Аманда Лир

Примерно за шесть лет до этих событий Дали стал завсегдатаем клуба "Карусель" в Париже — возможно, самого известного клуба трансвеститов в мире. Здесь он познакомился с одной из звезд кабаре — Эйприл Эшли (она же — Джордж Джеймсон) — и был совершенно очарован ею. Как вспоминала сама Эшли, художник приходил на ее представления каждый вечер в течение шести недель, осыпал ее подарками и хотел написать с нее обнаженного "Гермафродита". Но ей это было ни к чему, и она, по ее словам, "развернула художника в сторону Алена"¹.

Ален, а точнее — Ален Тап, выступал в "Карусели" под сценическим именем Пеки д'Осло. Эшли вспоминает в своей восхитительно откровенной автобиографии "Одиссея Эйприл Эшли", что Тап, чья франко-арабская семья жила в Провансе, прежде был студентом художественного коллежа. Он показал несколько своих открыток, которые он рисовал, чтобы прокормиться в Париже. "И я сказала ему: "Но, мой дорогой, они прелестны, ты должен продолжать развивать свой талант, а не растрачивать себя попусту на кабаре"².

Однако Тап, обладавший также и способностью к языкам, продолжал работать в "Карусели". В книге Эшли представлена фотография, на которой они вместе с Тапом едят спагетти во время их турне в Милане в 1959 году. Тогда-то Тап признался ей в своем намерении изменить пол. Что же касается Эшли, то она проделала эту мучительную операцию в Касабланке в мае 1960 года, когда ей было двадцать пять лет. Тап был одним из близких друзей, провожавших Эшли в Касабланку из аэропорта Орли.

Ален Тап, он же Пеки д'Осло, вновь появился в Челси в 1965 году, после непродолжительной работы в берлинском клубе "Ше Ну". После "мучительнейших сомнений" он уже решился на "операцию писечки", как сам это называл. Переписка продолжалась, и Эшли с нетерпением ждала приезда транссексуалки Пеки в Лондон, где она выступала с номером "кнут и кожа" в баре "Реймонд Ревью" в Сохо. Пеки в то время добивалась получения британского паспорта. И получила его, выйдя замуж за шотландца по фамилии Лир, которого она выбрала наобум в каком-то баре, заплатив ему пятьдесят фунтов стерлингов за церемонию бракосочетания в Регистрационном офисе Челси. Теперь, став ни больше ни меньше, как миссис Амандой Лир, Пеки (к счастью, никогда больше не встречавшая своего мужа) немедленно подала документы на получение заветного паспорта в темно-синей обложке, свидетельствующего о британском гражданстве. "К ее евразийской красоте и таинственности прибавилось тонкое чувство стиля, — продолжает Эшли. — Она стала одной из любимых моделей Оззи Кларка и прибилась к музыкальной богеме, особенно к Брайану Джонсу из "Роллинг Стоунз". Вскоре они отдалились друг от друга, Аманда звонила редко, только когда ей нужна была какая-нибудь информация, чаще — когда пребывала в депрессии. Она с головой погрузилась в интимную жизнь попсы, пережив романы с Дэвидом Боуи и Брайаном Ферри. Эшли считала, что Аманда так и не сумела отождествиться со своей сексуальностью, что она принадлежала к тем транссексуалам, которые живут под гнетом ужаса перед возможностью разоблачения. "Она обладала твердым характером, но слабыми нервами. Даже когда она стала "Королевой Диско Европы", это чувствовалось в ее голосе, похожем на завывания ветра из лагуны"³.

Признание Эйприл Эшли о замужестве Аманды не было сенсационным. Любой мог бы получить эту информацию, просто набрав номер телефона Регистрационного офиса в Челси. Свадьба состоялась 11 декабря 1965 года. Свидетельство утверждает, что женихом был Морган Пол Лир, двадцатилетний студент-архитектор. Имя невесты — Аманда Тап, она работает моделью, возраст — двадцать шесть лет, дочь Андре Тапа, капитана в отставке французской армии⁴.

