И. Свирин. «Гала и Сальвадор Дали»

Добавьте в закладки эту страницу, если она вам понравилась. Спасибо.

Знойное лето в Кадакесе

Во время встречи с Дали в Париже Элюар пообещал навестить художника в его родном Кадакесе. К этому времени Сальвадор уже был довольно-таки известен в среде почитателей современного искусства, и городок его детства, где он всегда проводил лето, стал своеобразным местом встреч многих представителей богемы того времени. И вместе с Элюаром и его женой там появились художник Рене Магритт, коллекционер и торговец картинами Камилл Гойманс, кинорежиссер Луис Бунюэль. Все они проводили время на уютных пляжах маленького Кадакеса, любуясь и вдохновляясь его великолепными пейзажами.

В этой поездке Поля Элюара сопровождали жена и дочь Сесиль — семья надеялась отдохнуть на берегу моря. И если бы он отправился в эту поездку один, вполне возможно, что Гала еще надолго осталась бы его женой, что не произошло бы всех тех событий, о которых пойдет речь ниже.

Все началось с того, что однажды утром перед домом Сальвадора Дали остановилась машина, доставившая уставших после долгого путешествия Элюаров. Поэт, его жена и дочь вышли наружу, чтобы наконец вдохнуть свежего воздуха. И глаза художника впервые встретились с глазами его будущей возлюбленной. Гала медленно вышла из машины, захлопнув за собой дверцу, и томным усталым взглядом обвела окрестности.

Правда, любовь возникла у Дали далеко не с первого взгляда. Тогда, в момент встречи, Сальвадор был поглощен совсем другим. В процессе непрерывного творчества он плавно, но неуклонно доводил себя до безумия. Поначалу друзья не придавали особенного внимания возникавшим у Дали ни с того ни с сего вспышкам смеха, остановить которые было не под силу никому. Сначала над ним даже немного подтрунивали, поговаривая, что, мол, Дали лучше ни о чем не спрашивать, ибо вместо ответа можно услышать лишь безудержный смех. Но когда эти припадки стали повторяться изо дня в день, они не на шутку обеспокоились. На вопрос, в чем же причина столь бурного веселья, Дали плел про какую-то сову, какашку и прочие несуразицы. Оказалось, что в момент беседы с кем-либо или просто во время прогулки по улице Сальвадор представлял себе, будто бы у его собеседника или того, кто находился неподалеку, на голове вырастала скульптура совы с небольшим кусочком экскрементов на голове. Эти образы порой возникали в сознании художника вне зависимости от его желания, и смех Дали был поистине безудержен. Вывести его из этого состояния не могло ничто. Когда Сальвадор делился своими наваждениями с друзьями, те лишь сочувственно кивали головой.

И когда Дали увидел подъехавшую к его дому машину, он буквально скорчился от охватившего его смеха. Ничто не могло отвлечь его в эту секунду.

Кстати, будущая возлюбленная Дали чуть позже призналась, что поначалу Сальвадор не произвел на нее никакого особенного впечатления. Наоборот, впечатление было, если на то пошло, скорее неприятным. И все из-за тогдашнего имиджа художника. Во время учебы в Мадридской академии он приобрел привычку одеваться как франт. Яркие рубашки из шелка, ослепительно белые брюки и колье из искусственного жемчуга были неотъемлемыми атрибутами его наряда. Кроме того, желая, видимо, удивить всех своей изысканностью, Сальвадор постоянно покрывал лаком свои волосы, причем, когда у него не было специальных средств, он использовал лаки для мебели и картин. Весь этот антураж делал Дали похожим на мелкопоместного прожигателя жизни с большими амбициями, коих в огромном количестве в те времена можно было встретить в различных дорогих кафе Парижа и других столиц. И все это не могло импонировать изысканной и утонченной Гале.

Правда, впечатление это сильно изменилось, стоило Гале немного побеседовать с Сальвадором. Разговоры касались в основном искусства. Дали встретился с Элюарами вечером того же дня на террасе отеля, где они остановились. Тогда же поэт был несказанно удивлен неожиданно случившимся с Сальвадором приступом смеха. Когда ему рассказали о его причине, он сильно заинтересовался — настолько образы, возникавшие в сознании Дали, соответствовали его представлению о сюрреализме.

Наутро следующего дня друзья условились вместе пойти на пляж. Дали, чья склонность к экстравагантным выходкам не нуждается ни в каком представлении, захотелось как можно сильнее удивить Элюаров. Удивить своим внешним видом. Он долго и тщательно обдумывал, каким должен предстать перед своими друзьями. Изрезал прекраснейшую шелковую рубашку, чтобы придать ей диковинный вид и обнажить для всеобщего обозрения свои черные волосы, тщательно выбрил подмышки и немного подкрасил их синькой, смешанной с пудрой для придания особенного нежно-голубого цвета. Когда результат его не впечатлил, Дали решил перекрасить подмышки в алый цвет, цвет крови. Своей кровью он для этого и воспользовался, немного порезавшись во время бритья. На сей раз он остался довольным, и дабы усилить эффект, измазался кровью сверху донизу, расцарапав себе колени. Для того чтобы его тело приобрело специфический аромат, Дали на ходу придумал оригинальный рецепт духов. При помощи паяльника он сварил в воде рыбий клей, смешал его с козьим пометом и добавил лавандового масла. Результат получился просто потрясающим, и тело художника стало пахнуть действительно невыносимо.

