Светские условности
В зимнее время дом в Порт-Льигате еще слишком некомфортабелен, и Гала, с ее слабыми легкими, не может в нем перенести суровый климат. К празднику Всех Святых трамонтана приносит с моря морозный воздух; небо все еще голубое, безоблачное, но на Каталонию обрушивается сухой, холодный, колючий ветер. В конце осени невенчанные супруги Дали — теперь они неразлучны — с сожалением покидают свою деревню и едут в Париж. С ноября по апрель, иногда до середины июня, с перерывами, они по многу месяцев будут проводить в Париже, дожидаясь весны. Но у этиx путешествий есть и другая причина, такая же важная, как и устройств их ненадежного дома. Это необходимость установить контакты, не только с художниками, в массе своей живущими в Париже, но и с любителями искусства, состоятельными людьми, утонченными знатоками — с теми, кто по делам или на отдыхе регулярно бывает в столице и способен дорого заплатить за картины.
Изоляция, отшельничество могли бы иметь губительные последствия для художника, который собирается жить исключительно результатами своего творчества. Чтобы продавать полотна, нужно выйти из затворничества и посещать галереи, выставки, салоны, а также обеды, коктейли, вечера, где среди денди и элегантных женщин могут оказаться потенциальные богатые покупатели. Гала и Дали, приободренные своими первыми парижскими меценатами, быстро поняли систему: каждый год, для того чтобы увеличить счет в банке и сохранить ценные связи, они будут отказываться от жизни Робинзонов и вступать в тонкую игру в светские условности.
И вот оба они ради решения тяжелой задачи зимой превращаются в парижан. Дали надевает костюм, Гала — модный туалет и шляпку. Они вынуждены отвечать на приглашения, а их становится все больше. Театры, вернисажи, обеды — вот из чего теперь состоит их жизнь, и они стараются помогать друг другу в этом новом для них мире, по которому они еще так робко идут, словно на цыпочках. Сальвадор прибыл из испанской глубинки. Что же касается Гала, то во времена Элюара она никогда не выходила в свет: поэты из кружка сюрреалистов — и Бретон, и Арагон, — нелюдимые и недоверчивые, одержимые идеей о классовом неравенстве, держатся в стороне от высшего общества, от буржуазных праздников и буржуазных интриг. Они предпочитают оставаться в кругу поэтов и примыкающих к ним художников и скульпторов. Итак, Сальвадор и Гала — два новичка, два дебютанта, не знакомых ни с обычаями света, ни с его генеалогическими деревьями, ни с его геральдикой, ни с его условностями, — вступают в высшее общество, когда, к счастью, дверь для них открыта.
Представив Сальвадора виконту де Ноайю, Жоан Миро оказал художнику добрую услугу не только потому, что Шарль де Ноай стал выгодным клиентом для Дали и покупает регулярно его картины, но еще и потому, что он ввел Дали вместе с Гала в сеть, своих многочисленных и блестящих связей, в сеть, такую же сложную, секретную и запутанную, как лабиринт. Особняк Ноайя на площади Соединенных Штатов, роскошно перестроенный Жан-Мишелем Франком в стиле «модерн» и совсем недавно, в 1926 году, принявший хозяев, является одним из наиболее притягательных мест для светского общества. Здесь, в этом феерическом месте, залитом светом, с бальной залой, с курительной комнатой, стены которой обиты пергаментом, с огромными строгими белыми гостиными под люстрами из венецианского хрусталя, веселится весь Париж. Виконтесса де Ноай (для близких друзей — Мари-Лор) чаще всего бывает в зеленом: зеленый — это ее цвет. Она правнучка маркиза де Сада и гордится родством, придающим блеск ее антикомформизму. Виконтесса из принципа, из любви, а также из верности своему оригинальному предку принадлежит к лагерю авангардистов. Она и мужа обратила в свою веру. Мари-Лор де Ноай яростно защищает сюрреализм — движение, проповедующее свободу, мечту, фантазию, то есть все то, что она любит, ибо движение это, по словам самого Андре Бретона, ссылается на маркиза де Сада, «самого великого французского писателя», — так Бретон написал, чем польстил, сам того не зная, его правнучке.