В книге же самой Аманды Лир нет никаких упоминаний о том, что она встретилась с Дали в "Карусели". Она пишет, что их первая встреча произошла в ресторане "Кастель" в Париже в 1965 году. Следующим летом, хотя она об этом умалчивает, они виделись в Барселоне. В то время Аманда выступала (все еще под псевдонимом Пеки д'Осло) в ночном клубе "Нью-Йорк" отеля "Каррер деле Эскудельерс". Используя свои длинные ноги и хриплый голос, она зажигала зрителей, изумительно подражая Марлен Дитрих, которая была частой посетительницей "Карусели". В Барселоне Аманда жила в "Месон Кастилья", зарегистрировав французский паспорт под своим настоящим именем — Ален Тап⁵. Во время посещения ночного клуба "Нью-Йорк" Аманду увидели друзья Дали — Сью Гиннесс и молодой барселонский художественный агент Игнасио де Лассалетта. Не ведая о том, что Дали уже знаком с Амандой, они убедили художника посмотреть на нее, что он и сделал. Вскоре после этого Аманда стала появляться в Кадакесе. Автограф на ее книге, подаренной Игнасио, оставил очаровательную память об их встрече⁶.

Сейчас Аманда Лир категорически отрицает тот факт, что когда-то была Пеки д'Осло и знала молодого испанца по имени Игнасио де Лассалетта⁷. Но поскольку, в отличие от Эйприл Эшли, она твердо решила не афишировать свою транссексуальность и не вспоминать о своем предыдущем перевоплощении, было бы неделикатным настаивать на этом. Оправданием может служить только то, что ее опубликованные воспоминания о Дали наполнены мучительными и безнадежными поисками собственной целостности. Именно то, что она когда-то была юношей, превратившимся в молодую женщину, и явилось причиной зачарованности художника. "Транссексуальность Аманды была очень притягательна для Дали, — настаивала Нанита Калашникофф, которая хорошо знала и любила Лир. — Ему нравилось окружать себя диковинными экспонатами разного рода"⁸. Дали, со своей стороны, любил поражать слушателей рассказом об истории Аманды. Несколько лет спустя он, указав Луису Ромеро, одному из своих биографов, на фотографию Лир в каком-то журнале, спросил его: "Как она тебе?" "Неплохо", — ответил тот. Дали расхохотался и воскликнул: "Она — мужчина!" Ромеро был смущен. В таком же замешательстве оказывались и многие другие люди, видевшие Аманду голой в бассейне фаллической формы в студии Дали; они просто не могли поверить, что это восхитительное создание когда-то могло не быть женщиной. Что же касается Исидора Беа, часто видевшего Аманду, то он никогда не сомневался в ее прошлом⁹.

Вскоре Дали искренне привязался к Аманде. Она была не только привлекательна внешне, но и умна, восприимчива и, как подчеркивает Эйприл Эшли, обладала большими способностями к языкам. Ее интересовало искусство, и она желала знать гораздо больше. Она часто задавала Дали вопросы о живописи, и он радовался своей новой роли учителя, подобной роли Скотта Фицджеральда по отношению к Зельде, особенно если это происходило на публике. Появление в обществе со столь яркой спутницей доставляло Дали удовольствие и добавляло ему мужественности, он делал вид, что она его любовница. На протяжении ряда лет, в течение которых Аманда Лир из обычной модели и танцовщицы кабаре превратилась в "Королеву Диско Европы", Дали купался в лучах ее красоты, время от времени выводя ее в свет. Аманда, помешанная на своей карьере (а она была почти так же честолюбива, как и ее покровитель), охотно сопровождала его. При огромной популярности Дали для нее не могло быть лучшей рекламы, чем представлять себя его любовницей, особенно во франкистской Испании. Описывая эту связь, один из журналов даже напечатал статью под заголовком "Любовная история Кадакеса"¹⁰. Но, кроме того, у нее была и другая причина. Психически неуравновешенная Аманда страстно нуждалась в отцовском покровительстве, а также в ком-то, кто помог бы ей достичь славы. Дали, старше ее на тридцать пять лет, идеально подходил для этой роли. Итак, они нуждались друг в друге.

