Мысли Дали
Все мои старания, каждый день, всегда, подчинены единственной цели: суметь быть Дали.
* * *
Однажды людям придется заинтересоваться моим творчеством — и всё из-за меня.
* * *
Мое тело не выходит за границы моей одежды. Только усы переходят эту границу.
* * *
В моей жизни крайне редки случаи, когда я унижал себя, одеваясь в штатский костюм. Я всегда предпочитал носить форму Дали.
* * *
Единственное различие между безумцем и мной состоит в том, что я не безумец.
* * *
Божественного Дали следует всегда воспринимать всерьез. Что бы он ни сказал. Ну а те, кто находит его слова легкомысленными, — сами легкомысленны, поскольку не принимают всерьез божественного Дали.
* * *
В шесть лет я мечтал стать поваром. В семь — Наполеоном. Однако с возрастом, приобретя мудрость, я понял, что самая высокая мечта — это стать Дали.
* * *
Всё, что имеет отношение к Дали, — истинно. Кроме меня.
* * *
Если вы хотите заработать денег, все средства хороши, все способы законны — кража, плагиат... — забавно лишь то, что многие воображают, будто зарабатывание денег послужит на благо человечества или принесет пользу потомкам.
* * *
Находиться в центре внимания всего мира сложно даже более получаса. Мне же удавалось это делать на протяжении двадцати лет, ежедневно.
* * *
Никогда, никогда, никогда, никогда избыток денег, рекламы, успеха и популярности не вызывал во мне желания — пусть даже на долю секунды — покончить с собой... напротив, мне все это нравится.
* * *
Могу доказать вам, что я способен хоть сейчас, не чинясь, согласиться взять пятьдесят тысяч долларов.
* * *
Если начнешь играть в гения, то непременно им станешь!
* * *
Пусть наш внутренний огонь всегда горит в полную силу, доводя до белого каления правила и уставы и изменяя их! Пусть наша внутренняя реальность окажется настолько сильной, что сможет прогнуть под себя реальность внешнюю! И да будут наши страсти неутолимыми, но пусть наша жажда жизни станет еще более неутолимой, чтобы эти страсти поглотить!
* * *
Однажды на телевидении меня спросили: "В чем разница между лучшей репродукцией портрета Хуана де Паредеса работы Веласкеса и самим портретом?" И я ответил: "Сегодня это разница ровно в шесть миллионов долларов".
* * *
Идеи создают, чтобы их копировали. А у меня целый ворох идей. И я предпочитаю, чтобы их крали, ведь это избавляет меня от необходимости реализовывать эти идеи самому.
* * *
В моем методе гораздо меньше безумства, чем в моем безумстве — методичности.
* * *
Единственная вещь, которой мир никогда не пресытится, — это чрезмерность.
* * *
Не бойтесь совершенства. Ведь вы его никогда не достигнете.
* * *
Не заботься о том, чтобы быть современным. К сожалению, современность — это единственная вещь, которой, что бы ты ни делал, тебе не избежать.
* * *
Руководствуясь разумом, мы оказываемся в тумане скептицизма с различными его оттенками. Разум сводит реальность к коэффициентам гастрономической неуверенности — студенистой, с прустовским и гнилостным душком.
* * *
Свинья — символ совершенства. С иезуитским лицемерием она движется вперед, но никогда не отступает, оказавшись среди груды отбросов нашей эпохи. В этом отношении я образцовая свинья.
* * *
Всякие ослы были бы не прочь, если б я сам следовал советам, которые раздаю окружающим. Но это невозможно, ведь я совсем не такой, как остальные...
* * *
Подобно любви, живопись входит через глаза и вытекает наружу через кончик кисти.
* * *
Если даже от меня самого ускользает смысл моих картин в тот момент, когда я их пишу, это вовсе не означает, что мои картины лишены смысла.
* * *
Художник — вовсе не тот, кто полон вдохновенья. Художник — это тот, кто умеет вдохновлять других.
* * *
Я всегда доволен, когда с моих картин делают копии: по-моему, копии эти гораздо лучше оригиналов.
* * *
Пикассо — испанец, и я тоже! Пикассо — гений, я тоже! Пикассо коммунист, я... нет!
* * *
Говорят, что у Матисса цвета сочетаются по принципу комплементарности. И вправду, цвета у Матисса только и делают, что рассыпаются друг перед другом в комплиментах.
* * *
Великие произведения искусства рождаются в силу жесткого и безоговорочного подчинения коэффициентов упругости и мнимой вязкости беспощадным этическим структурам нравственных предписаний.
* * *
Вот что несомненно: всякий хороший художник пускает слюну. Это результат предельной концентрации внимания и удовлетворения, которое доставляют художнику образы, возникающие перед его глазами. Правда, хотя образы эти редко оставляют прочих смертных равнодушными, они никогда не заставляют их пускать слюну.
* * *
Если вы — посредственность, то, как ни старайтесь писать самые что ни есть скверные картины, люди все равно поймут, что вы — посредственность.
* * *
Если показать американцам картину, на которой члены семейства нарезают ломтиками виолончель, словно окорок, это не произведет на них ни малейшего впечатления. Но если на той же картине пририсовать собаке усы, американцы придут в замешательство и спросят: зачем?
* * *
Мои усы, подобно двум часовым, охраняют вход в мою личность.
* * *
Каждое утро, проснувшись, я испытываю высшее наслаждение, которое сегодня открывается передо мной впервые: наслаждение быть Сальвадором Дали. И я спрашиваю себя в восхищении, какое же еще чудо совершит сегодня этот Сальвадор Дали. И с каждым днем мне становится все труднее понять, как могут жить люди, не будучи Галой или Сальвадором Дали.
* * *
В моей повседневной жизни каждый жест превращается в церемонию. Даже анчоус, который я жую, помогает поддерживать внутренний огонь, освещающий меня.
* * *
Начиная со времен Великой французской революции господствует порочная тенденция, способная привести к всеобщему отупению: людям вбивают в головы, будто гении (если отбросить в сторону их творчество) — это существа, более или менее похожие на обыкновенных смертных. Это предрассудок. И я, гений современной эпохи, его разрушаю.
* * *
Король должен быть под стать хорошему сыру — постоянно на грани заплесневелости. Полудурок — вот идеальный вариант. Ведь нет ничего благороднее, чем подчиняться государю-дегенерату в силу сознательного уважения к закону и безотказного действия механизмов памяти.
* * *
Есть люди, которые недостаточно умны, чтобы придерживаться всех мнений сразу. Я не из таких.
* * *
Я всегда избегал склоняться над умершим, чтобы уберечься от тягостного чувства, преследующего потом несколько дней кряду. Точно так же, из страха заразиться, я стараюсь обходить стороной безумцев.
* * *
Я считаю телевидение, кино, прессу, журналистику великими современными средствами массового оглупления и промывания мозгов. Именно поэтому, пользуясь ими, я испытываю неповторимое аристократическое удовольствие. Чем больше глупцов станет бегать за Дали, тем выше поднимется цена на мои картины.
* * *
С 1929 года я четко осознаю собственную гениальность. И, по правде говоря, это осознание, которое укореняется во мне все глубже, никогда не вызывало у меня так называемых "возвышенных" эмоций. Однако не скрою, что я испытываю крайне приятное ощущение постоянства.
* * *
На заре своей жизни я изменил классу, из которого вышел, — буржуазии, чтобы служить аристократии, и теперь я наставляю рога современному искусству.
* * *
Я никогда не раздаю советов даром. Цена каждого моего совета не в пример выше, чем получаемая от него прибыль.
* * *
В мае месяце прошлого года, в поезде метро, направлявшемся от станции "Камбронн" к станции "Гласьер", мужчина лет тридцати, сидевший напротив очень симпатичной девушки, ловко приподнял газету — делая вид, будто читает ее, — таким образом, что никто, кроме той девушки, не мог видеть его член, достигший полной эрекции. Какой-то идиот заметил этот жест эксгибиционизма — жест, который привел девушку в невероятное и совершенно очаровательное замешательство, причем без единого намека на протест с ее стороны, — и этого оказалось достаточно, чтобы публика осудила эксгибициониста и выставила его из вагона. Остается только выразить все наше возмущение и презрение по отношению к людям, которые столь отвратительным образом подавляют один из самых невинных и бескорыстных жестов, какие еще доступны человеку в наш век всеобщего отупения и нравственной деградации.
* * *
Я нахожусь в состоянии постоянной интеллектуальной эрекции!
* * *
Мой эротизм, подобно любви, проникает через глаза и стекает с кончика кисти.
* * *
Предпочитаю юных девушек и омаров. Подобно омарам, девушки восхитительны изнутри. Подобно омарам, они краснеют, когда их хотят сделать пригодными в пищу.
* * *
Женское влагалище — это, на мой взгляд, темная пещера, где кипит влага, откуда появляются дети и эмбрионы и где расставлены мягкие капканы.
* * *
Женщины: тончайшая талия и очень широко в бедрах, вот совершенство. Груди — пустяк. Так что пусть лучше маленькие. Или пропорциональные телу, а в середине — ореол из мелких гранул, который приводит меня в легкое волнение, потому что всегда кажется, что им можно воспользоваться, как телефонной трубкой.
* * *
Я один из великих клоунов своего века. Я написал книги, и никто — даже я сам — никогда не поймет, серьезные они или бредовые. Вещи, которые я считаю пустяковыми шутками, розыгрышами, придуманными ради смеха, часто становятся поводом для самых серьезных и трагических размышлений. И наоборот, произведения, над которыми я работал долго и старательно, воспринимаются как детский розыгрыш, не представляющий никакой ценности.
* * *
Клоунам иногда удается забавлять публику, вызывать у нее улыбку или смех на протяжении, скажем, четверти часа. Я же не переставал забавлять публику в течение сорока лет.
* * *
Самые гениальные идеи всегда приходят мне на вокзале Перпиньяна, когда Гала заполняет регистрационный бланк на картины, которые мы везем с собой в поезде. Уже за несколько километров до Перпиньяна, в Булу, мое воображение начинает набирать обороты, но только на вокзале Перпиньяна происходит настоящее интеллектуальное семяизвержение, которое достигает своей великолепной умозрительной кульминации.
* * *
В детстве у меня наблюдалась характерная фрейдовская аномалия: неописуемое удовольствие от сдерживания собственных фекалий. Весь красный, сжав ягодицы, я кружил по дому, переминаясь с ноги на ногу. Родители в тревоге ходили за мной по пятам. Я прятался в укромном месте, продолжая хранить свое сокровище во вспухших кишках. Я искал какое-нибудь неожиданное место: ящик комода, обувную коробку, сахарницу. Я терпел до последнего, на глазах выступали слезы, дыхание перехватывало. Наконец, содрогаясь в конвульсиях, со сладостным сожалением, я испражнялся в своем укромном уголке. И потом со всех ног бежал в сад с криком: "Всё!" В доме суматоха, паника, отчаяние, стыд: с совками и тряпками, родители и прислуга пускались на злополучные поиски. На протяжении всего детства меня преследовало желание сохранить, а потом спрятать свое сокровище.
* * *
Когда мне предлагают сделать выставку в большом помещении, сначала я спрашиваю заведующего, готов ли он потерять работу. Если он отвечает "да", я приступаю к делу.
* * *
Гордый ли я? Я горжусь тем праздником гордости, который гений устраивает внутри меня.
* * *
Как обычно, спустя четверть часа после завтрака, я закладываю за ухо цветок жасмина и отправляюсь в уборную. Едва коснувшись стульчака, я облегчаюсь — почти без запаха. Благоухают только ароматизированная туалетная бумага и веточка жасмина, что у меня за ухом. Вероятно, это событие предвещали сладостные, чудные ночные сны, которые всегда снятся мне накануне особенно приятных и легких испражнений. Сегодняшний стул — самый чистый из всех, если прилагательное "чистый" вообще уместно в подобной ситуации. Эта чистота — следствие моего почти полного аскетизма. С отвращением, даже с ужасом вспоминаю, какой у меня был стул в эпоху мадридских вечеринок в компании Лорки и Бунюэля, мне тогда был двадцать один. Неописуемое, позорное зловоние, конвульсивное, со спазмами, грязными брызгами, судорогами, сущий ад, с дифирамбами, экзистенциальное, мучительное, кровянистое — в сравнении с тем, что у меня сегодня. Эта плавная, почти жидкая непрерывность весь день наводит меня на мысль о мёде, сделанном трудолюбивыми пчелами.
* * *
Чтобы лицо женщины казалось эротичным, оно должно быть в меру безобразно.
* * *
Любовь проникает в меня через душу, эротизм — через глаза.
