"Кледализм". "Скрытые лица" — ключ к пониманию Дали
Воодушевленный полемикой и огромным успехом "Тайной жизни", Дали решил написать роман и развить свои новые идеи о конце старого порядка и о духовном возрождении Европы. В самый разгар войны, осенью 1943 года, он уехал в поместье маркиза де Куэваса, расположенное в горах Нью-Хэмпшира, неподалеку от канадской границы, где за четыре месяца написал "Скрытые лица", работая "по четырнадцать часов в сутки". Результат поразил даже его самого, и он назвал себя "наиболее трудоспособным художником нашего времени"1.
Аакон Шевалье, узнав о новом романе, приехал в Нью-Хэмпшир, настроенный несколько скептически. Дали как раз закончил первую длинную главу. К своему изумлению, переводчик обнаружил, что Дали "четко и ясно", с детальной проработкой большинства сцен, держал всю композицию в голове. Шевалье был восхищен первой частью: "Я уже знал Дали-художника и Дали-солипсиста; теперь же я познакомился с Дали-романистом". Он видел перед собой художника с мировой славой, "охваченного литературным поиском характера героев, разработкой сцен и придания им драматической энергетики. Он всерьез интересовался тем, как Бальзак, Стендаль, Сервантес справлялись с подобными проблемами". Это было изумительно. Воображение Дали свободно вращалось в "совершенно другом мире". Неудивительно, что Шевалье согласился перевести будущую книгу2.
В "Предисловии автора" к этому роману Дали приводит одну из причин, подтолкнувших его к написанию "Скрытых лиц", — это желание завершить "трилогию страсти", начатую маркизом де Садом. "Садизм" повлек за собой "мазохизм", однако недоставало "третьей стороны проблемы, то есть синтеза и сублимации". Дали восполнил этот пробел, придумав термин "кледализм", который родился из имени главной героини романа — аристократки Соланж де Кледа. Однако удовлетвориться этим объяснением — то же самое, что ставить телегу впереди лошади. Годы спустя он признался, что "кледализм" означал систему, содержащую "ключ" (французское "cle") к Дали (отсюда — "Cle-Dali"), и что Соланж де Кледа была придумана как его воплощение3.
В предисловии к "Скрытым лицам" Дали писал:
"Кледализм" развивает теорию эротического самоотрицания или вытеснения, сформулированную Дали в 1927 году в "Святом Себастьяне", теорию, на которую он и Лорка потратили много времени, усилий и чернил5. Соланж де Кледа является частичным воплощением св. Себастьяна. На фронтисписе книги Дали изобразил обнаженную героиню, привязанную в позе святого к пробковому дубу, геральдическому знаку семьи Грансай, чей отпрыск — граф Анри является главным героем книги. Соланж де Кледа умирает, так и не удовлетворив свою страсть к не знающему жалости экс-политику Грансаю (суровый "пятилетний план" воздержания роднит его с Дали-юношей из "Тайной жизни"). В романе больше внимания уделено вопросам мужской потенции, а не "извечному женскому таинству". С одной стороны, речь идет о бесчисленных женщинах Грансая, с другой — мы не видим ни одной из них в действии. Дали описывает состояние, которое сам граф, бесплодный, как и Гала, называет "возвращением комплекса импотенции"6. Какие бы аргументы ни приводил рассказчик в пользу воздержания, невозможно не вспомнить, читая это произведение, о прилюдных признаниях Дали в своих "скороспелых" оргазмах ("Я никогда не находил чрезвычайного удовольствия в оргазме. Что действительно имеет значение, так это то, что ему предшествует, и более — в голове, чем в действиях"7. "Для меня полный оргазм представляет собой полную неудачу. Как вы знаете, я всегда избегал физического контакта. Немного вуайеризма, немного мастурбации — этого достаточно"8).
В предисловии к "Скрытым лицам" Дали предупреждает читателя, что за вымыслом скрывается "продолжительный и жизненно стойкий миф, заложенный в фундамент моей жизни и моей собственной мифологии"9. Еще один ключ к пониманию романа содержится в эпиграфе, взятом из первой максимы "Частных мыслей" Декарта — "Larvatus prodeo" ("Я под маской"). Из юношеских дневников следует, что с шестнадцати лет Дали воспринимал свою жизнь как маскарад. Эта латинская фраза призывает искать подлинное лицо писателя и художника среди многих лиц, скрытых в романе10.