Вскоре Дали узнал, что Аманда ведет записи. "Будь осторожен в том, что ты говоришь Аманде, она все записывает в дневник", — предупредил он однажды Питера Мура¹¹. Нанита Калашникофф вспоминала, как после вечерних бесед и развлечений Дали мог сказать: "Ну что ж, у Аманды теперь достаточно материала для домашней работы, пора уходить"¹². Эти отрывочные записи легли в основу ее книги "Дали Аманды" (1984) — смеси правды и вымысла, почти такой же ненадежной в отражении реальных событий, как и "Тайная жизнь" самого Дали. Аманда утверждает, что была единственным ребенком у матери русско-татарского происхождения (что вполне возможно, учитывая ее слегка восточную внешность) и отца-англичанина (что уже неправда). В книге ничего не говорится о жизни родителей, нет даже их имен; упоминается только, что они были разведены. Неизвестно, где и когда родилась Аманда; нет никаких воспоминаний о детстве или каких-либо указаний на смену пола. Единственное, что Аманда сообщает о своем прошлом, — это то, что она познакомилась с Дали якобы в год смерти своего отца — в 1965 году, когда была студенткой одной из лондонских школ искусств, где и попала под влияние сюрреалистов. Впоследствии она отрицала, что школа искусств находилась в Лондоне, ссылаясь на то, что автор, помогавший ей писать книгу, неправильно понял ее. Она настаивала, что обучалась в Париже. И так обстоит дело со многими другими фактами¹³.

Лир утверждает, что в день их первой встречи окружение Дали включало Джона и Дениса Майерсов (двух красавцев близнецов из Англии, которые поселились в Кадакесе), Наниту Калашникофф и Дадо Русполи — итальянского аристократа, известного тем, что он обладал одним из самых больших фаллосов в Европе. Лир не оценила Мастера при первой встрече, он показался ей нелепым и нахальным. Но на следующий день, после посещения его Двора Чудес в отеле "Морис", как она это называла (открытого ежевечерне с пяти до восьми), Аманда переменила свое мнение. Вскоре Лир, как и Нанита, увлеклась художником. Однажды Дали позвонил ей с парохода, следовавшего в Нью-Йорк. "Звонить с парохода в открытом океане в то время было совершенным сумасшествием, способным произвести впечатление на молодую английскую девушку", — вспоминала Аманда. Вот уж поистине — на молодую английскую девушку!¹⁴

Воспоминания Лир о парижском образе жизни Дали отличаются наблюдательностью и точностью описаний. Например, костюм Дали на вечерах в отеле "Морис" обязательно украшала веточка нарда с необычайно сильным запахом. На ее вопрос, почему именно веточка нарда, художник ответил: когда вы растираете белые цветы нарда между пальцами, они выделяют жидкость, похожую на сперму. Дали немедленно сообщил Лир о своей импотенции. Она также отметила любовь Сальвадора к сплетням, в особенности об аристократах и членах королевских фамилий. Он желал знать малейшие детали о жизни знаменитых людей. Это же относилось и к его личному окружению: он подробно расспрашивал, кто чем занят, с кем встречается и как часто. Он уверял, что идеальное существо для него — гермафродит, поэтому он наделял мужчин из своего окружения женскими именами, и наоборот, давая понять, что все они в глубине души трансвеститы. Говорили они на специальном жаргоне, выдуманном самим Дали: например, лимузин означал пенис, а швейная машинка — соитие.

А как же Гала, которой к тому времени перевалило за семьдесят? Кажется, она находила Аманду несносной: молодость, высокий рост (176 см) и ее блистательная внешность жестоко подчеркивали старость Галы. В архивах Фонда Галы — Сальвадора Дали в Фигерасе хранятся десятки фотографий, на которых присутствуют обе женщины. На многих из них Гала вырезала не только свое лицо, но и лицо своей соперницы: даже сам вид молодой женщины рядом с ней был нестерпим. Впрочем, постепенно она стала допускать существование Аманды и даже научилась выказывать ей некоторое расположение. Ведь Гала постоянно была увлечена собственными романами, а в ее отсутствие кто-то же должен был сопровождать Дали — кто-то, кого бы он действительно ценил и кто не представлял бы угрозы их совместному существованию. Поэтому Гала смирилась.