* * *
Из любви к Гале я даже готов стать образцовым венецианским художником.
* * *
Поскольку я не курю, я решил носить усы — так полезнее для здоровья; однако я всегда брал с собой дорогой портсигар с надписью "Фаберже", где, вместо табака, были аккуратно сложены несколько пар усов в стиле Адольфа Менжу1. Со всей любезностью я предлагал их своим друзьям: "Усы? Усы? Усы?" Но никто не решался к ним притронуться.
* * *
Я пребываю в постоянном осознании того, что всё, имеющее отношение к моей личности и к моей жизни, — уникально и носит характер исключительный, всеобъемлющий, неповторимый в своей колоритности.
* * *
Дали — это наркотик.
* * *
Серьезны ли мои шутки? Говорю ли я шокирующие истины? Превращаются ли шутки в истину, и разве истина не ребячество? Все время я балансирую на грани: никогда не знаю, в какой момент начинаю притворяться и когда говорю правду.
* * *
Ни разу не был у психоаналитика: у меня нет навязчивых идей, и я не невротик. Навязчивые идеи преследовали меня один-единственный раз, да и то они носили сексуальный характер. Именно тогда я познакомился с Галой. Она вылечила меня, как не удалось бы вылечить ни одному психоаналитику.
* * *
Я всегда говорил — хотя никогда не мог похвастаться скромностью, — что если бы мои картины сравнили с работами Веласкеса или другого художника такой же величины, то все мое творчество предстало бы совершенно никчемным. Но если сравнивать меня с современными художниками, я не так уж плох. Отбросим в сторону мою гениальность: и до чего же все-таки скверно рисуют остальные художники...
* * *
Я часто сравниваю свое честолюбие с вековым дубом, а свой ум — с виноградной лозой, которая любовно обвивается вокруг ствола, стремясь ввысь. Если дуб представляется мне вечным, непоколебимым в своей тяге к росту, а его вершина — надменной и гармоничной, то деревце моего ума, наоборот, растет неспокойно и суетливо, словно рывками, ведь стоит мне понаблюдать за собой в тот момент, когда я приступаю к работе над картиной или эту картину заканчиваю, как я вдруг ощущаю судорожные, энергичные толчки молодых растущих почек.
* * *
Дело, которым я занимаюсь с несокрушимым упорством, — это быть Дали. И это большой труд, поскольку из всех современных художников один только я мастерски делаю то, что хочу делать, и никто не докажет, что однажды, продолжая шутить и забавляться, я не стану современным Рафаэлем!
* * *
Я считаю себя скверным художником, скверным писателем и даже скверным актером. Главное — это мой архангельский дар космогонии.
* * *
Дали продолжает работать над оперой, начатой еще пятнадцать лет тому назад. В этой опере три войны, в том числе третья, хотя ее никогда не было, — там Фрейд, Маркс и Ленин поют, когда их оскопляют, затем им перерезают горло; действует принцип комбинаторных колес Раймонда Луллия: пятьсот пятьдесят восемь свиней на фоне тысячи мотоциклов с ревущими двигателями издают, с помощью электронных диапозитивов, звуки — подлинные, пронзительные, животные, которые по-пифагорейски оркестрованы в пространстве перед вратами алтаря, — эта музыка будет звучать до тех пор, пока свиньи не погибнут.
* * *
На заре сюрреализма я проводил исследование, разыскивая любителей хлеба, размоченного в общественных писсуарах, и пришел к выводу, что в большинстве своем это были люди революционно настроенные, примкнувшие к левым партиям, исповедовавшие идеал абсолютной справедливости и импотенты.
* * *
Жир — волнующий элемент реального объема мяса, и нам известно, что человеческое либидо делает волнение антропоморфным, персонифицирует волнующий объем, превращает волнующий объем в реальную плоть, а метафизическое волнение — в реальный жир.
* * *
У всех хотя бы слегка выпуклых участков человеческого тела есть общий геометрический прообраз, а именно — конус с округлой вершиной, загнутый к небу или к земле, с ангельским видом подавленности от осознания собственного совершенства: рог носорога!
* * *
Я никогда не пробовал наркотиков, потому что я сам — наркотик.
* * *
Не хочу быть никем иным, кроме Сальвадора Дали. Но по мере того, как я к этому приближаюсь, Сальвадор Дали отдаляется от меня.
* * *
Я могу читать блестящие лекции и говорить перед публикой долго, с воодушевлением и легкостью, но только если у меня на ногах будут слишком узкие ботинки, поскольку в этом случае мне придется шагать взад и вперед, чтобы ботинки не казались такими тесными, а это ускорит ход моей мысли.
* * *
Я знаю, что я ем. Я не знаю, что делаю.
* * *
У человека два порока: скромность и женщины.
* * *
Женщина — божественный источник мужского отупения.
* * *
Не спрашивайте, необходим ли мне эротизм. Необходимы все стороны жизни.
* * *
С интеллектуальной точки зрения я гомосексуалист: здесь я предпочитаю только мужчин.
* * *
Кто такие светские люди? Это люди, которые, вместо того чтобы стоять на обеих ногах, пытаются удержаться на одной, подобно фламинго. Эта привычка, аристократическая и нарочитая, указывает на их желание сохранить стоячее положение, которое позволит им смотреть на всё свысока и в то же время касаться земной суеты лишь в случаях крайней необходимости. Такая эгоцентричная поза быстро утомляет. Кроме того, светским людям нужна поддержка, и они окружают себя толпой одноногих, которые — под самыми разными обличьями, от артистов до педерастов и наркоманов, — готовы им услужить и защитить их от первых толчков со стороны "Народного фронта".
* * *
Смерть всему полезному! Настало время пустить технику на сублимацию пустяков, распространение удовольствий, грез и роскоши. Пора наконец понять, что жизненный идеал — иметь много страстей и достаточно средств, чтобы потакать им!
* * *
В течение жизни мне всегда было трудно привыкнуть к нелепой "нормальности" существ, на которых я в чем-то похож и которые населяют этот мир. То и дело я говорю себе: то, что могло бы произойти, так никогда и не происходит. У меня в голове не укладывается, что в человеческих существах так мало индивидуального начала и в своем поведении они ни на шаг не отступают от строжайших законов конформизма. Возьмем, к примеру, такую элементарную вещь, как пустить поезд под откос! Все наши пять континентов просто изобилуют железными дорогами — миллионы километров, — и совсем мало поездов, сошедших с рельс. Количество тех, кому нравится пускать поезда под откос и кто действительно этим занимается, ничтожно по сравнению с количеством людей, которые любят путешествовать и удовлетворяют эту свою страсть.
* * *
Мне безразлично чужое мнение. Единственное, что для меня важно, — это чтобы все вокруг говорили о Дали. Пусть даже о нем говорят хорошо.
* * *
На мой взгляд, эротизм всегда должен быть безобразным, эстетическим и божественным, а смерть — прекрасной.
* * *
Никогда я не позволяю себе размягчиться и дойти до сентиментальности.
* * *
Сперма? Не имеет человеческой природы, но вполне могла бы.
* * *
Сексуальное влечение — основа творчества. Накопленная за долгое время неудовлетворенность перерастает в процесс, который Фрейд называет сублимацией. Все, что мы недополучаем в плане эротическом, сублимируется в произведение искусства. Люди, зацикленные на физической любви, не создают ровным счетом ничего: они находят самовыражение через сперму. У божественного Дали все не так. Если у него ненароком вытечет капелька спермы, он тут же требует чек на крупную сумму, чтобы расход был немедленно возмещен.
* * *
Душевные качества женщины напрямую зависят от длины ее языка.
* * *
Самый простой способ отказаться от концессии на золото — это самому обладать золотом.
* * *
Долларовый дождь падал на меня с дивной монотонностью.
* * *
Известность — даже самая посредственная — очаровывает меня. Слава, подобно солнцу, отражается во всех водоемах, и в кристально чистых, и в стоячих гнилых болотах. Любое свидетельство о моем существовании, знак моего присутствия в другом человеке, освобождает меня от беспокойства о том, что реальность зыбка — реальность вещей, мира и моего "я". Из всех глаз, в которых я вижу свое отражение, я черпаю собственную сущность.
* * *
Единственный подлинный стимул — это чрезмерное удовольствие. Потом начинают надоедать все действующие лица трагедии.
* * *
Я жду тебя, Смерть, но только приходи так тихо и незаметно, чтобы я не догадался о твоем приближении, потому что удовольствие умереть может снова наполнить меня жизненными силами.
* * *
Ненавижу свободу: она заставляет нас делать выбор.
* * *
Элегантная женщина — какая она? Это женщина, которая вас презирает и у которой нет волос под мышками.
* * *
Я — вместилище гения.
* * *
Я — образцовый прототип "полиморфного извращенца", феноменально отстающий в развитии и сохранивший в неприкосновенности все рудименты гетерогенного рая, которыми обладает младенец.
* * *
Я очень дорожу своим здоровьем и пытаюсь уберечь то, что является для меня самым удивительным в мире, — самого себя.
* * *
Самое малое, что можно потребовать от скульптуры, — чтобы она не двигалась.
* * *
Африка в моих произведениях повсюду. Я никогда в Африке не был, но зато столько о ней помню!
* * *
Волнение — банальная, даже, пожалуй, низменная составляющая повседневной жизни. Каждый раз, когда мне случалось волноваться, я делал это самым идиотским образом.
* * *
Главное, чтобы мои антиницшеанские усы всегда устремлялись в небо, подобно башням собора в Бургосе.
* * *
Успение Богородицы — это лифт. Дева Мария поднимается за счет силы тяжести тела мертвого Христа.
* * *
Высшая миссия человека на земле состоит в том, чтобы одухотворять все сущее, и больше всего в одухотворении нуждаются экскременты.
* * *
Ни на секунду я не сомневался в том, что в нас изначально заложены знания обо всех явлениях в мире. Все, что мы стремимся познать, уже содержится в глубинах нашего разума, и мы не смогли бы освоить ни математику, ни китайский, если бы науки и языки не присутствовали имплицитно в клетках нашего мозга.
* * *
Из всех красот человеческого тела самое сильное впечатление на меня производит мошонка. Созерцать ее — настоящее метафизическое удовольствие. Мой учитель Пухоль говорил, что в яичках заключены жизни еще не зачатых существ. Поэтому при взгляде на мошонку мне на ум приходят небесные создания, незримые и непорочные. Ненавижу отвислые яйца, похожие на котомки нищих. Аккуратные, компактные, круглые и крепкие, как створки раковины, — вот это по мне.
* * *
Что такое небо? Гала — это уже реальность! Небо ни наверху, ни внизу, ни справа, ни слева, оно в самом центре груди человека, у которого есть вера.
* * *
Жизнь — это вдохновение, дыхание и испускание духа.
* * *
В день, когда я спустился на берег в нью-йоркском порту, моя фотография появилась на обложке "Тайм мэгазин". На фотографии у меня были самые маленькие в мире усы. С тех пор мир порядком уменьшился, но мои усы, а также сила моего воображения только росли.
* * *
Есть две непоправимые вещи, которые могут произойти с бывшим сюрреалистом: первая — если он станет мистиком, вторая — если он научится рисовать. Эти две способности пришли ко мне одновременно.
* * *
Усы нужно часто мыть, как это инстинктивно делают животные, у которых есть усы. Существует даже предположение, что у человека усы обладают свойствами антенн. Все это очень загадочно, однако я не сомневаюсь, что усы придают мне бодрости и делают мой ум острее, я быстрее замечаю все то, что происходит и — главное — шевелится вокруг меня. Вероятно, из-за их длины и их заостренных кончиков каждое колебание в оттенках света цепляется за мои усы и мгновенно бросается мне в глаза. Так, однажды я понял, что у меня за спиной заходит солнце, заметив, как на кончиках усов поблескивают словно две крохотные вишенки.
* * *
Моя способность извлекать пользу из всего поистине уникальна. Меньше чем за час я смог найти шестьдесят два способа применения китовых позвонков: из них можно сделать балет, фильм, картину, философию, медицинское наглядное пособие, магический эффект, уловку с галлюцинациями и лилипутами, психологический прим-в силу их величины, сильно действующей на воображение; из них можно сделать морфологический закон, образец пропорций, несоизмеримых с человеческим ростом, а также новый способ мочиться или щетку.
* * *
Красота — это не что иное, как осознанная совокупность всех наших аномалий.
* * *
Рог носорога — это член, направленный в небо, или скорее полезный дар, компактная материализация первичных энергий природы. Это космический член, завершение и ознаменование допотопных времен — сконцентрированных, сжатых, крепко настоянных, отжатых, как следует проваренных под герметическим панцирем тысячи лет назад.
* * *
Геологии свойственна удручающая грусть, которую ей никогда не удастся стряхнуть со своей спины. Грусть эта связана с тем, что время работает против геологии.
* * *
Не люблю ни животных, ни детей. Они шевелятся. Когда вокруг что-то шевелится, меня охватывает беспокойство. Хорошо бы животные были неподвижны. В крайнем случае я мог бы смириться с морскими языками, плоскими, как почтовые конверты, разложенными на ковре, подобно персидским узорам. Но они трепещут, словно задыхаются, и это меня раздражает. Так что пусть лучше они будут искусственными.
* * *
Люблю только плохую громкую музыку или же путаную, напыщенную, с пароксизмами дисгармоний — как, например, "Тристан и Изольда". Когда я принимаю посетителей в Порт-Льигате2, под вечер, в патио, я всегда ставлю пластинку с "Тристаном и Изольдой". Пластинка вся поцарапана, исполнение скверное. Стоит сплошной треск, и это так прекрасно: как будто жарят сардины.
* * *
Не выношу грязных городских мух, и даже деревенских, с бледно-желтыми вздутыми брюшками и черными крыльями, словно вымазанными по-некрофильски скорбной черной тушью. Мне нравятся только опрятные, чистые, искрящиеся весельем мухи, одетые в крохотные серые шерстяные костюмчики от Баленсиаги3, сверкающие, как радуга на безоблачном небе, прозрачные, как слюда, с глазами цвета граната и с животиками благородной желтой окраски — эти чудные маленькие мухи с оливкового дерева Порт-Льигата, где живут только Гала и Дали.
* * *
Я возмущен до глубины души! Я требую, чтобы, переселившись в потусторонний мир, человек сохранил земную память!
* * *
С нежного детского возраста, каждый раз, когда мне говорили о неизбежности смерти, я кричал, что это ложь. И уверял себя, что в последний момент все обойдется. С тех пор я ничуть не изменился. Если бы я верил, что когда-нибудь умру — в традиционном смысле слова, предполагающем разложение и небытие, — я бы начал дрожать, точно осиновый лист, и от страха кусок бы не лез мне в горло. Так что в смерть я не верю.
* * *
С врагами я стараюсь вести себя как можно почтительнее. Чем мертвее Лe Корбюзье, тем больше жизни во мне! Именно чувство контраста стимулирует все мои рефлексы. С каким удовольствием я буду смаковать каждую тощую сардинку, вспоминая одновременно всех своих погибших товарищей, предпочтительно — расстрелянных или умерших под пытками.
* * *
Изысканная кухня несвойственна моей исконной природе. Это особенность моей вторичной личности — декоративной пристройки, необходимой для раскрытия гения в разреженных областях чистого эстетизма.
* * *
Параноидально-критический метод — это Лидия, и только она, потому что она мастерски владела навыками паранойи. Однажды Пикассо дал ей почитать какую-то книгу. Когда Лидия прочла ее, он дал ей следующую, которая не имела никакого отношения к первой. Некоторое время спустя она сказала Пикассо: "Вторая часть мне очень понравилась, благодаря ей я поняла, о чем говорилось в первой". Она все систематизировала.
* * *
Говорят, что анатомическое совершенство ощипанного вальдшнепа на блюде сродни идеальным пропорциям Рафаэля!
* * *
Отвращение — это часовой, который караулит у дверей наших самых заветных желаний.
* * *
В дурном вкусе всегда есть творческое начало. Вот доминирование биологии над разумом.
* * *
Мой брат был всего лишь пробным экземпляром меня самого, сотворенным в пространстве абсолютно невозможного!
* * *
Мой эротизм: яичница-глазунья из одних только желтков.
* * *
Когда я впервые увидел гладкую, без волос, женскую подмышку, я стал думать о Боге.
* * *
Я люблю Галу больше матери, больше отца, больше Пикассо и даже больше денег.
* * *
Мою личную жизнь охраняют драконы моей собственной мифологии.
* * *
Моя цель? Систематизировать путаницу и внести посильный вклад в полную дискредитацию реальности.
* * *
Отец много из-за меня натерпелся. В силу моего эгоизма и иезуитских наклонностей я в три хода избавляюсь от угрызений совести. Первый ход: я возвышаюсь над угрызениями совести, набиваю им цену, продешевив чувством собственной виновности, и убеждаю себя, что это я погубил отца. Второй ход: понимаю, что все-таки не стоит так убиваться, и испытываю несказанную радость от осознания того, что я не преступник. Третий ход: я торжествую, будучи тем, кто я есть, ведь если б мой отец увидел меня таким знаменитым, его восторг был бы во стократ сильнее его страданий.
* * *
У нас нет детей. И я не жалею об этом. [...] Не важно, родятся ли существа, которые станут носить мое имя, или нет. Не хочу передавать ни крупицы Дали. Пусть все закончится на мне. К тому же дети гениев поголовно кретины. Они не создают ничего, они вас только позорят и носят ваше имя, не осознавая величины отцовского таланта.
* * *
Иногда ради удовольствия я плюю на портрет своей матери.
* * *
Когда я смотрю на звездное небо, оно мне кажется маленьким. Или это я становлюсь больше, или Вселенная сужается — а может быть, то и другое одновременно.
* * *
Без моих врагов я не стал бы тем, кем стал.
* * *
Если икра является результатом жизненного опыта осетров, то это утверждение в равной мере справедливо в отношении сюрреалистов. Подобно осетрам, мы — хищные рыбы, которые, как я уже замечал, плавают на границе двух течений: холодного течения искусства и теплого течения науки. Именно при такой температуре и в движении против течения наш жизненный опыт и наш опыт оплодотворения достигают той смутной, волнующей глубины, той удивительной моральной и иррациональной ясности, которые возможны лишь в условиях нероновского осмоса, являющегося результатом мощного и непрерывного сплава плоти морского языка и охлажденной теплоты, удовлетворения и обрезания крайней плоти морского языка и жестяного козырька, территориальной амбивалентности и аграрной терпимости, обостренного коллективизма и изысканных забрал шлемов с белыми буквами на шайках старого разбойника — словом, сплава всевозможных теплых и дерматологических элементов, которые существуют бок о бок и несут в себе характерные свойства, присущие вещам, посредством которых определяется понятие "неуловимости", понятие-симулякр, заслужившее единодушное признание общественности лишь для того, чтобы послужить эпитетом при обозначении неподдающегося описанию вкуса икры; понятие-симулякр, из которого робко пробиваются ростки вкусового восприятия осязаемой иррациональности, которая, оставаясь всего лишь апофеозом и пароксизмом этой едва уловимой цели, созданной из точности и пуантилистской ясности икры воображения, станет, философски установив право своей исключительной монополии, невероятно деморализующим и невероятно сложным результатом моих опытов и творческих инноваций в области живописи. Ясно одно: я ненавижу простоту во всех ее формах.
* * *
Каждый день я собственноручно уничтожаю — пинком ноги и своим пристрастием к дендизму — образ моего бедного брата. Сегодня я в очередной раз отнес к нему на могилу цветы. Он мое призрачное божество. Мы с ним — Кастор и Полидевк; я Полидевк, бессмертный из двух братьев, а он — смертный. Я постоянно убиваю его, ведь божественный Дали не должен иметь ничего общего с этим некогда земным существом.
* * *
Своей терпеливой любовью Гала защищает меня от ироничного и переполненного людьми мира рабов.
* * *
Первые: Гала и Дали. Второй: Дали. Третьи: все остальные, снова включая нас двоих, разумеется.
* * *
Дали прежде всего умен, в отличие от Бога. Бог — высший творец, который изобрел всё. Ум всегда противоположен творчеству. Так что я плохой живописец и плохой художник, ведь я слишком умен.
* * *
Всё меня видоизменяет, но я остаюсь неизменным.
* * *
Если мужчина в сорок лет все еще ездит на метро, значит, он неудачник.
* * *
Американцы страдают от геморроя. То есть у них постоянно открыт задний проход. Неуверенные в своих достоинствах, они сорят деньгами и тут же эти деньги подбирают, торопясь облегчиться сразу после еды.
* * *
Меня интересует только количество газетных статей: ни их качество, ни содержание в счет не идут. Когда мне приносят вырезки из газет, я оцениваю лишь их длину или толщину всей пачки. Я никогда их не читаю.
* * *
Моя этика исключительна и непогрешима. Я живу там, где водятся деньги. Я выбрал Соединенные Штаты, чтобы находиться под каскадом чеков, который подобен извержению поноса.
* * *
Успение Богородицы — это кульминация женской воли к власти в понимании Ницше: сверхженщина, которую возносит на небо мужская мощь ее собственных антипротонов!
* * *
Реальность — это просто амнезия медитации.
* * *
Моя личность исключает всякую возможность насмешки или мистификации. Ведь я — мистик, а понятия "мистик" и "мистификация" противоположны друг другу по принципу сообщающихся сосудов.
* * *
Интуиция подсказывает мне, что если бы удалось сделать человеческие испражнения тягучими, подобно мёду, возросла бы продолжительность нашей жизни, потому что испражнения — это нить существования, и каждый раз, когда мы перестаем испражняться или пускаем газы, мы теряем драгоценные минуты.
* * *
Да, да и еще раз да, ко всеобщему изумлению я сообщаю, что Сальвадор Дали, католик, исповедующий религию римской церкви, решил во что бы то ни стало превратиться в первую и главную свинью, впадающую в зимнюю спячку.
* * *
В римском праве, которое защищает частную собственность и поощряет накопление имущества, самое лучшее — это мысль о том, что высшая степень свободы, величайшая заслуга и мера достигнутого успеха заключаются в возможности ничего не делать.
* * *
Зависть других художников всегда служила мне термометром моего успеха.
* * *
Уже в детстве я решил шагать по жизни немножко мультимиллионером.
* * *
Мне всегда казалось естественным, что каждое утро обо мне пишут в газетах, и я никогда не мог подавить в себе неприятного ощущения, связанного с тем, что эти же газеты могут интересоваться еще чем-то, кроме меня, или по меньшей мере чем-то, не связанным напрямую с орбитой существования Дали.
* * *
Сперма обладает божественной природой, поскольку служит вместилищем еще не зачатых существ.
* * *
Женщинам никогда не следовало бы пробовать себя в творчестве — они не способны к нему по самой своей природе.
* * *
Авиация — самое красочное выражение полового инстинкта.
* * *
Эротизм — это главный путь души Бога.
* * *
Я — кормилица. Я достаю грудь и даю сосок своей эпохе. Все современники только и делали, что питались моими идеями.
* * *
Для меня нет большой разницы, считают ли меня художником, телеведущим или писателем. Главное, чтобы был миф о Дали, пусть даже непонятый или полностью выдуманный.
* * *
Обожаю умных врагов и ненавижу глупцов, которые встают на мою сторону.
* * *
К большинству художников, мечтающих о славе, успех приходит с покупкой дорогого автомобиля. Успех растет, когда к автомобилю прибавляется вышколенный шофер.
* * *
Глубинная структура моей личности всегда двойственна: я двуглав и двулик.
* * *
Банкиры — великие священнослужители религии Дали.
* * *
Любители творчества Дали — это существа, которые стараются уцепиться за меня под предлогом того, что я могу выдать их замуж за принцев, дать им главную роль в фильме или же просто позировать вместе с ними перед объективом фотоаппарата. Все они карьеристы.
* * *
Моя личная история — это политика, моя жизнь — стратегия.
* * *
Чем глупее мои враги, тем больше я стараюсь осыпать их всевозможными почестями. Пусть же пройдохи возвышаются!
* * *
Каждый раз, когда ко мне приходят журналисты, я заявляю, что всю газету от начала до конца им следовало бы посвятить мне, чтобы хватило места напечатать все то, что я могу им рассказать. Или, по крайней мере, я пытаюсь убедить их, что от меня они получат материал, которого хватит на самую длинную статью в их карьере.
* * *
Когда вокруг вас собираются недоброжелатели, их неприязнь становится подобна ветру, силой которого плывет на всех парусах корабль вашей победы.
* * *
Сегодня, в день поминовения усопших, я послал венок на могилу Ле Корбюзье, ведь, с одной стороны, я его ненавидел, а с другой стороны — я последний из трусов. В конце концов, вообразим, что загробный мир действительно существует, а значит — мне нужно вести что-то вроде протокола, чтобы иметь минимальную гарантию попасть туда.
* * *
Иметь свою собственную вселенную гораздо лучше, чем владеть автомобилем.
* * *
Каждый раз, когда умирает кто-то из друзей, приходится вести себя так, чтобы все думали, будто я их убийца.
* * *
На меня всегда производили впечатление очень богатые люди. И бедные тоже. Только люди со средним достатком оставляли меня равнодушным.
* * *
Чтобы быть настоящим почитателем Дали, нужно прежде всего стать настоящим мазохистом.
* * *
Я люблю рекламу, это правда; реклама же любит меня еще больше, и это неоспоримо.
* * *
Больше всего на свете Дали нравится инквизиция, пусть даже пытки направлены против самого Дали, особенно против меня! Инквизиция заставляет людей с сильной волей по максимуму использовать свои ощущения и идеи. Бесспорно, инквизиция — величайшее благо.
* * *
Я настоящий льстец и специализируюсь, как все льстецы, на лизании зада у всех сколько-нибудь важных персон и королей, включая Рафаэля и Веласкеса! Я стараюсь угодить каждому, кто, как мне кажется, хоть в чем-то превосходит меня. Я лижу зад ангельским созданиям.
* * *
Моя философия — это философия человека, который одновременно работает и играет, иными словами — человека, который думает и действует, и чья жизнь есть не что иное, как процесс формирования мысли, и чья мысль постоянно выражает себя в игре.
* * *
Мои самые безумные картины написаны в испанской реалистической манере, потому что я сам — испанец, и ничего с этим не поделать.
* * *
В период раннего детства — в возрасте лет шести, когда я еще и не знал о мастурбации, — меня занимал вопрос о благе всего человечества и мне снились социологические сны, в которых все люди были счастливы. Я представлял, как вокруг меня, стоящего на пьедестале, собираются толпы и выражают мне свою признательность. Слезы наворачивались на глаза, когда я видел, сколь громадные услуги я оказывал людям. Но однажды я не устоял — впервые за все время — и сказал: "Человечество меня больше не интересует". Меня стал интересовать мой собственный член и мои сексуальные проблемы. С вершины почета человечество скатилось к почти полному презрению с моей стороны.
* * *
Я не верю в справедливость. Непонятно даже, какого она пола. Справедливость — это женщина с бородой!
* * *
Сидя на веслах в компании отважных моряков-параноиков, Колумб открыл Америку.
* * *
По-моему, основное место спячки человеческого тела — это отверстие заднего прохода, ведь животные, которые зимой впадают в спячку, первым делом затыкают свой зад смесью земли и испражнений, чтобы затормозить процесс метаболизма. Ко всему прочему это залог уюта!
* * *
Я упиваюсь славой, которую сделали мне люди и которая разрастается с увеличением средств массового оглупления.
* * *
Злоба дурака — это доказательство вашей гениальности.
* * *
Слава соотносится с жестокостью так же, как роза — с розовым кустом, и настоящие мастера всегда жестоки.
* * *
Свобода слова ничего не значит по сравнению с грандиозностью свободы греться на солнышке, когда неохота работать.
* * *
Революция в России — это Французская революция, запоздавшая из-за холода.
* * *
Клоун — не я, а это убийственно циничное и до наивности несмышленое общество, которое разыгрывает серьезность, пытаясь скрыть свое безумие.
* * *
Символ монархии — сфера. В архитектонике сфера — это купол. Под куполом абсолютной власти правителя народ должен чувствовать себя защищенным и наливаться соком, как дыня в теплице. Республика, которую олицетворяет Парфенон, дает лишь иллюзорную защиту, которая без конца подвергается сомнению. Это злоупотребление властью и ее узурпация, постоянное и неприкрытое предательство, незаконная форма правления. Нет ничего грубее, чем прямые углы крыши Парфенона, на которой скапливается весь мусор, все нечистоты, начиная с ласточкиных гнезд. Стоит только приглядеться, и становится ясно: фронтон — просто курятник. Нет ничего более нелепого.
* * *
Конгрессы — это странные чудища, окутанные духом закулисной жизни, по которой скользят люди, чьи тела словно созданы для скольжения, — иными словами, скользкие люди.
* * *
Инженеры представляют собой самое унизительное явление, порожденное необходимостью.
* * *
Каталонское выражение "луковицы в голове" в точности соответствует понятию комплекса в области психоанализа. Если у человека действительно растет в голове луковица, то она может время от времени цвести, и получится настоящий Нарцисс!
* * *
Храм, имя которому — Дали, построен на золоте, с большой бережливостью и благоразумием. И мысль о том, что мое золото приносит прибыль, хранясь в банках — неподвижно, предусмотрительно спрятанное в сейфы, — наполняет меня радостью, успокаивает и воодушевляет.
* * *
Подобно тому как на лице у человека только один нос, а не сотни носов, торчащих во все стороны, на земном шаре есть удивительно редкая вещь, результат стечения чудесных и необъяснимых обстоятельств — под названием пейзаж, — которую можно найти только на побережье Средиземного моря и нигде больше.
* * *
Людей нужно сажать в тюрьму. Я за тюрьму. Самым счастливым временем в моей жизни стали четыре года, проведенные в испанской тюрьме. До этого я был абсолютно свободным и избалованным родительской заботой; я получал всё, что хотел. Но мной владело мучительное беспокойство, потому что я не знал, что делать — сочинять стихи или рисовать, писать картины маслом или гулять с совсем еще юными девушками, или просто стать чуть-чуть педерастом. Жесточайшие сомнения, поверьте! И тогда-то меня посадили за решетку. Все тревоги разом исчезли, и я начал по-сибаритски наслаждаться жизнью.
* * *
Я счастлив сообщить, что человечество ожидает дивное будущее, и всё благодаря одной вещи, которая спасет людей от духовной гибели, — испусканию газов моей женой Галой. Ведь именно из-за этого я стал величайшим из гениев.
* * *
Золото — это чествование души. Американцы боятся золота так же, как собственной души. Они превращают золото в некую бесформенную, неделимую, абстрактную субстанцию, которую называют страстью к действию и гражданской доблестью. Не успели они коснуться его, как уже отшвыривают подальше. Да и на что оно им, по сути?
* * *
Политика — это анекдот истории.
* * *
Если в нашу эпоху людей-карликов быть гением — значит вызвать грандиозный скандал, благодаря которому человека не забрасывают камнями, как собаку, и он не пухнет с голода, то это не иначе как по Божьей милости.
* * *
Все мои рабы.
* * *
Все теперь пацифисты. И это противоречит принципам, изложенным со времен Античности и Возрождения, противоречит прекрасным высказываниям Мишеля де Монтеня об искусстве, знати, величии военного дела... в пацифизм ударились все, от советских людей до американцев. Полная деградация! Я убежден, что наличие в монархическом государстве анархиста, который хочет убить короля, поистине заслуживает уважения, ведь этот анархист вносит разнообразие в общественное устройство монархии (а любой социум должен отличаться разнообразием), и то, что люди теперь видят будущее человечества без войны, кажется мне чудовищным.
* * *
После озарений, которые на протяжении нескольких лет посещали меня на вокзале Перпиньяна, я начал кое о чем догадываться. И с каждым разом радость открытия становилась все сильнее. Сегодня потребовалась бы сила дюжины крепких индейцев, чтобы сдержать мой порыв, заткнуть рвущуюся из бутылки пробку, чтобы шампанское Дали не хлынуло на стеклянные стены перпиньянского вокзала.
* * *
Сегодня ко мне приходил молодой человек, который был скорее старым, чем молодым, и умолял меня дать ему кое-какие напутствия перед его поездкой в Америку. Ситуация меня заинтересовала. Итак, я облачаюсь в костюм Дали и иду его встречать. Дело состоит в следующем: он хочет поехать в Америку и преуспеть там — не важно в чем, но непременно преуспеть. Серость и убогость жизни в Штатах выше его понимания. Я спрашиваю его:
* * *
— У вас есть какие-нибудь пристрастия? Например, вы любите вкусно поесть?
* * *
— Я могу есть всё, что угодно! — с жадностью отвечает он. — Годами сидеть на сухой фасоли и хлебе!
* * *
— Плохо дело, — задумчиво говорю я, делая озабоченное выражение лица.
* * *
Юноша удивлен. Я поясняю:
* * *
— Питаться фасолью и хлебом — это очень дорого. Чтобы зарабатывать на фасоль и хлеб, придется пахать с утра до ночи. А вот если бы вы предпочитали икру и шампанское, это бы ровным счетом ничего не стоило.
* * *
Он улыбается, как придурок, думая, что я шучу.
* * *
— Я не привык шутить с собственной жизнью! — выпалил я. И он вдруг притих, совсем подавленный.
* * *
— Икрой и шампанским бесплатно угощают изысканные дамы, надушенные от макушки до пят, обладательницы роскошнейших домов. Однако для этого нужно выглядеть иначе: вы явились к Дали с чернотой под ногтями, а вот я принял вас в костюме Дали. Ступайте обдумывать проблему сухой фасоли. Поразмыслите пока именно об этом. Тем более что с сухой фасолью вы схожи количеством преждевременных морщин. Что касается вашей рубашки цвета шпината, то здесь не может быть сомнений: такой цвет носят те, кто постарел раньше времени, а также неудачники.
* * *
Меня поражает слепота людей, которые вновь и вновь делают одно и то же. Удивительно, почему банковский служащий не ест чеки, и столь же удивительно, что до меня ни один художник не догадался нарисовать мягкие часы...
* * *
Не понимаю, почему, когда я заказываю жареного омара, мне не приносят хорошенько поджаренный телефон и почему в лед кладут бутылку шампанского, а не телефонную трубку, которая всегда такая теплая и наэлектризованная, — ей было бы гораздо лучше в ведерке с кубиками льда. Почему же нет охлажденных телефонов — с зелеными листиками мяты, в форме омара, завернутых в соболий мех (для роковых женщин), с начинкой из дохлой крысы (для Эдгара По), на поводке или привинченных к панцирю живой черепахи.
* * *
Не понимаю, почему у человека так плохо работает фантазия и почему водителям автобусов время от времени не приходит в голову протаранить витрину магазина "Призюник", чтобы поймать на лету несколько подарков для жены и детей.
* * *
Когда в голове у Дали рождаются образы, они вовсе не эфемерны — они превращаются в бетон.
* * *
Вчера, 9 сентября, я решил измерить свою гениальность, чтобы понять, растет ли она.
* * *
В жизни каждого человека наступает момент, когда он осознает, что восхищается мной.
* * *
С самого раннего детства у меня развилось порочное качество считать себя не таким, как все простые смертные. И это обеспечивает мне успех.
* * *
Скромность — это не по моей части.
* * *
Щепоткой гениальности я пытаюсь одухотворить и обессмертить семьдесят килограммов плоти Дали, чья фамилия означает "желание".
* * *
С точки зрения эстетики свобода — это несостоятельность формы.
* * *
Искусство — это боевое орудие на службе у желания, которое сражается с верховенством реализма.
* * *
Корабль, который нам кажется самой свободной и легкой вещью на свете, на деле имеет очень четкую конструкцию.
* * *
Я и вправду никогда ничего не читаю. У меня нет на это времени. Однако Гала читает мне вслух, когда я пишу картины, только я не слушаю, чту она читает, ведь еще играет музыка, которую я тоже не слушаю, и я совершенно не обращаю внимания на то, что рисую. Амальгама полного невнимания.
* * *
Самая большая услуга, которую я могу оказать тому, кто пишет обо мне книгу, — это давать ему пинок под зад при каждой нашей встрече. Если он вынесет это — значит, по-настоящему увлечен. А если не вынесет, то он не достоин писать книгу обо мне.
* * *
Ошибки почти всегда носят священный характер. Никогда не пытайся исправлять их. Напротив, осознай их, постарайся понять эти ошибки в их целостности. Тогда ты сможешь превратить их в нечто возвышенное. Соблюсти все законы геометрии — чистая утопия, и к тому же это мешает эрекции. Впрочем, любители геометрии редко доходят до эрекции.
* * *
Все, что лишено гармонии пропорций, тяготеет к смерти.
* * *
Есть все основания полагать, что в самом ближайшем будущем действительность станут рассматривать просто как состояние угнетения и апатии в мыслях.
* * *
В жизни современного художника могут произойти только два важных события:
- родиться испанцем;
- носить имя Гала Сальвадор Дали.
И оба этих события произошли со мной. Имя Сальвадор указывает на мое призвание спасти современную живопись от загнивания и хаоса. Фамилия "Дали" в переводе с каталонского языка означает "желание", и у меня есть Гала. Разумеется, Пикассо самый настоящий испанец, но о Гале ему остается лишь мечтать, да и зовут его просто Пабло, как Пабло Казальса или римских пап, то есть как первого встречного.
* * *
Человек, которого я ненавижу больше всего на свете, — это Огюст Роден, потому что он автор отвратительной скульптуры, изображающей мыслителя, который сидит, подперев подбородок ладонью. В такой позе невозможно никакое творчество, она годится разве что для сидения на унитазе.
* * *
Когда мне было двадцать семь, перед приездом в Париж я снял вместе с Луисом Бунюэлем два фильма, которые вошли в историю: "Андалузский пес" и "Золотой век". Потом Бунюэль работал один и снял много других фильмов, оказав мне тем самым неоценимую услугу — донести до сознания публики, кто из нас двоих гений и кто сделал из "Андалузского пса" и "Золотого века" настоящие шедевры.
* * *
Главное — сеять неразбериху и путаницу, а не пытаться от них избавиться.
* * *
В глубине души я люблю стрекоз. Эти насекомые бесспорно обладают свойством антигравитации. С мухами та же история. Стрекозы — это агрегаты будущего.
* * *
Разница между сюрреалистами и мною состоит в том, что я — сюрреалист.
* * *
Арагон: столько карьеризма ради такой плоской карьеры!
* * *
Бретон: столько непреклонности ради такой мелкой деградации!
* * *
Если у вас здоровая сперма, творчество вам никогда не грозит: у вас будут дети, вот и всё. Все великие художники импотенты.
* * *
На мой взгляд, Фернандель4 — самый реалистичный и лучший из комедийных актеров. Если бы не война, я бы написал с него портрет, изобразив его испанским карликом.
* * *
Всплеск интереса к африканскому, лапландскому, латышскому, бретонскому, галльскому, майоркскому и критскому искусству — не что иное, как результат всеобщего современного отупения. Это все китайская грамота, а китайское искусство я, видит Бог, не люблю.
* * *
А если бы тело не было смертным? Если бы наши трупы стали чем-то вроде заводов по производству жизни? Есть люди, которые даже при жизни больше похожи на кучу гнили, от них исходит скверный запах (особенно это касается современного общества потребления и прежде всего чиновников, от которых воняет хуже, чем от всех остальных), а вот святые, когда умирают, превращаются в парфюмерные фабрики. И кроме святых — еще великие куртизанки.
* * *
У меня была тетушка, которую любая непристойность приводила в ужас. От одной только мысли, что она может пукнуть, на глаза у нее наворачивались слезы. Она невероятно гордилась тем, что ни разу в жизни не пукнула. Сегодня эти ее заверения кажутся мне не столь абсурдными, как раньше. И вправду, когда я живу аскетической и духовно насыщенной жизнью, я почти не пускаю газов. Часто повторяемое утверждение, что святые отшельники совсем не испражняются, не так уж и далеко, на мой взгляд, от истины, особенно если вспомнить слова Парацельса, который говорил, что рот — это вовсе не рот, а желудок и если долго пережевывать пищу, не глотая ее, а потом выплюнуть, то становишься сытым. Отшельники жуют и затем выплевывают коренья и кузнечиков. Так что только недогадливые и наивные люди верят, будто святые живут среди облаков в нескончаемой эйфории.
* * *
Архитектор Лe Корбюзье, мазохист и протестант, который, как известно, изобрел архитектуру самобичевания...
* * *
Блеск романтиков — это вспышка огня в стогу сена.
* * *
Музыканты — полные идиоты, даже, пожалуй, студнеобразные идиоты.
* * *
Я против возбуждающих средств. Они окутывают сознание мутной дымкой субъективности и романтизма. Великий урок, который должны усвоить все начинающие гении, состоит в том, что вдохновение приходит в самые что ни есть будничные моменты, когда ум неожиданно выхватывает из окружающего пространства объекты и обнаруживает связи между ними, неуловимые для обычных смертных и совсем не тяготеющие к возвышенному, — вот тогда ум, заостренный и дисциплинированный, сам становится для себя возбуждающим средством и афродизиаком.
* * *
Пристрастие к несовершенству и изъяну сегодня таково, что гениальным признается только убожество и уродство. Когда Венеру делают похожей на жабу, современные псевдоэстеты приходят в восторг: "Да, вот это сильно! По-человечески!"
* * *
Гала очень расстраивается, когда я расчленяю книги, как раков и креветок. Для нее книги — вещь священная, с дарственными надписями, с газетными вырезками и письмами от авторов, заложенными между страниц, и так далее. Я же беру и вырываю интересующие меня страницы, а если хочу порекомендовать книгу кому-то из знакомых, то просто отдаю обложку.
* * *
У каждого из нас есть свой перпиньянский вокзал.
* * *
Время от времени, но с неизменной монотонной периодичностью в свете мне встречаются изысканные женщины — то есть особы средней привлекательности, с чудовищно костлявыми бедрами. Вот уже много лет почти все эти женщины сгорают от желания познакомиться со мной лично. И между нами обычно происходит следующая беседа:
Костлявая женщина: Разумеется, ваше имя мне знакомо.
Я, Дали: И мне тоже.
Костлявая женщина: Должно быть, от вас не ускользнуло, что я не спускала с вас глаз. По-моему, вы бесподобны.
Я, Дали: И по-моему тоже.
Костлявая женщина: Не льстите! Вы ведь даже не заметили меня.
Я, Дали: Я говорю о себе самом, мадам.
* * *
С 1900 года не было ничего, абсолютно ничего оригинального.
* * *
Ко мне заходили два господина, оба идиоты и инженеры. Пока они спускались по склону, я невольно подслушал их разговор. Один говорил другому, что обожает ели.
- Порт-Льигат какой-то облезлый, — сказал он. — Мне вот нравятся ели, но совсем не потому, что они дают густую тень, которая мне, впрочем, совсем ни к чему. Просто они радуют глаз. Лето, в которое мне не попадется ни одной ели, — считай пропащее лето.
"Ну погоди! — думаю я. — Ты у меня получишь такие ели!"
Я принимаю их очень любезно, втискивая себя в рамки беседы, на все сто слепленной из избитых фраз. Они мне за это признательны. Я веду их на террасу, и тут они видят мой огромный слоновий череп.
- Что это? — спрашивает один из них.
- Череп слона, — отвечаю я. — Мне очень нравятся слоновьи черепа. Особенно летом. Никак не могу без них обойтись. Даже представить себе не могу лета без черепа слона!
* * *
Кошмар! Кошмар! Горы — кошмар! Зимний спорт — мерзость! Мертвая гладь, высокогорные пустыни, тюремная ограда из белой грязи!
* * *
Было бы неплохо, если бы носорога изучали методами всех современных наук. Прежде всего, потому, что носороги, того и гляди, исчезнут с лица земли. Потом, носорог представляет собой поистине удивительный материал для психоаналитических исследований. Непонятно, то ли он придурковатый гений, то ли полный кретин. Поведение у него на редкость странное, эротичное и с трудом поддающееся расшифровке. В моменты любви он достигает удивительных высот — моменты эти длятся от тридцати-сорока минут до часа, а иногда даже дольше. Ни одно другое млекопитающее не уделяет этому столько времени, к тому же у носорога разработана целая церемония, ритуал с тщательно подготовленной прелюдией, совсем в духе Дали. Наконец, я выяснил, что носорог испражняется в одном и том же месте — неизменно, на протяжении всей жизни, и относится к этому месту с особым вниманием и заботой, чтобы возвести вокруг него невидимую стену собственного запаха и таким образом обезопасить себя от других носорогов. По-моему, это высший пилотаж.
* * *
Я усадил к себе на колени уродство и почти сразу же почувствовал невероятную усталость.
* * *
Я уверен, что как аналитик и психолог значительно превосхожу Марселя Пруста. Не только потому, что использую психоанализ — один из многочисленных методов, о которых Пруст и понятия не имел. Дело прежде всего в том, что структура моего сознания необратимо параноидальна и, следовательно, лучше всех прочих приспособлена к аналитическим и психологическим упражнениям. У Пруста же структура сознания точь-в-точь как у депрессивного невротика, а значит — наименее приспособленная к такого рода вещам. Это ясно уже при взгляде на его бесформенные усы, которые наводят тоску. Подобно усам Ницше (нагоняющим еще большую тоску), прустовские усы — полная противоположность вакханалическим, бодрым и веселым усам Веласкеса и особенно ультраносо-роговским усам вашего гениального и покорного слуги.
* * *
Начало XX века всегда казалось мне психопатологическим результатом греко-римского декаданса.
* * *
Я всегда думал, что человек, которому впервые пришло в голову заменить женщине ноги на рыбий хвост, был настоящим поэтом. И я не сомневаюсь, что тот, кто сделал это вторым, — жалкий бюрократ.
* * *
Непристойности ужасны, так же ужасны, как кровь или мое отвращение к кузнечикам.
* * *
По правде говоря, я люблю есть только то, что имеет вполне четкую форму, внятную и удобоваримую для сознания. Шпинат я ненавижу именно потому, что он бесформенный, как свобода. Противоположность шпинату — это панцири ракообразных.
* * *
Мне нравится читать только то, что я не понимаю. Не улавливая смысла, я могу придумывать всевозможные интерпретации.
* * *
Я разделяю мнение Бретона по поводу музыки: это низшее искусство. На первое место я ставлю архитектуру, затем идет живопись, и только в самом конце — музыка, которая не способна ясно передать человеческую мысль. Неспособность передать мысль — чудовищный недостаток с точки зрения того, кто основывается на доводах разума. В музыке нельзя сказать: "Посередине левого стола на чепчике лежит синяя шляпа".
* * *
Душа — это состояние пейзажа, и романтики были не правы, утверждая, что пейзаж — это состояние души.
* * *
Разум, которым наделено священное пространство моего нёба, призывает меня быть крайне внимательным в отношении пищи. Впрочем, я внимателен ко всему. И прежде всего к вниманию.
* * *
Локомотивы — это несоразмерные со мной вещи. То ли это я слишком большой, то ли локомотивы слишком маленькие.
* * *
Издалека горы похожи на музыку Баха. Вблизи же их шершавые бугры напоминают пейзажный геморрой.
* * *
Моя метаморфоза — в рамках традиции, ведь традиция — это как раз изменение и изобретение для себя заново второй кожи. Речь идет не об эстетической хирургии и не о мутации, а о возрождении.
* * *
Марселю Прусту с его методом мазохистской интроспекции и пошло-садистского расчленения общества удалось создать что-то вроде удивительного супа из креветок, насыщенного импрессионизмом и сверхчувствительностью, почти музыкального. В супе не хватает только креветок, которые тем не менее составляют его суть. Сальвадор Дали, напротив, благодаря все
* * *
возможным сущностям и квинтэссенции сущностей, самой неуловимой в его саморасчленениях, а также в расчленениях других, никогда не похожих между собой, преподносит вам в роскошном блюде, и притом без единой пылинки знаний, самую что ни есть настоящую отварную креветку, осязаемую, сочную — чистой воды съедобный панцирь реальности, такой, какая она на самом деле. Пруст делает из креветки музыку, а Дали, наоборот, превращает музыку в креветку.
* * *
Бойтесь современной расточительности. Подбирайте отброшенное в сторону — вполне вероятно, что выбрасывают самое лучшее.
* * *
Какое удовольствие — с хрустом пережевывать череп маленьких птичек! Разве можно проедать мозг иначе?
* * *
Я всегда счастлив, всегда! У меня есть термостат — особый внутренний механизм, который не позволяет ничему нарушить мое благостное равновесие. Едва на горизонте появляется крохотная неприятность, как тут же включается термостат, не допуская моих страданий.
* * *
Я храню верность в дружбе, но всегда нахожусь под контролем разума. Никогда не изливаю друзьям свои чувства. Чувства предназначены только для моей жены, все остальные существа мне абсолютно безразличны, и при общении с ними я руководствуюсь лишь разумом и рассудочностью.
* * *
Дети мне симпатичны только начиная с того возраста, когда в них пробуждается половое влечение, иными словами — когда в них появляются первые намеки на красоту. Новорожденные, а также малыши с их тщедушным тельцем и несоразмерно большой головой кошмарны, отвратительны. Они похожи одновременно на эмбрионов, которыми когда-то были, и на старикашек, которыми станут в конце жизни, а всё, что напоминает о начале или о конце, вызывает во мне непреодолимое омерзение. В младенцах чувствуется кощунственное, абсурдное присутствие разума. Взрослые идиоты мне по душе, но когда глаза мозолит идиотизм, заключенный в кусочек здоровой плоти, которая вовсе не должна быть здоровой, — вот этого я вынести не могу.
* * *
— Правда ли, что вы недавно написали портрет вашей жены с двумя жареными отбивными, свисающими у нее с плеча?
- Да, это правда. Но отбивные не жареные, а сырые.
- Почему же?
- Потому что Гала тоже не жареная.
- А зачем отбивные на портрете жены?
- Я люблю отбивные и люблю свою жену, так отчего же не нарисовать их вместе?
* * *
Гала привнесла в мою жизнь то, чего в ней не хватало, — структуру, в самом прямом смысле слова. Прежде я барахтался в дырявом мешке, бесформенном и дряблом, всегда в поисках прочной основы. Прилепившись к Гала, я обрел позвоночник, а занимаясь с ней любовью, я оброс кожей. Раньше моя сперма напрасно растрачивалась на мастурбацию, словно выброшенная в никуда. Гала вернула мне ее, и я чувствую себя полным сил. Сначала я боялся, что Гала поглотит меня, но все оказалось наоборот: она научила меня поглощать жизнь.
* * *
Эротизм — привилегия тех, кто носит галстук, привилегия богачей. Он создан для богов, для героев! Порнография — удел нищих. Она даже не мечтает о галстуке, ее жалкая доля сродни судьбе черепах, предназначенных для супа. У любителя порнографии сморщенное преждевременной старостью лицо, как мордочка черепахи, он — сальная развалина с непристойной лысиной, весь потный; подстерегая вас на углу улицы, он сует вам своей черепашьей лапкой пошлые открытки, вытащив их из-за пазухи засаленного и оттого стоящего колом пальто. Эрос же, бог любви, напротив, горделиво стоит, воздев к небу, чтобы взмахнуть своим микрогаметным галстуком, который, точно колчан, он носит на своей белоснежной алебастровой шее. Этот черепаховый колчан (выпад против черепах) с заряженными спермой стрелами — самый славный и могущественный из чудодейственных атрибутов ангелоподобного героя, стоящего на службе у религий, которые расплющивают мерзких черепах.
* * *
Один издатель попросил меня написать книгу о технике живописи. Я написал. И перечитывая ее, научился живописи.
* * *
В безысходном феномене нефигуративной живописи существует градация: есть абстрактное искусство, и это грустно; кроме того, есть художник-абстракционист, и это еще грустнее; грусть отяжеляется тоской, когда появляется любитель абстрактной живописи; но бывает и кое-что похуже, и это самое кошмарное — критик и эксперт в области абстрактной живописи.
* * *
Художник, не надо блевать на твои собственные картины, иначе картины станут блевать на тебя, когда ты умрешь.
* * *
Художник должен быть умен. Как и повару, ему следует работать в колпаке.
* * *
Французский стиль с давних пор безнадежно испорчен чрезмерной заботой французов о хорошем вкусе. Между тем им необходим кто-то, способный избавить их от исступленного стремления к умеренности.
* * *
Матисс: триумф буржуазного вкуса и эклектики.
* * *
Кандинский? Среди русских не может быть художников, это бесспорно.
* * *
Пикассо хотел стать коммунистом, но тем не менее он был королем для нас всех.
* * *
Пьеро делла Франческа: триумф абсолютной монархии и целомудрия.
* * *
Поллок: "Марсельеза" абстракционизма. Впрочем, он не так плох, как Тернер. Потому что еще более бездарен.
* * *
Всех нас мучат голод и жажда по конкретным образам. Вот тут-то и пригодилось абстрактное искусство: оно вернуло фигуративному искусству его осязаемую чистоту.
* * *
Если классики и холодны, то потому, что их огонь вечен.
* * *
Всё может быть сделано хорошо или плохо. Это касается и моей живописи!
* * *
Ван Гог был безумцем и отрезал себе бритвой левое ухо — безоговорочно, щедро и бескорыстно. Но я нет, я не безумец. Правда, несмотря на всё, я согласен, чтобы мне хоть сейчас отрезали левую руку — исключительно из соображений прагматизма, то есть с условием, что мне позволят десять минут понаблюдать, как Ян Вермеер работает за своим мольбертом.
* * *
Я сделал выбор между Пикассо и Миро — это Сальвадор Дали.
* * *
Отвратительный Тернер, насквозь пропахший табаком, способен превратить солнце в ногти, пожелтевшие от курева, на фоне своей мутной Темзы.
* * *
Художественная критика — удел бездарностей. После эпохи Возрождения никто не сможет назвать хотя бы одного критика, который вдруг, пусть даже по чистой случайности, сказал бы нечто осмысленное.
* * *
В последние годы живопись находится в руках у трех испанцев: Пикассо изнасиловал живопись и сделал ей ребенка; Миро попытался этого ребенка погубить. Дали же старается спасти и живопись, и ребенка. Между тем наши соседи французы ждут от Дали новостей.
* * *
Когда Пикассо был в Италии, ему понадобился эфир. Он зашел в аптеку и, не зная ни слова по-итальянски, нарисовал то, что искал.
* * *
Эротическое желание — это погибель для эстетического интеллектуализма.
* * *
По-моему, духовность всегда животна.
* * *
Ни англичане, ни американцы не умеют есть. И давно доказано, что тот, кто не умеет есть, никогда не научится писать картины.
* * *
Я считаю себя весьма посредственным художником. И всегда утверждал, что я посредственность. Просто я думаю, что среди современных художников нет никого лучше меня. Так что, если угодно, все они пишут гораздо хуже, чем я.
* * *
Все мы, гении, немного импотенты, прежде всего я сам. Из всех импотентов наиболее безнадежный случай — это Микеланджело. Если бы он жил в наши дни, то был бы художником радикально-социалистического направления.
* * *
Нельзя показывать незаконченную картину, иначе исчезнет вся ее тайна. Это все равно что слишком рано откупорить бутылку вина.
* * *
Ясно, что Мона Лиза восхищает людей с эдиповым комплексом. Она олицетворяет идеал материнской красоты, и ее знаменитая загадочная улыбка — не что иное, как непостижимый сфинкс, перед которым все сыновья, сильно привязанные к матерям, изливают свои тревоги.
* * *
Я слишком скверный художник и благодаря этому проживу долгую жизнь. Едва мастер достигает совершенства, как это было с Моцартом, Вермеером или Веласкесом, то он сразу же умирает. Из года в год Дали пишет плохие картины, и это хороший знак, ведь необходимо прожить еще хотя бы год, чтобы доказать свое безукоризненное мастерство. Непременный спутник шедевра — смерть. Я же предпочитаю жить и писать скверные картины.
* * *
Английская живопись? Без всяких сомнений, это отбросы стиля.
* * *
У женщин нет таланта. Талант — свойство исключительно мужское. Талант и творческая мощь сосредоточены в гениталиях. Гениталии дают возможность творить. Всё женское творчество сводится к плодовитости. Женщины рожают детей, и они никогда не смогут расписать потолок Сикстинской капеллы!
* * *
На картинах заурядных абстракционистов — сплошной микрокосмос. В первом попавшемся под руку научно-популярном журнале вы увидите фотографии хромосом, рисунок с траекторией движения протонов или столкновением частиц и античастиц. Все это странным образом напоминает работы художников-абстракционистов. Настоящий же художник должен изображать макрокосмос — рот, лицо, нос... Самым выдающимся мастером живописи станет тот, кто представит нам макрокосмос, внутри которого теплится жизнь микрокосмоса.
* * *
Художники, наделенные умом, способны облечь в классическую форму самые дерзкие, необузданные и хаотичные проявления своей эпохи. Я испробовал всё. Я даже писал картины с помощью пистолета. И взрывал ручные гранаты на своих работах, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Некоторые из таких опытов оказались интереснее, чем то, что получилось в результате. Но главным и единственным моим желанием всегда было срастить эти опыты с великой традицией классической живописи и придать им благородства.
* * *
Прекраснейшие в мире картины — те, где художник в попытке выразить свою мысль не прибег ни к малейшему искажению увиденного. Величие Веласкеса состоит в том, что он никогда ничего не искажал. Люди у него всегда такие, какими они были на самом деле. И он не жульничал с пропорциями, Пракситель с Веласкесом тоже. Ни капли искажения. Этим художникам удалось передать суть вещей, в противоположность экспрессионистам, которым, по определению, нечего было выражать5.
* * *
Современные художники ни во что не верят. И совершенно естественно, что если художник ни во что не верит, то он не напишет почти ничего.
* * *
Сезанн вскоре станет известен как крупнейший мастер, которому удалось изобразить обветшавшие структуры прошлого.
* * *
Должен признаться со всей откровенностью, что живопись любит меня больше, чем я ее. Ей бывает досадно каждый раз, когда я бросаю ее ради литературы; я чувствую, как она изнывает, даже если я, вот как сейчас, пишу только о ней. Знаю, она осыпает меня горькими упреками, ведь живопись никогда не бывает сыта словами, брошенными на ветер. Она хочет, дорогой читатель, чтобы вы удовлетворяли ее как минимум трижды в день, и не пройдет и ночи без того, чтобы она не скользнула к вам под одеяло.
* * *
Среди учеников Гюстава Моро лучшим всегда будет тот, кто научил их живописи.
* * *
На протяжении нескольких лет безмозглые критики только и писали что о Пите Мондриане, словно бы он олицетворял собой квинтэссенцию всей творческой деятельности. Цитировали его по любому поводу. Пит за архитектуру, Пит за поэзию, Пит за мистицизм, Пит за философию, промахи Пита, его попадания в цель, Пит, Пит, Пит, Пит, Пит... Пит, Пит, Пит, бедняга Пит, Пит. Что ж! Пит — это говорю вам я, Сальвадор, — не более чем пустой звук.
* * *
В 1936 году я посетил в Париже выставку так называемой абстрактной живописи в компании ныне покойного Мориса Эйне — ученого, специалиста по творчеству Маркиза де Сада. Он заметил, что все время, пока мы ходили по выставке, я смотрел в пустой угол зала, где не висело никаких картин.
- Вы как будто нарочно избегаете смотреть на картины, — обратился ко мне Эйне. — Словно что-то невидимое влечет вас к себе!
- Ничего невидимого тут нет, — ответил я, стараясь успокоить его. — Просто не могу отвести взгляда от той двери, так мастерски она выкрашена! По большому счету это лучшая работа на всей выставке.
И это была чистейшая правда. Ни одному из художников, чьи картины висели в зале, было бы не под силу покрасить ту дверь. Более того, выкрасивший ее рабочий мог бы успешно скопировать любую из выставленных картин! [...] Пройдет время — я думаю, это произойдет довольно быстро — и ценность полотен которые так легко скопировать, окажется ниже ценности дверей, даже не окрашенных вовсе.
* * *
Геометрия и принцип золотого сечения — это рабство в тюрьме счастливцев.
* * *
Давным-давно известно и всеми признано, что мыслящий художник — плохой художник, и я осмелюсь прибавить, что то же самое касается и философов, которые слишком много думают, — взять хотя бы жалкого "Мыслителя" Родена. Можно не сомневаться, что в голове у таких существ не происходит почти ничего.
* * *
Истинный художник способен терпеливо писать с натуры грушу, пусть даже всё вокруг него рушится и летит вверх тормашками.
* * *
Художники, будьте скорее богатыми, чем бедными. А для этого следуйте моим советам.
* * *
Когда пишете картину, думайте о посторонних вещах.
* * *
Художник, пей спиртное и жуй гашиш не больше пяти раз за всю жизнь.
* * *
Живописуй, живописец!
* * *
Художник, если хочешь обеспечить себе место под солнцем, ты должен с самой ранней юности изо всех сил давать обществу пинки в правую ногу.
* * *
Живописец, ты не оратор! Так что живописуй себе и помалкивай.
* * *
Вдаваться в размышления об эстетическом вкусе — это уже признак бессилия.
* * *
Если вам заранее известен смысл вашей картины, то не стоит и писать ее.
* * *
Если вам не хочется изучать анатомию, технику рисунка и законы перспективы, принципы эстетики и работы с цветом, то позвольте сказать вам, что это скорее признак лени, чем гениальности.
* * *
Будьте снобом. Как я. Снобизм заключается в способности проникать в места, куда другим вход заказан, и это вызывает в тех "других" чувство неполноценности.
* * *
Каждому художнику следует иметь жену и любовницу. Однако при этом все трое должны жить в полной гармонии. Вы уже, конечно, догадались, что речь идет о семейной жизни втроем. Со своей законной супругой вы начнете жить в возрасте двенадцати лет — с того самого момента, когда ей исполнится ровно тринадцать веков, ее зовут Живопись, щеки у нее свежее роз, а такую пышную грудь, как у нее, вам вряд ли доводилось видеть. И вы отдадите ей самое большее тридцать шесть лет своей жизни. Знайте, что она никогда не состарится.
* * *
Секс — это крест, и нам повезло, что прибиты мы к нему не всю жизнь.
* * *
У сладостного эротизма Дали столько же общего с оргией, сколько у домашней козы — с божественным единорогом.