Одним из наиболее часто появляющихся персонажей является Федерико Гарсиа Лорка, чье тайное присутствие пронизывает книгу. В предисловии Дали говорит, что еще в 1922 году (в действительности они встретились годом позже) Лорка предсказал ему литературный успех, предположив, что его будущее лежит в "чистом романе". Дали также вспоминает совместный с Лоркой замысел оперы 1927 года, над которым, однако, он бился в одиночку. В прологе к испанскому изданию книги есть воспоминание об их путешествии к руинам Эмпориона11. Параллельно открытым ссылкам на дружбу с поэтом "скрытое лицо" Лорки смотрит на нас со страниц книги почти так же пристально, как и с многочисленных картин художника. Дали все еще находился под влиянием "Оды Сальвадору Дали", во многом сформировавшей его представление о самом себе. В оде Лорка обращает внимание на аполлонический отказ художника быть эмоционально зависимым, на его стремление к равновесию, постоянству и чистоте. Говоря о розе как о "спокойной и сосредоточенной на себе слепой статуе", поэт говорит и о намерении самого Дали быть таким же бесстрастным, как статуя. В "Скрытых лицах" мы читаем, что Вероника Стивене "тиха и сосредоточенна, как слепая статуя"; далее следует загадочное примечание: "Федерико Гарсиа Лорка, рассказывающий о своем друге"12. Позже эта аллюзия вновь появляется в описании Вероники Стивене13. Другая строка оды, воспевающая преданность Дали и Лорки художественной трезвости, гласит: "Страсть к формам и границам владеет нами". Эти слова включены в монолог Джона Рендольфа (он же — Баба), летчика и героя, сражавшегося на стороне республиканцев во время Гражданской войны в Испании. Он вспоминает и переоценивает свое прошлое:
Поскольку выраженные в этом отрывке чувства, очевидно, принадлежат Дали, иногда открыто отождествляющему себя с рассказчиком, намек на строку из оды Лорки представляется особенно драматичным. Образ поэта, преследующий художника, будто подталкивает вернуться к "классической" прозрачности досюрреалистического периода. Таким образом, Лорка становится соучастником процесса "реформации" Дали.
Есть и другие примеры ссылок на тексты Лорки. Когда Бетка говорит, что ей не нравится зеленый цвет, Дали не может удержаться от восклицания: "Зеленый! Как я тебя ненавижу, зеленый!", что является забавной аллюзией на одну из строк Лорки из знаменитого "Сомнамбулического романса": "Любовь моя, цвет зеленый"15; кроме того, Дали использует и другую строку поэта из "Романса о черной тоске" ("петух зарю высекает, звеня кресалом каленым") перед сценой казни нотариуса Пьера Жерардена нацистами16.
Сама Соланж де Кледа обладает одной из черт характера Лорки, наиболее поразительной, по мнению Дали, — маниакальной завороженностью смертью и тлением. Она становится далианским воплощением Соледад Монтойи, главной героини "Романса о черной тоске", чей образ Дали уже использовал в 1937 году на страницах своей поэмы "Метаморфозы Нарцисса". Подобно Лорке, Соланж часто предается размышлениям о мельчайших деталях своих похорон: об "удушливом и тяжелом саване", "о положении во гроб" и о "первых каплях жижи, слизи, сока и пены своего разложения". Как и Соледад Монтойю, безумную от неутоленной страсти, рассказчик упрекает героиню: "Соланж де Кледа, что ты делаешь со своим телом? Что ты делаешь со своей душой?" Без сомнения, что "Романс о черной тоске" вошел в плоть и кровь Дали17.
Вернувшись в 1928 год, вспомним, как Дали, при саркастической поддержке Бунюэля, выражал свое презрение к "традиционным" элементам "Цыганского романсеро" Лорки. Теперь же — к 1943 году — он полностью изменил свое мнение (хотя, естественно, никогда в этом открыто не признавался). Помимо прямых заимствований из стихов Лорки, в "Скрытых лицах" вообще чувствуется влияние андалузской стихии, названной Ааконом Шевалье "буйными джунглями" прозы Дали18.
Главной целью "Скрытых лиц", без сомнения, является осмысление и пропаганда кледализма. Нельзя упускать из виду и осуждение художником старой Европы, его попытку уйти от вражды между правыми и левыми, его ожидание и анализ нового порядка, который обязательно должен возникнуть из пепла империй. Действие романа начинается 6 февраля 1934 года (в тот день фашисты подняли бунт в Париже, что знаменательно, так как совпадает с первой попыткой Бретона исключить Дали из сюрреалистического движения) и развивается в модных парижских салонах предвоенных лет, далее переносится в Касабланку, а затем — в Соединенные Штаты. Роман завершается символическим для автора возвращением в 1943 году изгнанного Грансая в вишистскую Францию, где он вновь поселяется в своем излюбленном поместье Крё де Либро.