Книга Аманды Лир совершенно хаотична хронологически и являет собою попурри из эпизодов, без указания дат, но все же связанных друг с другом (читателю сообщается, что фактическим автором был ее друг — Роже Пейрефитт). Рецепт этого "варева" приблизительно таков: взять "весь Париж", добавить к нему "весь Лондон" и приправить это хорошей порцией мстительности. Громкие имена шныряют повсюду, как летучие мыши летним вечером; и, за исключением Дали и Галы, характеры остальных персонажей совершенно не выписаны. Однако в "складках материи" этого повествования неожиданно обнаруживаются бесценные сокровища. Благодаря Лир стало известно, что, несмотря на непреходящую зависть к Луису Бунюэлю, Дали любил показывать своим гостям в Порт-Льигате старую копию "Андалузского пса", к которому добавлял короткометражки с участием Чарли Чаплина, Гарри Лангдона и Бастера Китона. Этими просмотрами на старом проекторе обычно управлял Артуро Каминада. Лир утверждает, что Дали был весьма музыкален, часто напевал или насвистывал каталонские народные песни, прекрасно знал репертуар сардан, несмотря на свое презрение к ним, и так и сыпал каталонскими поговорками. Вот одна из любимейших: "prometre по fa povre", которую можно приблизительно перевести как "обещания ничего не стоят". Дали считал ее точной формулой каталонской прижимистости — характерной черты его народа, и с радостью заявлял, что являет собою образец этой самой прижимистости. К другим ярким деталям относится и то, с каким упорством Дали дурачил всех и вся: подолгу носил отвратительно грязные майки; убеждал всех, что его сестра Анна Мария стала лесбиянкой; предавался разнообразным суевериям и патетически хвастался, что в дни молодости они вместе с Пикассо посещали барселонские бордели и часто ходили в гости к Хуану Грису в Париже. Это было ложью, поскольку Грис умер в 1927 году, то есть до того как Дали обосновался во французской столице. Лир пишет, что служанка Роза постоянно прятала далианскую коллекцию порнографии и что он любил читать наизусть "Дон Хуана Тенорио" Соррильи, которого помнил со времен Студенческой Резиденции. Он также часто вспоминал, что в детстве обожал пантомиму.

Май 1968 года стал важным периодом в жизни Дали, чему Аманда была свидетелем. Во-первых, вышла книга Льюиса Пауэлса, затем наступила очередь роскошно иллюстрированного альбома "Дали Дреже", выдержавшего пять или шесть переизданий. Эта книга принесла огромную сумму денег Дали, издателю Шарлю Дреже и Питеру Муру (Мур до сих пор сияет от удовольствия при воспоминании об этом). Дали держал Аманду при себе неотлучно, он взял ее на ланч к Дреже и посадил рядом с собой (сам он восседал на импровизированном троне). Бульварная пресса отреагировала соответствующим образом. Аманду Лир объявили самым блистательным существом из окружения Дали, его "новой любовью"¹⁵.

Когда во Франции начались студенческие волнения, Дали не упустил случая, чтобы немедленно написать манифест под названием "Моя культурная революция", датированный 18 мая 1968 года. Текст набрали с умопомрачительной быстротой и распространили по высшим учебным заведениям. Основная его идея заключалась в том, что настоящей оппозицией буржуазным ценностям мог быть только возврат к традиции, "аристократии духа", с помощью параноидно-критического метода (в чем конкретно заключался метод, Дали не объяснял), который "необыкновенным образом соответствует чудесной иррациональной природе происходящих вокруг нас событий". Среди более или менее конкретных предложений было превращение ЮНЕСКО, "организации наивысшей скуки", в бордель под названием Министерство Общественной Кретинизации.

Издателем "Моей культурной революции" стал энергичный Пьер Аржийе, который начал издавать графические работы Дали в 1960-е годы. Аржийе, преданный поклонник Андре Бретона, в 1965 году предпринял попытку уговорить его воссоединиться с Дали, сославшись на слова художника в "Дневнике одного гения": "Что бы вы ни думали о Бретоне, он прежде всего человек цельный и так же тверд, как вера св. Андрея"¹⁶. Бретон, до тех пор владевший картиной "Вильгельм Телль" и обожавший ее, подумал и решил, что воссоединение невозможно. Дали был подавлен этим. В следующем, 1966 году Бретон умер¹⁷.

