, наблюдения — вся техника анализа была использована мной, чтобы поместить высказывания Дали в соответствующий контекст". В чем именно заключалась "вся техника анализа", не уточняется, к тому же Парино не указывает источников, а их немало. В результате получился настоящий хаос, однако это не помешало критикам принять книгу с восторгом, а будущим биографам — слишком доверчиво отнестись к ней. Самого же Дали достоверность не волновала. У Парино было имя, а книга "Как стать Дали" — прекрасная реклама для художника.
Его не покидала мысль о Театре-Музее в Фигерасе. Приехав в Канн, он тут же позвонил Рамону Гуардиоле и дал ему некоторые инструкции6. Второго мая 1974 года Дали появился в Фигерасе и преподнес в дар музею один из своих шедевров — "Корзинку с хлебом". Гуардиола, в то время уже оставивший пост мэра, принимал непосредственное участие в создании музея7. Прошло тринадцать лет, с тех пор как он взялся за превращение мечты Дали в реальность. Он испытал все тяготы общения с бюрократами, упрямо преодолевал препятствия и боролся с проволочками — в итоге его усилия увенчались успехом. Оставалось только проработать последние детали устава Фонда и окончательно утвердить его правление. Двадцатого мая Дали, которому только что исполнилось семьдесят лет, приехал вместе с Гуардиолой и Гонсалем Серракларой в Мадрид на встречу с генералом Франко, принцем Хуаном Карлосом и другими представителями власти. Предполагалось уточнить дату открытия, запланированную на сентябрь этого же года8.
Во время поездки в Мадрид Гуардиола узнал, что Дали серьезно встревожен своим простатитом. Ежегодно он проходил обследование в Соединенных Штатах, и результаты были удовлетворительными. Но в последнее время он мочился дважды за ночь и стал подозревать, что нездоров9. Сразу же по возвращении домой он проконсультировался в Барселоне с доктором Антонио Пигвертом, ведущим специалистом Испании по грыжам и простатиту. Пигверт обнаружил грыжу, которую и прооперировал 3 июня. Операция прошла без осложнений, и Дали в хорошем настроении через две недели вернулся в Порт-Льигат. Есть, однако, свидетельства, что он перенес операцию тяжелее, чем предполагал10.
Еще до операции Дали и Гала предприняли меры предосторожности и составили новое совместное завещание, по которому, после должного обеспечения Сесиль Элюар и сестры Галы — Лидии, все художественное наследие Дали переходило не музею Прадо, как было записано в завещании 1960 года, а Театру-Музею в Фигерасе, и становилось национальным достоянием11.
Двадцать седьмого сентября 1974 года Муниципальный совет Фигераса получил устав "Общественного фонда и Театра-Музея Дали". На следующий день было назначено официальное открытие Театра-Музея, хотя ремонт здания еще не закончился12. Пригласительные билеты оформил сам Дали. На них был представлен прекрасный вид музея со стороны площади; купол увенчан шаром и крестом (в действительности так и не водруженным), и из него во все стороны поднимаются языки пламени. В центре фасада — вход с фигурой в проеме. Человеку, знакомому с творчеством Дали, легко обнаружить здесь двойную аллюзию — на "Обручение Марии" Рафаэля и "Менины" Веласкеса. Приглашения были подписаны "Галой и Сальвадором Дали, а также Муниципальным советом Фигераса"13.
По столь торжественному случаю Фигерас наводнили туристы и группы хиппи в экзотических нарядах. Повсюду мелькали телевизионщики с камерами. Ни танцоры, ни музыканты, ни слон, которого водили по улицам, ни даже сильнейшая трамонтана не уменьшили восторга толпы, встречающей Дали и его Музу в открытом "Кадиллаке". На официальной церемонии в Городском Зале министр жилищного хозяйства передал здание Муниципальному совету Фигераса, а Дали наградили золотой медалью города. Супруги чуть запаздывали. Они прошли пешком до самого Театра-Музея, где их с нетерпением ожидали более тысячи гостей.
Восьмидесятилетняя Гала, внешность которой, несмотря на пластические операции и черный парик, вполне соответствовала возрасту, держала в руке веточку нарда и выглядела несколько ошеломленной14. Их сопровождала эффектная Аманда Лир в муслиновом платье цвета светлого каштана, купленного Дали специально для этого случая. Гала, в свою очередь, вызвала из Нью-Йорка Джефа Фенгольта. Когда вся компания продвигалась к входу в Театр-Музей, "Иисус Христос — Суперзвезда" отстал. "Джеф! Джеф!" — в отчаянии звала его Гала. "Не волнуйся, он нас догонит", — успокоил ее Дали. Джеф действительно вскоре присоединился к ним, однако в течение всего вечера то и дело исчезал. В конце концов охваченная ревностью Гала чуть ли не насильно увезла его в Пуболь.
На выставке в холле оказалось несколько коллажей Аманды, которые, по ее словам, пользовались большим успехом; центральной картиной выставки стало незаконченное полотно Дали "Роже, освобождающий Анжелику", воспевающее несколько угловатые формы Аманды. Ее переполняла гордость, что она рядом с Дали в момент его славы и что она принимала участие, пусть небольшое, в воплощении в жизнь его мечты15.
Оценка музея была неоднозначной. Ему явно недоставало основной идеи, несмотря на намерения Дали сделать музей Театром Памяти, способным действовать на подсознание посетителя и вызывать в нем неожиданные откровения. Дали как-то предложил Рейнольду Морзу, открывшему свой музей с работами Дали, поставить "блевательницы", чтобы зрители могли облегчать свои желудки, выходя оттуда. Реакция критиков на Театр-Музей не была исключительно негативной, но все же из их отзывов было ясно, что вся эта затея с музеем предлагала зрителю камень вместо обещанного хлеба16.
Самым разочарованным человеком на вечере был Рамон Гуардиола, считавший, что Дали обязан был появиться в окружении не только местных и мадридских властей, но и со свитой художников, писателей и интеллектуалов мирового значения (таковые не приехали), что не способствовало мечте художника превратить Театр-Музей в один из "духовных центров" Европы. По мнению Гуардиолы, церемония открытия провалилась. Несомненно, все вышло бы гораздо лучше, если бы организовать эту церемонию поручили ему17.
Примечания
1. Etherington-Smith, pp. 435-436; VPSD, p. 178.
2. "Заявление Сальвадора Дали от 3 апреля 1978 года в галерее Нодлера". Я благодарен Франку Гантеру за предоставление копии этого документа.
3. MDJ, vol. II.
4. Из телефонного разговора с П. Муром 26 августа 1996 г.
5. Morse, Animal Creckers, pp. VIII-IX; из разговоров с П. Муром в Кадакесе в 1995-1996 гг.
6. Guardiola, р. 247.
7. Ibid.
8. Ibid., pp. 247-252.
9. Ibid., p. 252.
10. Ibid., pp. 254-256.
11. Завещания подписаны в Кадакесе в присутствии Хосе Гомеса де ла Серны 1 июня 1974 г. Я благодарен Луису Игнасио Фернандесу Посаде за предоставление их копий.
12. Текст устава см.: Fornes, pp. 11-30.
13. Приглашение воспроизведено: Romero, Todo Dali en un nostro, p. 262.
14. Romero, Aquel Dali, pp. 176-179 (воспроизведены фотоснимки события, выполненные Хосефом Постиусом).
15. Lear, L'Amant-Dali, pp. 242-243.
16. MDJ 18 March 1979.
17. Guardiola, pp 283-284.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