Основная идея романа открыто высказана на последних страницах книги. Соланж де Кледа после бесплодных лет ожидания Грансая, обманутого внешним сходством и женившегося в Америке на Веронике Стивене, готовится к смерти. Она совершенно одинока в своем поместье. А вековой лес, могучие пробковые дубы — символ традиции и возрождения, — растит новые побеги:
Презрение и насмешка над жизнью парижских салонов, свойственные повествованию, во многом обязаны роману Раймона Радиге "Бал графа д'Оржель", который Дали с увлечением читал в середине двадцатых годов по восторженной рекомендации Лорки. В Париже Дали с радостью обнаружил, что прототипами графа и графини д'Оржель были друзья Каресс Кросби — Этьен и Эдит де Бомон. Дали даже встречался с ними и наверняка наделил Анри Грансая некоторыми чертами этого "Дягилева костюмированного бала", как называли графа Бомона20. Вероника Стивенс имела сходство с персонажем романа Радиге Эстер Вейн, написанной, в свою очередь, с Гойти Виборг — красивой и богатой американки с лесбийскими наклонностями, вопреки утверждениям Дали, что ее прототипом была Дейзи Феллоуз, наследница Зингера21. Прототип курительницы опиума Сесиль Гудро — Коко Шанель. Художник Кристиан Берар появляется под собственным именем. Алкан — весьма прозрачная маскировка имени Лакан, хотя сходство обоих врачей на этом и кончается. Мы видим и некоторые мимолетные упоминания друга Лорки, художника Мануэля Анхелеса Ортиса. Впрочем, "Скрытые лица" не роман с загадками, и не стоит искать дальнейших параллелей среди персонажей книги и парижскими знакомыми Дали и Галы22. Основная тема романа, по мнению Аакона Шевалье, "любовь и смерть — современный вариант старой и неувядающей легенды о Тристане и Изольде". Перевод книги, требовавший длительных дискуссий с Дали, "многое открыл ему в творческом процессе". Он был уверен, что "стремительное наступление Дали-романиста на литературном фронте" будет признано "значительным достижением"23.
Роман "Скрытые лица" получил очень широкий резонанс в прессе (он увидел свет в апреле 1944 года с предисловием Шевалье). Но далеко не все согласились с его высокой оценкой произведения. Самым выдающимся критиком романа был Эдмунд Уилсон. Он нашел его "поразительным" только тем, что представлял собой "один из наиболее старомодных романов", написанных за последние десятилетия, "попурри из характеров, декораций и отношений, взятых из поздних и смелых периодов французского романтизма". Это было похоже на правду — никаких признаков Джеймса Джойса или Гертруды Стайн. Уилсон включил в список предшественников Бальзака ("Девушка с золотыми глазами"), Вилье де Лиль Адана и, конечно же, Гюисманса. К нашему удивлению, он забыл про Лотреамона. У него вызвала скуку "неконтролируемая склонность" персонажей Дали писать друг другу длинные письма, похожие на пародию "Вертера" или "Новой Элоизы". "Нагло-усатое презрение к анархистам и коммунистам и всей их деятельности, — писал критик, — делает самого Дали похожим на "низкосортного старого французского монархиста и сноба типа Барбе Д'Оревийи", который был одним из прототипов романа. Уилсон проницательно отметил, что если Дали испытывает некоторую симпатию к Джону Рендольфу, авиатору и бывшему испанскому республиканцу, то граф Анри де Грансай просто совращает его. "Война, с точки зрения автора, — писал Уилсон, — ведется для того, чтобы спасти честь доброй старой Франции, преданной низкими политиками, от зазнавшихся и неучтивых наци".
Несмотря на критичность оценки, Уилсон готов признать, что Дали "очень умный парень" и его книга может "доставить удовольствие". Если последняя часть книги — "более или менее неприкрашенная чепуха", то ее первые главы содержат элементы, создающие "иллюзию великолепия". Уилсону понравилась теория о героическом мазохизме Гитлера, подсознательно действующего ради своего поражения и поражения своей армии. Он нашел блеск сатирического остроумия в описаниях отношений между Грансаем и чудаковатым нотариусом Жерарденом. Но окончательная оценка критика такова: Дали — "не писатель". Уилсон коснулся и предисловия Аакона Шевалье. Заметив неуклюжесть некоторых отрывков, Уилсон почувствовал, что Шевалье запутался в "языке испано-французского оригинала и в его безрассудно растраченном многословии". Итог был суров: дарование Дали как литератора весьма слабое, и он ошибся, свернув с пути настоящего художника. Блестящая, но не до конца справедливая и не всесторонняя оценка. Уилсон не предпринял попытки проанализировать тему романа и менее всего то, что Дали назвал словом "кледализм"24.