Выпустив "Мою культурную революцию", Дали решил, что ему не нравятся настроения, охватившие Париж, поэтому он и Гала "бежали" (как сказала Аманда Лир) в Испанию на своем новом голубом "Кадиллаке"¹⁸.

Аманда Лир наблюдала, как в окружении Дали появился двадцатидвухлетний колумбиец по имени Карлос Лозано, работавший в одном из театров в Калифорнии. Лозано появился в Париже в апреле 1969 года и был введен актером Пьером Клементи в "высокое собрание", сплотившееся вокруг Дали в отеле "Морис". Дали, по словам Лозано, был настолько опьянен новым гостем, что практически забыл всех остальных посетителей и своих приспешников. Его можно было понять. Внешне Лозано напоминал вариант хиппи и ацтекского бога: стройный, темнокожий, с черными как смоль волосами, сверкающими зубами, заразительным смехом и исключительным очарованием, он предпочитал одеваться экстравагантно, пользовался экзотическими духами и обнажал свой живот. Неудивительно, что посол Испании посчитал его девушкой и поцеловал руку. На следующий день Дали пригласил Карлоса к себе, и вскоре тот стал его особо приближенным фаворитом¹⁹.

Дали позаботился, чтобы Лозано получил роль в мюзикле "Волосы", который тогда пользовался в Париже большим успехом²⁰, и однажды вечером взял Галу и Аманду посмотреть на него. На Аманду Лир красавец не произвел такого впечатления, как на Дали и Галу, которая возненавидела Карлоса с первого же взгляда. На протяжении следующих дней Лир наблюдала за Карлосом на собраниях в "Морисе" и пришла к выводу, что в нем нет ничего особенного — только яркие наряды и позерство. И все же это не так — Лозано обладал умом и чувственностью²¹.

В свою очередь, Карлос Лозано был изумлен Сальвадором Дали и его обществом и не мог поверить своему счастью. Обеды в самых дорогих ресторанах, посещения музеев и художественных галерей, постоянное внимание репортеров и фотографов — все это сильно отличалось от того, что окружало юношу до сих пор. Так же как Аманда и Льюис Пауэлс, он обнаружил склонность Дали к "андрогинному, ангельскому типу", к мальчикам, которые походят на девочек. "Вид стоящего члена, который принадлежит гибкому, почти женскому телу, отраден для моих глаз", — признавался Пауэлсу Дали²². Кроме того, Питер Мур, который как никто знал о сексуальных предпочтениях Дали, упоминал, что "Дали хотел мальчика с сиськами"²³. Лозано также узнал, что Дали был заядлым вуайеристом и терпеть не мог, когда к нему кто-нибудь прикасался — будь то мужчина, женщина или ребенок. И попытки молодого актера вступить в общение с Мастером посредством языка тела провалились: Дали "смылся". Что же до стиля прикосновений самого Дали, то "он просто вцеплялся в вас, когда ему было что-нибудь нужно". Лозано, беззаботный гей, был уверен, что подлинные наклонности у Дали — гомосексуальные. Дали же отрицал это. Однако его предпочтение мужского тела сомнений не вызывало²⁴.

Вначале Лозано был удивлен чрезвычайной зависимостью Дали от мастурбации, которую тот активно и открыто практиковал во время устраиваемых им эротических игр. Вскоре Карлос и сам стал принимать участие в этих забавах и даже получал указания подыскивать подходящих для них андрогинообразных юношей. "После того как я сам попал туда в результате сводничества, я тоже стал сводником", — шутил он годы спустя²⁵. "Оргии" Дали не совсем отвечали дионисийскому смыслу этого слова, поскольку он тщательно планировал их вплоть до мельчайших деталей и постоянно вмешивался в действие с указаниями, что делать и чего не делать или как лучше делать то, что они уже делают. Например, ему нравилось прерывать "актеров" в тот момент, когда они уже были на грани достижения оргазма. Дали был всесильным мастером фантазий, в том числе эротических, и никто не знал, какие указания он даст в следующий момент. Иногда они включали в себя гетеросексуальную содомию. Дали рассказал Пауэлсу о девушке, которая, участвуя в оргии, кричала: "Я делаю это только ради Божественного! Ради Божественного Дали!"²⁶