Ноайи собирают случайных друзей. Это частично люди, принадлежащие к их кругу (аристократы, крупные банкиры, кое-кто из политических деятелей, академики), к которым любят добавлять тщательно отсортированную богему: Жана Кокто, Эрика Сати или Жоржа Орика. Иметь у себя за столом художника, о котором начинают говорить, художника неординарного и без гроша в кармане, но ясно, что популярность его не за горами, — все это, конечно же, последний писк. Благородным супругам де Ноайям, снобам к тому же, нельзя отказать в смелости. Это у них состоялся первый показ «Золотого века» — второго фильма, снятого все же Бунюэлем по сценарию Дали. Скандал, вызванный этим событием, вынудил супругов уехать в ссылку (временную) в их имение в Иэр, чтобы успокоить общественное мнение. Шарлю де Ноайю даже угрожало исключение из жокей-клуба! Неистовый антиклерикализм Бунюэля и другие провокационные моменты шокировали всех приглашенных. Кое-кто здорово позабавился.
У Ноайей Сальвадор Дали, не очень-то понимая, как оправдать свое присутствие под столь яркими люстрами, в первый же вечер придумывает трюк, чтобы выделиться: он не ест и не разговаривает. Когда метрдотель подносит к нему блюдо, он жестом отстраняет его и продолжает с безмолвным упрямством сидеть перед пустой тарелкой. Возможно, сложное хитросплетение застольных бесед и обилие серебряных приборов отбивают у него охоту говорить и лишают аппетита. Так как хозяйка в конце концов забеспокоилась и вежливо спросила, не болен ли он, Сальвадор открыл все же рот, чтобы сказать, что не голоден, потому что съел дома десерт, десерт из стекла и дерева! Но именно с деревом, добавляет он, было труднее всего. За столом воцарилась тишина. Все с серьезным видом начинают слушать, как незнакомый молодой человек с видом, серьезным, как у папы, рассказывает о десерте и о своем желудке. Его акцент, такой далекий от парижского, и манера рубить слова на слоги так же нелепы, как и его рассказ. Его забавная речь нарушает монотонный ход беседы. Дали выполнил свой акробатический трюк: он пришел, чтобы на него обратили внимание. Хозяева тоже должны быть довольны: Дали удивил гостей. Он еще придет сюда. Мари-Лор де Ноай, гордая своей дерзостью, показывает всем своим друзьям висящую на стене столовой между Ватто и Кранахом «Скорбную игру», купленную ее мужем у этого бестактного человека, талантливого художника, вытащенного ими из безвестности.
Три выставки в Париже, проходившие одна за другой в июне 1931, 1932 и 1933 годов в галерее Пьера Коля на улице Камбасерес, вместе с несколькими статьями в газетах принесли ему, если не настоящий успех, то, по крайней мере, начало известности. Но покупатели все еще нерешительны и Сальвадору и Гала приходится кое-как перебиваться. Вскоре им придется переехать жить очень далеко от площади Соединенных Штатов, славившейся в те времена своей роскошью и великолепием, в рабочий квартал — на улицу Гогэ, в Монруж. Преимущество над улицей Беккереля заключается в том, что у них будет настоящая мастерская. Квартира скромная: ни мебели, ни украшений. Дали выкрасил все комнаты в разные цвета — это служит фоном для его картин. Здесь царит самый строгий порядок. Один из посетителей напишет: «Никогда нигде не валялось ни одной кисточки», Гала и Сальвадор живут днем спокойно, как простые обыватели. Дали работает, Гала убирает или готовит. Иногда после обеда они ходят в кино. Вечером — смена декораций: супруги едут на такси из Монружа в шикарные кварталы на приемы, где блестки, перья, фальшивый блеск.
Гала всегда сопровождает Сальвадора на обеды: она помогает ему победить боязнь бывать на людях, его робость и страхи, оставшиеся с подросткового возраста, и слишком явное дикарство Она мягко, взглядом, подбадривает его. Гала ведет себя скромно: она самая молчаливая и самая загадочная из женщин. В то время как другие стараются блистать, она держится в тени, говорит мало или вовсе молчит. Если Гала не участвует в разговоре, безмолвно и словно безразлично наблюдает то это потому, что она полностью сконцентрировалась на своем спутнике, как бы желая вдохнуть в него свою силу. Доверие, которое она испытывает к Дали, флюидами передается ему во время долгих светских обедов, и это окрыляет художника. Гала помогает ему освободиться от самого себя, он выходит из скорлупы и становится уверенней. Дали уже не одинок. Гала не позволяет себе даже улыбнуться, когда он дурачится, и с самым серьезным видом подтверждает, что Сальвадор ест стекло и дерево. Гала его не одобряет и не осуждает. Просто она солидарна с ним, и что бы он ни говорил и ни делал, она его половинка, спаянная с ним, живущая в нем, неотделимая от него.
Гала с самого начала скромно выполняет оставленную за собой роль импрессарио. Хотя ей еще случается носить в папке по Парижу рисунки Сальвадора и рекламировать их в галереях; новые связи позволяют ей сразу же приступать к сути дела, без посредников, — наилучший способ добиться цели. Однажды она отправилась к другу Ноайей, с которым познакомилась у них, — к князю де Фосини-Люсэнжу. Тот расскажет о своей беседе с Гала в мемуарах1. Гала без смущения рассказала ему о финансовых трудностях своей семьи и о том, что Дали необходимо сконцентрироваться на живописи, потому что он — Гала в этом не сомневается — станет одним из самых великих художников всех времен. «Дали необходимо спокойствие, а следовательно деньги, чтобы рисовать», — говорит она ему.
Князь не остался равнодушным. Благородный человек из старинного французского рода, Жан-Луи де Фосини-Люсэнж обладает всеми достоинствами мецената: его способность воодушевиться идеей и щедрость позволят ему спасти Дали от нищеты и освободить от финансовых забот. Он уже купил, совершенно неожиданно, одну картину Сальвадора Дали, но для того, чтобы художник мог работать совершенно спокойно, не заботясь о коммерческой стороне дела, он находит изящную и гениальную идею. Князь решает создать специально для художника клуб, который назовет, отдавая дать двенадцати месяцам года, «Зодиаком».
Двенадцать членов этого клуба, которых он берется подобрать, обязуются выплачивать Сальвадору Дали сумму в две тысячи пятьсот франков в год, что будет давать им право выбрать из свежей продукции художника, написанной благодаря им и для них, одну большую картину или маленькую с двумя рисунками. Жеребьевка, проведенная во время одного из рождественских обедов, закрепит за каждым из двенадцати членов клуба месяц года, когда они должны будут осуществлять свой выбор. Ежегодный доход, организованный таким способом, призван обеспечить Дали определенный прожиточный минимум, который, по мнению князя де Фосини-Люсэнж, гарантирует достаток.
_ Добровольцы будут, конечно же, из круга друзей князя: виконт де Ноай, князь Поль Сербский Робер де Ротшильд, Робер де Сен-Жан, архитектор Эмилио Терри, маркиза Куэвас де Вера, графиня Пекки-Блюнт, Кэрес Кросби, писатель Жюльен Грин и его сестра Анна. Гала дополнит список, добавив к нему, по рекомендации Поля Элюара, издателя Рене Лапорта. Жюльен Грин (тридцать три года, автор четырех романов, среди которых «Адриен Мёзюра» и «Левиафан») — один из первых членов клуба, на которого указал жребии. 26 февраля 1933 года — «Зодиак» только что вернулся в исходную позицию — он приезжает в Монруж, чтобы выбрать картину. В квартире на улице Гогэ он встретится с декоратором Жан-Мишелем Франком и Луисом Бунюэлем. Гала он не увидит. Жюльен-Грин выбирает небольшую картину «в чудесных серых и лиловых тонах» и два рисунка. Дали пространно объясняет ему символический смысл полотна, которое он назвал «Геологический бред». Потом, почувствовав расположение к покупателю, художник поговорил немного на обычные темы. Он рассказывал о Кревеле, «больном, но стоике», о неприятностях во время путешествия по железной дороге. «Он похож на ребенка, напуганного жизнью», — подумал писатель2.
«Зодиак» теперь обеспечивает супругам Дали финансовую безопасность и позволяет жить так, как они хотят (любовью, искусством и святым духом) и даже лучше: в достатке, пока еще скромном, но уже не зависящем от случайных обстоятельств. Гала обновляет гардероб. Костюмы и вечерние платья, меховые пелерины и шляпы помогают создать имидж элегантной парижанки, уверенной в себе подруги модного художника. У Ноайей она познакомилась с Коко Шанель, и та с 1930 года начала одевать Гала. Гала будет долго верна ее. стилю: весь шарм в умении держаться, никакого жеманства. Платьице или костюм, очень строгие, но выкроенные из прекрасных тканей, сидят на ней безупречно. Роскошная и сдержанная — такова Гала. В одежде от Шанель она все менее похожа на юную русскую эмигрантку, которая сама шила себе одежду и вязала свитера, на скромную супругу Поля Элюара, которую он любил и за сменой одежды которой он следил с восхищением. После богемы времен дадаизма и стиля «чарльстон» — короткие юбки и бусы, африканские браслеты по всей длине руки — она приобщается к шикарному парижскому обществу. Это общество, как о нем скажет с некоторым презрением Дали, уже не мелкобуржуазное, к которому принадлежали друзья Элюара, — это общество великих мира сего, в него входят представители знатных фамилий, владельцы несгораемых сейфов, семейных замков, дворцов в Венеции estancias3 в аргентинских пампасах и квартир в Нью-Йорке. Это общество космополитичное и снобистское и приносит удачу художнику, если ему повезло или он обладает талантом ему понравиться. Гала и Сальвадор убеждены: высшее общество явилось для них якорем спасения.
Беттина Бержери, супруга Гастона Бержери, депутата от радикал-социалистов, любит принимать их У себя. В тридцатые годы чета Бержери очень популярна, все возлагают на Гастона большие надежды Беттина, урожденная Шоу Джонс, американка по происхождению, имеет тесные связи с миром моды отдает предпочтение в дружбе Эльзе Чиапарелли.
Графиня Мари-Бланш де Полиньяк, дочь Жаны Ланвэн, славится своими музыкальными вечерами; она сама поет восхитительным голосом и устраивает у себя или у своей тети Винни де Полиньяк концерты самых известных музыкантов того времени. Но супругов Дали это не интересует- они не любят музыку, а Сальвадор даже испытывает к ней отвращение.
Княгиня де Фосини-Люсэнж (близкие зовут ее просто Baba), очаровательная длинноногая и длиннорукая супруга благородного вдохновителя «Зодиака», включила их в состав постоянных гостей у себя в особняке на улице Буасьер и в огромной квартире, выходящей на Марсово Поле, в которой, кроме гостиных и будуаров, имеется настоящая бальная зала. Летом княгиня принимает их в своем доме на Кап-д'Ай, на побережье. Гала и Сальвадор много раз будут там отдыхать.
Baba принимает их очень радушно, но они могут также рассчитывать и на гостеприимство Мими: графиня Пекки-Блунт (внучатая племянница папы Льва XIII и супруга Сесила Блюменталя, сына банкира и графини де Монморанси) также достаточно богата. Кэрес Кросби, американка в трауре белого цвета, в будни проживает на улице Лилль, соперничающей с предыдущими ее адресами, и устраивает сенсационные праздники в своем имении «Мулен дю Солей», в лесу Эрменонвиля, куда за ней следует «двор». Гала и Сальвадор проводят там уик-энды. В доме все белого цвета: стены, пол, мебель, кресла, занавеси и телефонные аппараты. Только фарфор, столовый сервиз, скатерть и тарелки черные: в память о Гарри, обожаемом муже, который покончил с собой в 1929 году; он был основателем издательского дома «Black Sun Press» («Черное солнце»). Она устраивает памятные вечера в конюшнях своего имения, которым тигровые шкуры и чучела попугаев добавляют экзотические нотки. В «Мулен дю Солей» пьют шампанское — оно действительно течет рекой — и слушают Коль Портер. Из фонографа с вечера до утра льется «Night and Day». И Сальвадор и Гала начинают мечтать об Америке — далеком континенте, о котором Кэрес и ее друзья говорят как о земле обетованной.
Примечания
1. «Дворянин-космополит». Perrin, 1990, стр. 130.
2. «Дневник» Жюльена Грина. Plon, 1961.
3. Имений.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