Остальные критики также не удосужились задаться этим вопросом, и большинство отзывов были поверхностными. Кроме того, они были достаточно пуританскими: Штаты переживали очередной виток национальной нетерпимости. В одной из статей говорилось, что если все французы такие, как Грансай, то не надо было посылать американцев на смерть ради освобождения Франции от нацистов25. В другой — что окружение графа — это "болезненное скопище нимфоманьяков, наркоманов, лесбиянок и других ничтожеств и прожигателей жизни"26.
Дали все еще не знал английского и не обращал внимания на недоброжелательные отзывы. Если же узнавал о появлении доброжелательных — просил перевести их. Позже он цитировал одну статью с нескрываемым удовольствием:
Война охладила блестящее безумие членов Группы Переходного Периода; Джеймс Джойс достиг широчайшей известности после пьес Торнтона Уайлдера. Но Дали останется психопатической вехой на этом головокружительном спуске человечества во вселенскую патологию27.
Дали воодушевили эти слова и воспоминания о пророчестве отца, считавшего, что Сальвадор как писатель талантливее, чем художник. Он начал подумывать о новом романе, основанном на судьбе Лидии, безумной старухи из Кадакеса, верившей, что она стала прототипом романа Эухенио д'Орса "Умница". Летом 1945 года он взволнованно писал из Калифорнии своей семье, сообщая им новости об этом замысле. Роман должен был называться "Настоящая умница". Все его события совпадали с жизнью Лидии. За одним исключением: сыновья Лидии ошиблись, решив, что обнаружили на мысе Креус залежи урана, а в книге это стало бы правдой! Дали чувствовал, что роман может получиться потрясающим и стать популярным в Испании. Но, увы, замысел остался нереализованным. Литературная карьера Дали на этом закончилась28.
Примечания
1. Chevalier, "Translator's Foreword" to Hidden Faces; Dali, "Author's Foreword" to the Novel.
2. Chevalier, "Salvador Dali as Writer".
3. Этим другом был Карлос Лозано. Из разговора с ним в Кадакесе 6 августа 1995 г.
4. Dali, Hidden Faces, p. 12.
5. SDFGL, p. 127, Note 7.
6. Ibid., p. 148.
7. Dali and Pauwels, p. 241.
8. Permanyer "Еl pincel erotico de Dali", p. 164.
9. Dali, Hidden Faces, p. 13.
10. В 1972 г. Дали был приглашен на "закрытый обед" Гая де Ротшильда в Париже, где присутствовало сто пятьдесят гостей, которым было предложено прийти в масках. "Мое лицо — это моя маска", — заявил Дали и отказался надевать что-либо (Carol et al., El ultimo Dali, p. 44).
11. Dali, Rostros ocultos, p. 10.
12. Dali, Hidden Faces, p. 76.
13. Ibid., p. 242.
14. Ibid., p. 212.
15. Ibid., p. 105.
16. Ibid., p. 295.
17. Ibid., p. 179.
18. Chevalier, "Translator's Foreword" to Hidden Faces, p. 8.
19. Dali, Hidden Faces, p. 337.
20. Gold and Fitzdale, pp. 233, 238-239.
21. Ibid., p. 233; Etherington-Smith, p. 334.
22. По мнению Секрест (Secrest, p. 184), Беттина Беджери верила в то, что Соланж де Кледа "была смесью Рози Серт и ее самой". Это так же спорно, как если бы мы стали утверждать, что Гала "представлена в сюжете крошечной ролью молодой студентки из Латинского квартала".
23. Chevalier, "Salvador Dali as Writer".
24. Edmund Wilson, "Salvador Dali as a Novelist".
25. Гаррисон Смит: "Сальвадор Дали в вашей ванной" (Saturday Review, New York, 24 June 1944).
26. "Любовь до гроба Дали" (Newsweek, New York, 12 June 1944).
27. The Dali News, New York, 20 November 1945, p. 3, воспроизведено в VPSD, p. 118
28. Неопубликованное письмо из коллекции П. Вей, Кадакес.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