Роберт Уайтекер, австралийский фотограф, подружившийся с Дали в конце 1960-х годов, стал свидетелем того, как художник пригласил нескольких красивых девушек в Порт-Льигат для позирования обнаженными и, делая вид, будто рисует, мастурбировал, спрятавшись за своим мольбертом. Когда хорошенькая жена Уайтекера предстала перед ним в 1972 году, "Дали первым делом предложил ей вибратор и спросил, практиковала ли она мастурбацию". Участники сладострастных представлений Дали обычно стесняются вспоминать об этом сегодня, однако Карлос Лозано — исключение. Он быстро понял, что Дали комплексовал по поводу маленьких размеров своего пениса и что наибольшим удовольствием для него было уговорить какого-нибудь юношу мастурбировать в его присутствии; при этом Дали просто наблюдал или же мастурбировал сам²⁷.

Карлос Лозано сделал еще одно открытие: Дали не только пичкал себя витаминами, но и принимал антидепрессанты, во всяком случае, на протяжении тех лет, когда Карлос близко наблюдал художника. Это важное признание: пусть Дали убедил мир в освобождении от внутренней скованности, но свое подсознание он обмануть не смог. В те годы Дали не употреблял алкогольных напитков. Безусловно, это было мудрым решением человека, для которого бдительность, боязнь оказаться застигнутым врасплох и демонстрация своего ума во всем блеске были законом жизни. Однако алкоголь, как Дали хорошо знал по своему мадридскому опыту 1920-х годов и по жизни в Париже, приносил ему хоть и временное, но все же облегчение от застенчивости, скованное-ти и депрессивных состояний. Возможно, что антидепрессанты (неизвестно, какие таблетки употреблял Дали) частично освобождали его от чувства стыда, но без потери самоконтроля, который был так необходим этой неординарной личности²⁸.

Книга Аманды Лир, переизданная слово в слово в 1994 году под новым названием²⁹, прекрасно воспроизводит мир Дали, запутанный, двусмысленный, наполненный клоунадами. Однажды художник предложил Аманде сочетаться с ним "духовным браком" по церковному обряду. По этому поводу Дали даже проконсультировался у священника из храма Рокакорба, расположенного на почти тысячеметровой высоте над уровнем моря, на покрытой лесом горе вблизи Жероны. Если даже сегодня с большим трудом можно добраться до этого места на четырехколесном транспортном средстве по ужасной дороге без покрытия, которая начинается в Пухарноле — в девяти километрах от храма, то можно представить себе трудности, которые испытал Артуро Каминада в начале 1970-х годов за рулем медленно ползущего "Кадиллака". Лир пишет, что когда ехать на машине дальше стало невозможно, остаток пути они проделали на спине осла, а затем пешком. Конечно же, они выдохлись, когда добрались до святилища. У местного священника была длинная, подобающая старцу, борода. Дали был удовлетворен, но до заключения "духовного брака" необходимо было еще посоветоваться с монахом из монастыря Сант-Пере де Рода. На этом эпизод заканчивается, и Лир больше не сообщает ничего по этому поводу. Происходило ли все именно так на самом деле? И действительно ли они ехали на осле вверх по дороге, а потом спускались вниз? Возможно, мы никогда не узнаем, было ли это описание блестящей выдумкой Аманды Лир или же в его основе лежали реальные события³⁰.

К 1970 году Аманда стала постоянно посещать Кадакес в летние месяцы, сопровождала Дали на корриду в Барселону и в его поездках по Коста Браве. Где бы они ни появлялись вместе, на них тут же начинала пялиться толпа местных жителей и туристов. Их связь служила прекрасной темой для газетных сплетен. Жеронская газета "Los Sitios" отвела под это целую рубрику. Ее автор, Энрике Сабатер Боне, был родом из Нижнего Ампурдана, где его отец работал автомобильным механиком. Сабатер родился 20 ноября 1936 года, через несколько месяцев после начала Гражданской войны. Он был гордым человеком, чему способствовали его разнообразные дарования. Он неплохо играл в футбол и в возрасте семнадцати лет выступал даже за жеронскую команду юниоров. Хорошо разбирался в фотографии и умел управлять самолетом. Попав в Швейцарию, Боне обнаружил в себе талант к изучению языков. Вернувшись в Каталонию, он сменил множество занятий: работал и шофером на местной радиостанции, и туристическим агентом, и управляющим по связям с общественностью туристического комплекса "Ампуриабрава" вблизи Розеса. Сабатер был обаятельным, красивым человеком, пользовался успехом у женщин. Кроме того, он обладал общекаталонским талантом к добыванию денег³¹.

