Дали отдыхает
Сегодня, 1 ноября, я впервые решил посвятить день отдыху — после восьми месяцев непрерывной работы над картинами, которые я готовил к выставке. Отъезд в Нью-Йорк назначен на пятое число, поэтому сейчас самое время остановиться, чтобы подсохли краски на последнем холсте. Я распорядился, чтобы до полудня меня не будили, однако в полдевятого я просыпаюсь от божественной оглушительной музыки, которую я услышал во сне. Вскочив с постели, я пытаюсь уложить музыку на бумаге. Это очень сложно (поскольку я не владею нотной грамотой), но у меня все-таки получается. Мелодия редкой красоты схвачена. Теперь я знаю, какой будет увертюра к моей опере, часть которой уже написана. Потом мне приносят завтрак. Мелкими глотками я пью кофе, просматривая мимоходом газеты, и вдруг замечаю (благодаря развившейся во мне удивительной способности, позволяющей выхватывать из печатного текста мое имя, не утруждая себя чтением самого текста) — так вот, я замечаю набранный гигантским шрифтом заголовок, где сообщается о раскрытии заговора, целью которого было передать русским секрет изготовления атомной бомбы. Статья поглощает меня настолько, что я даже забываю о своей мелодии. И вот узнаю, что в заговоре замешан Аакон Шевалье — блестящий переводчик "Тайной жизни Сальвадора Дали" и "Скрытых лиц", к тому же он вот-вот должен закончить перевод книги "Пятьдесят моих волшебных секретов". Неудивительно, что мое имя упоминалось в статье рядом с именем Шевалье, что делало меня причастным к столь значительному событию.
Я тут же набираю номер Шевалье, чтобы выяснить, как обстоят дела с переводом моей книги. Шевалье говорит, что у него возникли некоторые проблемы, которые помешали ему закончить последнюю главу — в этой главе я рассуждаю об атоме в его философском аспекте. Оправдывая задержку перевода, Шевалье ссылается на сложности, связанные с прессой. Нет сомнения, что его доводы вполне можно принять. Однако — и тут кроется самое главное из того, что он мне сообщил, — из-за истории с атомной бомбой на главу моей книги наложили запрет и потребовали переписать ее. Всю оставшуюся часть дня я провожу в попытках восстановить окончание книги. Работа каторжная, требующая фантастической концентрации внимания — условия почти невозможного, когда меня постоянно вызывают к телефону. Один из звонков был из Голливуда, спрашивали, могу ли я дать разрешение на оттиск моего портрета на яичной скорлупе. Я ловлю себя на мысли, что первый день моего отдыха превращается в полный кошмар. Наконец я заканчиваю с последней главой и в восемь часов выхожу на улицу. Уже стемнело, и я валюсь с ног от усталости.
Возвратившись в отель "Дель Монте", я обнаруживаю, что дверь в мой номер взломана. Исчезли все документы, а также меха и драгоценности Галы. Начальник полиции говорит, что это неслыханная удача — иметь художника в качестве потерпевшего, ведь будет гораздо легче отыскать украденное. И действительно, он просит меня как можно точнее нарисовать пропавшие драгоценности, потом он передаст рисунки во все отделения полиции. Ночь напролет я не смыкаю глаз, пытаясь восстановить по памяти, как выглядели украшения. К рассвету готова великолепная серия рисунков акварелью — причудливые, уникальные драгоценности Галы.
Не стоит и говорить, что трудности только начинались. Полиция приступила к сложной, таинственной и изнурительной операции расследования.
Воспользовавшись краткой передышкой в ходе расследования, я иду в банк, чтобы внести вклад. Директор и управляющий с любопытством разглядывают чемодан, в котором я принес свои "сбережения". Они открывают рты от изумления, когда я достаю из чемодана три бутылки жидкого янтаря, и говорят, что никто еще не сдавал к ним на хранение бутылки. Чтобы доставить им удовольствие, я прибавляю к янтарю несколько листков из партитуры моей оперы. "Это будет лучшая опера двадцатого столетия, — поясняю я, — а бутылки помогут мне создать шедевры живописи".
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