* * *
Каждый раз, когда кто-то умирает, виноват Жюль Верн, ведь на нем лежит ответственность за стремление людей путешествовать по галактикам, что годится только для скаутов или любителей подводной рыбалки. Если бы на исследования в области биологии тратились те сказочные суммы, которые уходят на покорение волшебных миров, на нашей планете не было бы больше смертей. И я повторяю: каждый раз, когда кто-то умирает, виноват Жюль Верн.
* * *
Бог сотворил мир, не будучи убежденным в необходимости акта творения. Нужно же было Ему что-то делать. С тем же успехом Он мог бы петь или плясать. Так что не стоит удивляться, обнаружив, что Он начисто лишен морали и у Него нет ни направления движения, ни цели, Он просто творит, бескорыстно и рассеянно. Создает мир и населяет его существами. Заметны промахи, залатанные дыры. Бог стирает сделанное, отказывается от прежнего замысла, нащупывает иное направление, вычеркивает из списка одни биологические виды и придумывает другие, вот Его черновик, смелые карандашные наброски, никакого заранее продуманного плана. Истинный человек. На редкость удачная работа.
* * *
Испанец и мистик, я страстно люблю смерть, которая приносит мне духовное блаженство. Эстет и ценитель эротики, я стараюсь продлить оргазм — архангельское удовольствие от моей собственной погибели. Вот почему я мечтаю жить, словно в зимней спячке. Мое глубинное, почти животное желание — долгое, насколько это возможно, существование в моей нынешней телесной оболочке; при этом я знаю, что самоограничение и отказ только бередят желание, распаляют его, а бесконечное растягивание периода ожидания доводит желание до его высшей точки. Я веду со смертью эротические игры на манер куртуазных игр трубадуров, чтобы ощутить высшее блаженство от превращения Дали в ангела!
* * *
Мистика — это сыр; Христос сделан из сыра; более того, горы — они тоже из сыра! Разве не говорит святой Августин, что в Библии Христос именуется montus coagulatus, montus fermentatus, — а значит, он настоящая гора из сыра!
* * *
Воскресение тела. Вероятно, эта формулировка несет в себе символический смысл, и частицы, из которых будет составлено наше возродившееся после смерти тело, не имеют ничего общего с живой человеческой плотью. Да, несомненно, речь идет о бессмертии, но бессмертие — это ослепление сознания, расширение материи, какое-то абстрактное великолепие. И сама мысль о том, что мое тело изменит состав, пусть даже состав этот окажется прекрасным, вызывает во мне неподдельное отвращение.
* * *
Ад — это состояние нескончаемого праздника. Морали в аду нет. Сношения между братьями и сестрами там в порядке вещей, а блуд — изыскан.
* * *
Человеческое тело — это огромный завод по производству божественных ароматов, но как только человек рождается, завод приостанавливает работу и возобновляет ее лишь после смерти.
* * *
Если кто-нибудь, пусть даже он вполне симпатичен, заведет со мной разговор о гороскопе или спросит мой знак зодиака, я больше никогда ему не звоню.
* * *
В эпоху, когда я любил человечество, я изобрел систему под названием "Испражняться и есть". Башни Бессмертия — в каждом городе должно было находиться по одной такой башне — создавались по образцу "Вавилонской башни" Брейгеля. Каждый житель, который хотел облегчиться, справлял нужду строго над жителем, который сидел этажом ниже и испытывал голод. С помощью методов совершенствования духа и режима питания человеческие существа начинали испражняться тягучей субстанцией, во всем напоминавшей пчелиный мед. Стоило только одним раскрыть рот, как туда попадали испражнения их соседей сверху, а потом и те, кто поел, испражнялись в свою очередь... так достигалась полная гармония с социальной точки зрения. Кроме того, все были сыты, не работая. В этом проекте я не видел ничего смехотворного, и я твердо в него верил. Но когда я обсудил его с одним из студентов медицинского факультета, то узнал, что человеческие испражнения начисто лишены витаминов, протеинов и т.д. и не имеют никакой питательной ценности.
* * *
Тогда мне пришлось отказаться от своих мечтаний о Вавилонской башне Бессмертия, которая — в отличие от башни из Библии, задуманной, чтобы добраться до неба, — должна была обеспечить бессмертие на земле.
* * *
Когда умирает кто-нибудь из важных или полуважных людей, я испытываю острое, странное ощущение удовлетворения, оттого что эта смерть оказалась на все сто в духе Дали, ведь отныне станет меньше помех для признания гениальности моих творений.
* * *
Первородный грех — это честолюбие, Золотое руно, их непосредственное воплощение.
* * *
Мне понадобилось три дня, чтобы усвоить и переварить Ницше. По завершении этой хищнической трапезы оставалось обглодать последнюю косточку: мне недоставало лишь одной-единственной детали, чтобы уловить своеобразие личности философа, а именно формы его усов. Позднее Федерико Гарсия Лорка, придя в восхищение от усов Гитлера, заявил, что "усы — это трагическая константа человеческого лица". Даже формой усов я превзошел Ницше! Мои усы совсем не нагнетают тоску и не вызывают ощущения подавленности, они не поникли от туманов и от музыки Вагнера, нет! Они заостренные, империалистические, ультрарациональные, они тянутся к небу, подобно вертикальному мистицизму и испанским вертикальным синдикатам.
* * *
Я всегда утверждаю, что ягодицы — ключ к постижению великих тайн. Мне даже удалось обнаружить глубинное сходство между ягодицами одной из дам, которую я пригласил к себе в Порт-Льигат и заставил раздеться, и универсальным континуумом, прозванным мною континуумом с четырьмя ягодицами.
* * *
Я не верю, что реальность можно обнаружить повсюду в один и тот же момент времени. А вот Бога — можно.
* * *
Я утверждаю, что Бог — самое что ни есть антропоморфное существо. У Бога человеческий облик. Бог невероятно красив, ростом Он ровно один метр. Вряд ли Он носит бороду на манер радикальных социалистов.
* * *
Я поражен ничтожностью философского и метафизического осмысления, которым человеческий ум удостоил такой предмет первостепенной важности, как испражнения. И позорно констатировать, что среди интеллектуально развитых людей многие справляют свою нужду точно так же, как все остальные.
* * *
Экстаз — это состояние чистоты и гиперэстетической ясности сознания, требующее больших затрат сил, состояние слепой ясности желания. Это самое полное выражение критического состояния ума, которое современная мысль — фальшивая, истеричная, сюрреалистическая и феноменальная — норовит сделать продолжительным.
* * *
Мягкие часы — не что иное, как параноидально-критический сыр камамбер, нежный, экстравагантный и одинокий во времени и в пространстве.
* * *
Мягкие часы или твердые — это не имеет никакого значения. Главное, чтобы они показывали точное время.
* * *
Костыль: деревянная подпорка, восходящая к картезианской философии. Как правило, используется в качестве опоры для мягких и гибких предметов.
* * *
Медлительность, присущая современному уму, — одна из причин блаженного непонимания сути сюрреализма теми, кто ценой невероятных интеллектуальных потуг, зажимая ноздри и за крывая глаза, пытался откусить по определению несъедобное яблоко Сезанна, а потом довольствовался "чистым созерцанием" этого яблока и платонической к нему любовью, поскольку структура и sex appeal6 этого фрукта не позволяли зайти дальше.
* * *
Подобно тому как снежинка может вызвать лавину, пинок под зад священнику положил начало великой ереси.
* * *
Между мухой и слоном, возможно, и есть какое-то сходство. Но между мной и вами?
* * *
Я никогда не расстаюсь с одним ценным устройством, с помощью которого создаю большинство своих картин. Внешне это устройство похоже скорее на маленький хрупкий цветной телевизор, чем на кошмарный, уродливый своей механикой фотоаппарат. И самое удивительное, мое устройство совсем не твердое! Да, это ГЛАЗ!
* * *
Форма — это всегда результат безжалостного инквизиторского процесса, которому подвергается материя.
* * *
Противоположность Вольтера — носорог. У Вольтера "всё внутри", между тем как у носорога "всё снаружи". У Вольтера сплошные впадины и выемки, а у носорога, самого иррационального и космического из всех зверей, повсюду выступы. С точки зрения морфологии у Вольтера всё втянуто внутрь — одни только полости и пустоты; носорог же представляет собой империалистическую систему выпуклостей и бугров. Как в морфологии, так и в метафизике любая впадина и пустота — это изъян, а выпуклость, напротив, — достоинство.
* * *
Чего только не говорили об экстравагантности моих усов, а сам я безумно хотел иметь вместо одних усов — 2258 жестких и острых, как иглы морского ежа со Средиземного моря, и вот тогда-то, хорошенько ощетинившись усами, я бы доказал, что, не в пример Вольтеру, Дали верит во всё.
* * *
Когда много идей, ими нужно сорить повсюду. Я разбрасываю их по ветру. Я сделал десять миллионов вещей, ни разу не повторяясь, и потом художники всю жизнь паразитировали на этих идеях, спекулируя на каждой из моих находок. Я восхищен. Чувствую себя чем-то вроде рудника с ураном или золотом. Ну а что может быть лучше ощущения, что из меня черпают, как из источника? Ведь самое ужасное — чувствовать себя бесценной жилой, куда никто не сует носа.
* * *
Обожаю боли в желудке и чувство жажды. Поэтому я склонен есть пищу, которая вызывает несварение и до предела обостряет жажду. Из-за этого желудочного головокружения возникает болезненное состояние всех внутренностей, удивительно благотворное для параноидального восприятия мира.
* * *
Я представляю собой один из редчайших примеров жизнеспособных безумцев, которые когда-либо существовали.
* * *
— Сальвадор Дали, кто такой клоун?
- Клоун — это вы. Это тот, кто смешит каждым своим вопросом.
* * *
Мне нравится находиться в окружении рыхлых идиотов с огромной гидроцефалической головой, наряженных в кружева, и чей рот никогда не закрывается, отчего у них постоянно текут слюни, ведь эта разновидность идиотов гордится своим превосходством над обществом потребления и его адептами. Время от времени они произносят изысканные слова, и в голове у них гораздо больше жидкости, чем у простых смертных, — следовательно, связь с космосом у них сильнее.
* * *
Большинству идиотов нужно работать, чтобы зарабатывать деньги. А мне нужно зарабатывать деньги, чтобы спокойно работать.
* * *
Я совершенно не способен давать деньги тому, кто у меня их просит, даже если он умирает с голоду. Дать деньги — значит пойти против моих моральных принципов.
* * *
— Любить Дали — это жестко? — О нет, это мягко!
* * *
Как величайший льстец своей эпохи я соглашаюсь абсолютно на всё, с одним только условием — чтобы мне хорошо заплатили.
* * *
Матисс говорил: "Хорошая картина должна быть как удобное кресло". Дали же считает, что стул служит для мгновенного высвобождения надменного, декоративного, устрашающего и квантифицированного призрака эпохи — главного призрака стиля. Стул должен служить для высвобождения отборнейшей спеси и позорной правды. Возьмем, к примеру, переносное кресло Римского Папы, которое слегка касается неба, и электрический стул, подпираемый адом смерти. На стул можно даже присесть, но только с условием, что сидеть на нем будет неудобно.
* * *
Да, божественный Дали — свинья, которая пускает слюни на свой пятачок и хрюкает от удовольствия, испытывает постыдную страсть к вкусной еде и одержима желаниями; он появился со своей липкой и прожорливой пастью посреди кучи аммиачного, омерзительного мусора нашей эпохи, чтобы пробираться по тоннелю из колбасных очисток и тупости, олицетворяемой прессой, радио, телевидением, почитателями Дали и его противниками, — и все они барахтаются в овсяной жиже кибернетики.
* * *
Апельсин, скрещенный с салатом-латуком, — моральное чудище, которое становится еще ужаснее с приближением бури.
* * *
Красота либо годится в пищу, либо совсем несъедобна.
* * *
Бюст Вольтера — повсюду, кроме того места, где он находится.
* * *
Вот несколько изобретений Дали:
- калейдоскопические очки, которые надевают во время скучных поездок на машине;
- овосипед — шар из плексигласа, средство передвижения, механизм действия которого основан на райских внутриутробных фантазмах;
- прозрачные манекены, заполненные водой, внутри которых плавают рыбки, имитируя циркуляцию крови;
- фотомаски для газетных корреспондентов;
- мебель с отпечатками пальцев ее владельца;
- накладные ногти с крошечными зеркалами, в которые можно смотреться;
- ботинки на пружинах, облегчающие ходьбу.
* * *
Зарубите себе на носу, что в эстетической системе Дали тюльпан — вещь ужасная по сравнению с целлулоидом; что сардины, превышающие определенный размер, становятся вульгарными, а креветка — самое восхитительное из всех существующих в природе архитектурных сооружений и форма, с которой креветка гармоничнее всего сочетается, — это форма луковицы.