Светская рубрика Боне в "Los Sitios" открыла ему доступ в высшее общество, отдыхавшее на побережье Коста Брава. "Сладкая жизнь" этих лет подогрела его тщеславие, он вознамерился добиться успеха. А поскольку рядом находился Дали, было бы просто глупо не воспользоваться этим. Первая встреча состоялась в 1968 году, когда художник дал Сабатеру интервью для "Los Sitios". Они быстро сошлись, и вскоре Боне стал часто наведываться в Порт-Льигат, где его приняли не только Дали и Гала, но и Питер Мур. Сабатер отмечал, что в первые дни знакомства Питер был благосклонен к нему. Вряд ли Мур мог себе представить, что хроникер вскоре начнет вытеснять его³².

Примечания

1. Телефонный разговор с Эйприл Эшли в Сан-Диего, Калифорния, 10 марта 1997 г.; Fallowell and Ashley, passim.

2. Fallowell and Ashley, passim.

3. Ibid., pp. 178-180, 240-241.

4. Копия свидетельства о вступлении в брак, предоставленная Регистрационным отделом Челси.

5. Из разговора с хозяйкой отеля, сеньорой Квинто, а также сеньорой Анхельс Торрес, которые обе хорошо помнят Аманду Лир; информация о Дитрих и "Карусели" — из телефонного разговора с Эйприл Эшли в Сан-Диего, Калифорния, 10 марта 1997 г.

6. Из разговоров с Игнасио де Лассалетта в Барселоне (июль и август 1996 г.) и С. Гиннесс (леди Мойн) в Кадакесе 7 августа 1996 г.

7. Из разговора с Амандой Лир в Сан-Реми де Прованс 2 июля 1996 г.

8. Из разговора с Нанитой Калашникофф в Марбелье 23 июля 1995 г.

9. Tiempo, Madrid (специальное приложение, посвященное смерти Дали) 23 January 1989, р. 8; из разговора с Исидором Беа в Кадакесе 10 августа 1995 г.

10. "Love Story en Cadaques", Turismo у Vida, Madrid, October 1971.

11. Из телефонного разговора с Питером Муром в Кадакесе 10 августа 1993 г.

12. Из телефонного разговора с Нанитой Калашникофф в Марбелье 8 мая 1996 г.

13. Из разговора с Амандой Лир в Сан-Реми де Прованс 2 июля 1996 г.

14. Lear, Le Dali d'Amanda, p. 29.

15. Ibid., p. 85; VPSD, p. 168.

16. DG, p. 85.

17. Argillet, "Dali -Breton".

18. Lear, Le Dali d Amanda, p. 87.

19. Из разговора с Карлосом Лозано в Кадакесе 29 июня 1996 г.

20. Из того же источника.

21. Lear, Le Dali d'Amanda, pp. 140-143.

22. Dali and Pauwels, p. 239.

23. Из разговора с П. Муром в Кадакесе 26 октября 1993 г.

24. Из разговора с Карлосом Лозано в Кадакесе 29 июня 1996 г.

25. Из того же источника.

26. Dali and Pauwels, pp. 160-161.

27. Из телефонного разговора с Робертом Уайтекером 17 марта 1997 г.; Clifford Thurlow, Sex, Surrealism, Dali... and Me. The Memoirs of Karlos Lozano (неопубликованная автобиография).

28. Ibid.

29. Lear, L'Amant-Dali. Ma Vie avec Salvador Dali, Paris, Michel Lafon, 1994.

30. Lear, Le Dali d'Amanda, pp 207-208.

31. Carol, Dali. El final oculto de un exhibicionista, p. 110; из разговора с Энрике Сабатером (Калелья де Палафругель, 30 июня 1996 г.).

32. Из разговора с Энрике Сабатером (Калелья де Палафругель, 30 июня 1996 г.).

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница