Новые игроки
В середине 50-х годов появилось три новых человека, которым так или иначе суждено было сыграть значительную роль в жизни Дали.
Первым был Исидор Беа, сорокапятилетний сценограф из Торрес дель Сегре в провинции Льейда. Беа изучал сценографию в Барселоне и после Гражданской войны работал в театрах, а затем вместе с двумя компаньонами открыл собственную студию. Его репутация была очень высокой — он работал во всех ведущих театрах Барселоны. Летом 1955 года Беа получил неожиданное предложение расписать в технике альфреско потолок театра в Паламосе по сюжету картины Сальвадора Дали; художник крайне удивился, узнав, что Беа потратил на исполнение заказа всего один день, и захотел познакомиться с мастером.
Беа был как раз тем человеком, в котором так нуждался Дали для создания своих крупногабаритных полотен. Работая сценографом, Беа специализировался на театральных задниках и хорошо владел перспективой. Он был любезным, рассудительным, исключительно трудолюбивым человеком, на него можно было положиться. Дали решил привлечь его к своей работе. Когда обсуждали условия сделки, Гала вначале спорила, но соглашение все же было достигнуто и привело к сотрудничеству, длившемуся целых тридцать лет. Вскоре Беа приступил к разметке огромного полотна Дали "Тайная вечеря". Для облегчения работы в студии было установлено специальное приспособление, с помощью которого полотно поднималось и опускалось в прорезь пола. Картина (167 х 268 см) была закончена до отъезда Дали в Нью-Йорк осенью того же, 1955 года1.
"Я художник от рождения, — говорил Беа незадолго до своей смерти, — но художник сцены".
Беа обратил внимание, что Дали и Гала "не жалели труда и времени, чтобы достичь успеха, а достигнув его, не собирались ни с кем делиться. Меня взяли в качестве ассистента, и, видит Бог, я работал не покладая рук. Я был роботом, наделенным душой Дали". Первое лето Беа жил в расположенном поблизости отеле "Порт-Льигат", а позже для него была отремонтирована соседняя лачуга. Работая с рассвета до заката, Дали требовал того же от Беа и нехотя соглашался предоставлять ему выходной день в воскресенье, ибо Беа как настоящий католик привык ходить по воскресеньям в церковь2.
К тому времени, когда Беа начал работать на художника, Дали познакомился с Питером Муром, который позже стал его секретарем. Мур родился в Лондоне в 1919 году. Его отец Джон Мур, ирландец из Корка, строил туннели, работая на компанию "Викерс Армстронг". Его матерью была ирландка из Ливерпуля. К десяти годам Мур не только знал французский как родной, но и прекрасно овладел итальянским благодаря своей няне-итальянке и немного знал голландский.
Когда ему было четырнадцать лет, родители Питера Мура погибли в автокатастрофе. Мальчику был назначен опекун, мистер Уоткинс. В 1938 году двадцатилетний юноша поступил на службу в войска связи Британской армии и обрел там второй дом. Он полюбил свою службу. "Армия сделала меня самостоятельным и крепким. Я всем обязан армии". Оставшись без родителей, не имея родственников, невесты и влиятельных знакомств, связист Мур отдал все свои силы армейской службе.
У него все получалось. Его превосходный французский (он легко выдавал себя за француза) особенно ценился в войсках связи, и вскоре после начала войны ему было присвоено звание капрала. В 1940 году он принимал участие в операции Британских экспедиционных войск в Шербуре и получил звание младшего сержанта. В 1942 году британские войска высадились в Алжире, и Мура произвели в лейтенанты. Через некоторое время его включили в военизированное подразделение под названием "Психологическая военная тактика" — британский аналог немецкой "Пропагандаштаффе". Начальником Мура был Дафф Купер, министр информации. Один из биографов Дали установил, что во время войны Мур работал в сверхсекретном подразделении по обеспечению телетайпной связи3.
На службе в подразделении "Психологической военной тактики" Муру приходилось готовить доклады для Уинстона Черчилля. После ухода Мура в 1946 году в отставку Черчилль рекомендовал его сэру Александру Корда, возглавлявшему лондонскую киностудию, под вывеской которой осуществлялась работа по организации общеевропейского шпионажа. После собеседования с Муром в Лондоне Корда предложил ему возглавить отделение "Лондон Филмз Интернешнл" в Риме с недельной зарплатой в двести пятьдесят фунтов стерлингов (астрономическая сумма по тем временам), не считая дома и машины. Мур принял предложение и стал одним из руководителей в мире кино.
В уведомлении об отставке Мура, датированном 1 ноября 1946 года, сообщалось, что в 1945 году ему было присвоено почетное звание капитана. С этого момента Мур всегда именовал себя капитаном, будучи уверен, что почетное звание капитана Британской армии и принадлежность к элитным войскам увеличат его шансы на успех в качестве предпринимателя.
В 1955 году кинорежиссер А. Корда приступил к съемкам фильма "Ричард III" с Лоренсом Оливье в главной роли и заказал Дали портрет актера в рекламных целях. Портрет был выполнен в мае в Лондоне, где художник остановился в гостинице "Клэриджес". Дали запросил десять тысяч фунтов стерлингов в итальянской валюте, но из-за валютного контроля возникли сложности, и Корда посоветовал Дали обратиться за помощью к своему человеку в Риме — Питеру Муру. Корда пообещал Дали, что Мур поможет устроить ему встречу с Папой Римским. В то время Мур как раз устанавливал телевизионную сеть в Ватикане и познакомился с Папой, который был заинтересован в телевидении. Муру не составило труда устроить эту встречу. Если в 1949 году для аудиенции было отведено всего десять минут, то сейчас Дали разговаривал с Пачелли целых два часа. На следующий день Дали выразил удивление, что об аудиенции в "Osservatore Romano" ("Римское обозрение") не было сказано ни слова. "Я сказал ему, — вспоминал Мур: — "Вы думаете, что каждый раз, когда Папа обращается к своему повару или электрику, об этом обязательно пишут газеты? Если хотите официальной аудиенции, действуйте через испанское посольство!"4
Прекрасный собеседник, щеголь и весельчак, Питер Мур произвел на Дали хорошее впечатление.
Затем в жизнь Дали вошла женщина. В феврале 1955 года Дали и Гала присутствовали на ежегодном благотворительном балу, который давали Никербоккеры в Нью-Йорке. Туда приглашали исключительно избранное общество: необходимо было быть либо богатым, либо знаменитым, либо признанной красавицей. Многие из гостей обладали всеми тремя достоинствами. Вдруг Дали увидел в противоположном конце зала потрясающую блондинку в красном вечернем платье. Высокая, стройная, с прекрасными формами — испанцы называют таких "статуэтками". Не в силах отвести глаз, он в конце концов поднялся и подошел к ней. "Я — Да-ли, — сказал он. — Я хотел бы видеть вас каждый день до конца жизни. А кто вы?"
Ответ женщины в красном лишил его дара речи — редкий случай для Дали. Оказалось, что она не только испанка (такого Дали вообще не мог предположить) с экзотическим именем Нанита Калашникофф, но и родилась на Пуэрта дель Соль рядом с Королевской Академией Сан-Фернандо в Мадриде. Нанита также сообщила ему, что она дочь знаменитого и очень богатого автора полупорнографических романов Хосе Мариа Карретеро, книги которого издавались многотысячными тиражами в 20-х и 30-х годах, и Дали подростком читал их запоем.
Карретеро, умерший в 1951 году, был родом из андалузской Мантильи и писал под псевдонимом Эль Кабальеро Аудас ("Дерзкий"), Гигантского роста (около ста девяноста сантиметров), он был знаменит в Испании и Южной Америке уже к 1922 году, когда Дали приехал в Мадрид. Карретеро пользовался заслуженной репутацией волокиты, дуэлянта и шутника. Рассказывали, что когда, закутанный в плащ, он входил в комнату, женщины падали в обморок, а мужчины бледнели от страха. Луис Бунюэль назвал его "романистом низкого пошиба"5, однако это не помешало режиссеру взять за основу своей "Дневной красавицы" один из романов Эль Кабальеро Аудаса без каких-либо ссылок на автора6.
Дали не мог поверить, что Нанита Калашникофф — дочь писателя, чьи книги вносили в его школьную жизнь чувственные переживания. Он вспоминал, как будучи еще мальчиком был потрясен фразой из книги Карретеро, что женское тело при проникновении мужского члена вовнутрь "издало звук, похожий на треск арбуза, когда его вскрывают ножом". И я сказал себе: "Если я возьмусь делать дырку в арбузе этой моей маленькой штучкой, у меня ни за что не получится!"7
Отец Наниты хотел назвать ее Амбариной из-за ее белой кожи и светлых волос, однако церковь не дала согласия, и девочка получила имя Мария Фернанда, в честь любовницы отца — актрисы Марии Фернанды Ладрон де Гевары ("Нанита" — уменьшительное от Фернанды).
В 1931 году, в первый год Испанской Республики, отец Наниты, монархист и антидемократ, решил, что не может жить в Испании после смещения короля Альфонсо XIII, и бежал вместе с семьей в Париж. Наните тогда было семь лет. Ее отдали во французскую школу, и она быстро овладела языком. Тогда же ее родители развелись.
Нанита была очень красивой девушкой, и на нее обратил внимание французский художник Жан-Габриэль Домергю, который решил попробовать себя на поприще моды. Нанита стала его моделью, таким образом оказавшись среди людей искусства в мире богатства, в котором счастливо прожила до конца своих дней. За ней ухаживали, ее обожали, ей поклонялись. Вскоре она поняла справедливость французской поговорки "анатомия — это судьба". "Одной из моих учительниц была Симона де Бовуар, — вспоминала она. — Я часто думала, что хочу стать писательницей, но постоянное внимание ко мне и мои чувства поглощали все мое время"8.
К тому времени, когда Дали встретил Наниту Карретеро у Никербоккеров, она уже десять лет была замужем за Михаилом Калашниковым (выходцем из России, который получил образование в Англии и работал на ювелиров Уинстонов в Нью-Йорке) и имела трех дочерей. На балу она не приняла Дали всерьез ("Мне показалось, что он — один из тех сумасшедших испанцев, которые вечно валяют дурака"). Но Дали был Дали, и она согласилась встретиться с ним на следующий день. Вторая встреча прошла интереснее. Дали просто помешался на Наните и каждый вечер встречал ее после работы у популярного косметического салона Лили Даше на Пятьдесят Шестой улице. Царственные манеры Наниты в сочетании с величественным носом дали повод называть ее "Луи XIV" или попросту "Ле Руа" ("Король"). Ее муж относился к этим ухаживаниям Дали с добродушным юмором.
Удивленная происходящим, Гала решила, что новая красавица представляет собой угрозу ее отношениям с Дали, и заподозрила, что Наните надоел ее муж. Нанита же и Дали наслаждались обществом друг друга, без умолку болтали об Испании и распевали арии из любимых испанских оперетт, тексты которых оба знали наизусть. Они еще больше обрадовались, обнаружив, что у них глаза почти одного цвета — серо-зеленого. "Дали называл это симбиозом, и мы всегда шутили по поводу такого совпадения", — вспоминала Нанита. Существовала и еще одна общая тема — их сложные отношения с отцами9.
Дали был поражен, что Нанита, рожденная в Мадриде, чувствовала себя совершенной андалузкой, особенно когда проводила каникулы в доме отца в Мантилье. Художник часто рассказывал ей о Лорке, которого так и не смог посетить в Гранаде, несмотря на его настойчивые приглашения. Он говорил о поэте как о величайшем друге юности, вместе они читали наизусть его стихи. Если Дали продавал свою картину, он поднимал глаза к небу и благодарил Федерико, потому что верил, что друг замолвил о нем словечко "там, наверху". Без сомнения, Дали влюбился в Наниту Калашникофф, и вскоре она стала ему совершенно необходима. Нанита также прониклась нежными чувствами к "настоящему" Дали — обаятельному человеку, с которого, как с луковицы, слетела наносная шелуха. Эти отношения никогда не были откровенно сексуальными, но их наполняла та чувственность, которой не было в отношениях художника с Галой. У Наниты, исключительно привлекательной и сексуально раскрепощенной, не было предрассудков, она позировала Дали обнаженной. "Она была очень важна для него, — вспоминал Питер Мур. — Она была именно той женщиной, на которой Дали действительно хотел бы жениться. В отличие от Галы, Нанита принимала участие в маленьких забавах художника"10.
Примечания
1. Carol, "Еl escenografo de Portlligat".
2. Магнитофонная запись беседы с Исидором Беа в Кадакесе 10 августа 1995 г.
3. Secrest, р. 205.
4. Эти строки стали результатом многочасовых бесед с П. Муром в Кадакесе и Мадриде, а также по телефону в 1991-1996 гг.
5. BMDS, р. 72.
6. Из разговора с Нанитой Калашникофф в Марбелье 14 сентября 1995 г.
7. Permanyer, "Еl pincel erotico de Dali".
8. Из разговора с Нанитой Калашникофф в Марбелье 14 сентября 1995 г.
9. Из того же источника.
10. Из разговора с П. Муром в Кадакесе 1 декабря 1993 г.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