* * *
В столовой нужно повесить изображение быка, привязанного к взлетающему в небо вертолету. Пища должна подниматься вертикально вверх к самому Богу, что идет вразрез с принципами экзистенциализма Жан-Поля Сартра.
* * *
Это одно из прав человека — решить, что теплые телефоны отвратительны, и потребовать телефоны холодные, зеленые и возбуждающие чувственность, подобные вещему и чуткому сну шпанских мух. Телефоны, столь же варварские, как церковные кропила, избавятся от слащавой теплоты ложек в стиле Людовика XV и медленно покроются ледяной стыдливостью, присущей разнородным стилям нашей пленительно деградировавшей эпохи декаданса.
* * *
На мельницах мелют муку. А я делаю из муки мельницы.
* * *
Я опрокидываю на рубашку чашку кофе. В такой ситуации первая реакция тех, кто не является гением, как я, то есть всех других людей, — сразу вытереться салфеткой. У меня же все совсем иначе.
* * *
Из всех сибаритских удовольствий моей жизни одно из самых тонких и пикантных — это, наверное (пожалуй, даже без "наверное"), греться на солнце обсаженным мухами.
- Пусть же мелкие мушки скорее летят сюда! В Порт-Льигате за завтраком я выливаю себе на голову масло, оставшееся на тарелке из-под анчоусов. Мухи слетаются мгновенно. Обычно работа моей мысли не прекращается ни на минуту, а когда меня щекочут мухи, эта работа просто кипит. Впрочем, в те редкие дни, когда мухи мне докучают, я воспринимаю это как знак того, что внутри меня что-то разладилось и кибернетические механизмы моих идей заржавели, ведь я твердо верю, что мухи — это феи Средиземноморья.
* * *
Вот блестящая теория трехмерности: напряженное тензорное подергивание парализованных сухожилий гениталий, тонус, трахея, переданная с помощью полного травматизма сумерек, которые время от времени превращаются в знойные потоки вертящихся солнечных дисков, чудесное преображение в умывальнике фирмы "Рока", ни единого пятнышка, торжествующий, как император Траян, танталовый, ужасный, трагический, словно Тарпейская скала7, а также совершенно безмолвно и трансцендентно театральный.
* * *
Изобретение Дали: волшебная кровать-точилка для карандашей.
* * *
Маленькое личико херувима у изголовья кровати — это золотая клетка. В ней, примостившись среди подушек, живет горностай, и в его слегка изголодавшуюся пасть вставляется кончик огромного карандаша — горностай грызет его, смачивая деревянный карандаш слюной и разрисовывая память царственной четы, которая не в состоянии встать со своего ложа, картинками в стиле Пруста, иллюстрирующими жизнь в этой шикарной комнате, где чета изучает запах заточенного карандаша и пробует его на вкус. Подушки — при каждом легчайшем прикосновении щеки, а простыни — если чуть пошевелить среди их складок пальцем ноги, вытряхнут на вас каскады музыки Моцарта, и застрекочут сверчки, заквакают лягушки, а из полога кровати спустятся, подрагивая, на парашютах крошечные мартышки-альбиносы, которых справедливо прозвали снежинками. Всё это чудодейство придумано для зачатия прекраснейших детей, ни капли не похожих на чиновников среднего класса.
* * *
И наконец, я должен принести извинения перед нешуточным голодом, который, как я предполагаю, испытывали мои читатели, приступая к этой трапезе из теоретических блюд, а ведь они ожидали получить еду дикарей и каннибалов с изысканно-цивилизованной икрой и пьянящим, дряблым камамбером на десерт. Но не доверяйте этим лакомствам: за обоими вкуснейшими симулякрами, поданными к столу, скрывается пышущая здоровьем, знаменитая, с кровью, иррациональная жареная отбивная, которая проглотит нас всех.
* * *
Я собираюсь снять фильм, в котором рассказывается история женщины, страдающей паранойей и влюбленной в свой дряхлый автомобиль. Постепенно колымага наделяется всеми чертами любимого человека, чье мертвое тело воспринимается героиней как средство передвижения. В конце концов автомобиль оживает и превращается в плоть. Вот почему мой фильм будет называться "Колымага во плоти".
* * *
Чтобы фильм показался зрителям чудесным, первое важное условие заключается в том, что зрители должны верить в чудеса, которые происходят у них на глазах. Единственный способ достичь этого — раз и навсегда покончить с дурацким ритмом современного кино, с пошлой, скучнейшей риторикой движения камеры. Ну разве можно поверить, пусть даже на долю секунды, в подлинность самой банальной из мелодрам, когда камера следует за убийцей повсюду в режиме travelling8, вплоть до уборной, куда он направляется, чтобы смыть с ладоней пятна крови? Даже еще не приступив к съемкам своего фильма, Сальвадор Дали позаботится о том, чтобы пригвоздить камеру к полу, накрепко прибить ее гвоздями, как Христа прибивали к кресту. Тем хуже для действия фильма, если оно выйдет за пределы обзора оператора! С тревогой, отчаянием, досадой, затаив дыхание, переминаясь с ноги на ногу, с нетерпением или лучше даже умирая со скуки, зрители ждут, когда же наконец действие вернется в установленные камерой визуальные рамки. Впрочем, их развлекут какие-нибудь симпатичные и никоим образом не связанные с сюжетом фильма картинки, которые будут проплывать перед неподвижным, парализованным и статичным глазом камеры Дали, направленной на свой подлинный объект, камеры — рабыни моего прихотливого воображения.
* * *
Замысел Дали: литургическая коррида, на которой отважные кюре танцуют перед быком, которого потом заберет с площадки вертолет.
* * *
(Война в Испании): податливое сооружение с вареными бобами — предчувствие гражданской войны.
* * *
Пренеприятные институции наподобие ЮНЕСКО необходимо наделить хоть какой-то долей либидо. Превратить ЮНЕСКО в Министерство общественной тупости, дабы не утратить того, что уже достигнуто. К примеру, славной народной проституции, которую, впрочем, нужно подкачать мощной духовной и чувственной энергией. Таким образом ЮНЕСКО, эта скучнейшая дыра, преобразится в настоящую эрогенную зону, покровительствовать которой будет сам святой Людовик — главный законодатель продажной любви.
* * *
Орхидея снобизма произрастает из уха.
* * *
Вот пример одушевленного механизма аэродинамики. Подыщите себе опрятную, чистенькую старушку высшей степени дряхлости, нарядите ее в костюм тореадора и водрузите ей на макушку тщательно выбритый омлет со специями, который будет постоянно вибрировать из-за старческой дрожи вашей подопытной. На омлет можно еще положить монетку в двадцать сантимов.
* * *
Как я уже говорил, рассказывая о своей встрече с Фрейдом, череп Фрейда похож на виноградную улитку. Последствия этого очевидны: если захочется съесть мысль, нужно достать ее с помощью иголки. Тогда вы выудите мысль целой. В противном случае она распадется на части — и тут уже ничего не попишешь, вам никогда не достичь цели.
* * *
Я был поражен, увидев рыхлую, полную спину Гитлера, всегда туго затянутого в свою форму. Каждый раз, начиная рисовать кожаную перевязь, которая крепилась у него на ремне и перекидывалась через плечо, расчерчивая спину по косой, мягкая Гитлерова плоть, спрессованная военной формой, приводила меня в состояние экстаза и до предела обостряла вкусовые ощущения, напоминая о чем-то молочном, питательном и вагнерианском. Сердце принималось бешено колотиться — такого не случается со мной почти никогда, даже когда я занимаюсь любовью.
* * *
Власть не допустит, чтобы ее узнали по гнусной трепанации мелкого принципа противоречия, по тихой, как звон колокольчика, эрозии униженного старого калеки, простуженного, бретонца по происхождению и наэлектризованного, который завяз в ностальгических воспоминаниях о пространственно-временных координатах; узнали по царящим повсюду околесице и тупости, по еле слышному сопению мерзкой старой карги, которая зовется "каузальностью", дряблой и жалкой, напоминающей убогие часы из пепла, смешанного с пищей и высморканного вместе с этой пищей из ноздри чиновника средней руки, слащавого и задумчивого, вследствие прихватившего его приступа удушающего кашля и бешеных конвульсий — кусок застрял в горле, и у него неожиданно перехватило дыхание в конце пошлого ужина в одиночестве, который неуверенно завершился в полумраке летних сумерек, рассыпавшихся радужными искрами по робким и вылинявшим цветным витражам с изображением аистов, одетых кормилицами, в пустом зале огромного ресторана, скромного и сплошь перпендикулярного.
* * *
Пространство, по мнению Евклида, который полагал, что пересечение, точка и плоскость — не что иное, как идеализированные материальные объекты, пространство, повторяю я, не могло, согласно Евклиду, достичь плотности, которая превышала бы плотность жидкого бульона из тапиоки, совершенно утопического и охлажденного.
* * *
Волос, неожиданно приставший к корке хлеба, устраняют резким, быстрым, насквозь лицемерным движением руки. Все совсем иначе, если волос вдруг замечен внутри плотно слепленного хлебного мякиша, — только и остается зажмуриться перед очевидным провалом любой "антигеодезической" попытки вытащить его. Такое ни с чем не спутаешь, и не нужно притворяться слепым: вот же он, волос, внутри хлеба! Да, он тут, и само его присутствие противоречит глубинному смыслу рыхлой структуры хлебного мякиша, он тут, демонстрируя свое морфологическое обличье, которое никак не вяжется с серьезностью проблемы в физическом ее аспекте. Если бы волос, как нитка, стал изоморфен рыхлым хлебным структурам, оставалась бы надежда уладить дело. Но этот волос, пусть даже тонюсенький или мокрый, ни за что не изменит форму и продолжит гнуть свою линию. Отчасти, правда, он все-таки прогнется под давлением мякиша, но это только осложнит ситуацию, ведь волос будет торчать в самом неподобающем и критическом месте, открывая взгляду свои кошмарные изгибы. Так же кошмарны волосы, попавшие в майонез (по большому счету до краев заполнить майонезом раковину или ванну — это тоже довольно мерзко). И еще кошмарнее заметить истеричные волосы, запекшиеся вместе с сыром и сухарями на жирных свиных ножках.
* * *
Что может быть проще, чем аккуратно вырезать в буханке хлеба два ровных отверстия и вставить туда пару чернильниц? И что может быть безнравственнее и прекраснее, чем наблюдать, как хлеб постепенно покрывается кляксами от чернил "Пеликан"? В квадратное углубление, проделанное в корке этого хлеба-чернильницы, очень удобно вставлять перья. А если вам захочется всегда иметь свежий мягкий хлеб, который так хорошо впитывает чернила и прекрасно подходит для чистки перьев, нужно всего лишь менять по утрам буханку.
* * *
Если бы улитка обладала выраженным вкусом, разве человеческое нёбо стало бы, совсем по-пифагорейски, брать на пробу это лакомство средиземноморской цивилизации, мертвенно-бледное, в форме рожка, с иссиня-лунным оттенком, в агонии буйной эйфории — разве стало бы оно пробовать зубчик чеснока? Чеснок освещает безоблачное небо снопами искр, аж глаза слезятся. Какое же тут может быть сравнение с пресной, безвкусной улиткой?
* * *
Однажды моему взгляду открылось пространство, заключенное внутри хлебной корки, и я поместил туда маленькую статуэтку Будды, усеянную дохлыми блохами. Потом прикрыл выемку, образованную краями корки, дощечкой, тщательно закупорил все щели и сделал надпись: "Конское варенье". Что бы это могло означать?
Примечания
1. Адольф Менжу (1890-1963) — актер, снимался в фильмах "Парижанка", "Прощай, оружие", "Кафе "Метрополь"", "Звезда родилась" и др.
2. Порт-Льигат — маленькая рыбачья деревушка недалеко от Кадакеса, в которой находится дом Дали.
3. Кристобаль Баленсиага (1895-1972) — испанский модельер.
4. Фернандель (настоящее имя Фернан Жозеф Дезире Контанден, 1903-1971) — франко-итальянский актер, исполнитель комических ролей в театре и кино.
5. Игра слов: термин "экспрессионизм" образован от слова expression, "выражение".
6. Sex appeal (англ.) — сексуальная привлекательность.
7. Тарпейская скала — название отвесной скалы в Древнем Риме, расположенной с западной стороны Капитолийского холма. С этой скалы сбрасывали осужденных на смерть преступников, совершивших предательство, инцест, побег от хозяина.
8. От англ. to travel — путешествовать.