Но вдруг у него в одну секунду пропало всякое желание изумлять и шокировать. Дали, которого не мог остановить никто, случайно выглянул в окно. И вмиг отказался от всех своих замыслов, приложив все усилия для того, чтобы от выработанного такими трудами зловонного запаха не осталось и следа. Возможно, именно в эту секунду он без памяти влюбился в Галу. Она стояла на пляже, повернувшись к нему спиной, и Сальвадор мог видеть ее прекрасные обнаженные плечи. Лучи утреннего солнца освещали ее фигуру, изящную и грациозную . В сознании художника сразу же возникли аналогии с тем «детским» образом, который он назвал Галючкой. Действительно, для него Гала стала его давней мечтой, облаченной во плоть и кровь.

«Как я мог провести с ней полдня и не узнать ее, ни о чем не заподозрить? — пишет Дали в своей «Жизни». — Это для нее я сфабриковал безумный утренний наряд, для нее измазался козлиным дерьмом и выбрил подмышки! И вот, увидев ее на пляже, я не осмеливаюсь появиться в таком виде. Теперь, стоя перед зеркалом, я нашел его жалким... Я разделся, стал изо всех сил отмываться, чтобы избавиться от удушающей вони, исходившей от меня».

Безумный смех Дали долгое время препятствовал его сближению с Галой, но не исключено, что именно он привлек ее внимание к молодому художнику. Ведь Сальвадор поначалу даже не мог поздороваться с объектом своих вожделений, не говоря уже о том, чтобы побеседовать с Галой! Однажды он неоднократно пытался завести с ней разговор, но всякий раз, как только Гала произносила первые звуки, Сальвадор буквально впадал в безумство, корчась от смеха.

Необычайно разочарованы таким поведением Дали были и его друзья. Ведь они, по существу, навестили художника в первую очередь для того, чтобы обсудить с ним некоторые важные дела. Камилл Гойманс предложил Дали контракт, согласно которому за 3000 франков он приобретал у Дали всё его картины, написанные этим летом. Луис Бунюэль планировал поработать с Дали над сценарием фильма «Золотой век». Кстати, тандем режиссера и художника сложился несколько раньше, когда создавался первый фильм Бунюэля «Андалузский пес». В своих воспоминаниях Дали утверждает, что сценарий фильма и все идеи по его постановке принадлежат ему, но, судя по всему, и роль Бунюэля тут не менее велика. Зрители, пришедшие на премьеру фильма в парижской «Стюдио дез юрсолин», были буквально шокированы с первых же минут фильма. Да и какую другую реакцию может вызвать сцена разрезания глаза живого человека бритвой, показанная крупным планом в самом начале «Андалузского пса»?

Жестокие образы, идеи, жестокость вообще будут наводнять не только творчество Сальвадора Дали, но и некоторые его поступки. Но об этом чуть позже. Пока же Дали и его друзья развлекаются на пляже прекраснейшего, по мнению художника, городка мира. Мысли Дали были в этот момент далеки от всякой работы, от принятия серьезных решений. Сальвадор всецело был охвачен любовью. Гала показалась ему тогда прекрасной, но недоступной. И художник терялся, не зная, как привлечь ее внимание к себе. Ведь никакого опыта общения с противоположным полом у него не было, да и воспитанная и изысканная парижанка Гала сильно отличалась от тех девушек, с которыми Сальвадору прежде приходилось иметь дело.

Не последнюю роль тут играл и идиотский смех Сальвадора. «Не в силах говорить с ней, я окружил ее тысячей мелких забот: принес ей подушки, подавал стакан воды, поворачивал ее так, чтобы она лучше видела пейзаж, — вспоминает Дали в своей книге. — Если бы я мог, я бы тысячу раз надевал и снимал ее туфли. Когда во время прогулки мне удавалось хотя бы на секунду прикоснуться к ее руке, все мои нервы трепетали, и я слышал, как вокруг меня падают дождем зеленые плоды, как будто я не касался руки Галы, а до срока тряс неокрепшее пока деревцо моего желания. Гала, которая с уникальнейшей в мире интуицией видела на моем лице отражение всех моих самых потаенных чувств, однако не смогла заметить, что я влюблен в нее без памяти. Но я хорошо чувствовал, как растет ее любопытство. Она распознала во мне наполовину сумасшедшего гения, способного набольшую отвагу. И поскольку она творила свой миф, она смогла осознать, что я единственный, кто способен ей помочь».

Действительно, необычайно верно тут подмечено, что Гала была женщиной, которая «творила свой миф». Хотя могло показаться, что ее роль сводилась разве что к роли безголосой музы, источника любви и поклонения гениев и людей творчества. Многие убеждены, что Гала была всего лишь тусклой тенью, «любовью и не более» Элюара, Дали и многих других художников и поэтов, связи с которыми были у нее менее продолжительными. Несмотря на то, что на протяжении десятилетий Гала находилась как бы в самом центре художественной жизни мира, общаясь с людьми, которые во многом ее определяют, сама она не сотворила никаких выдающихся произведений. Однако ее имя упоминается во всех книгах по искусству, отражающих тот период, даже самых серьезных и академических. Элюар посвятил своей жене немало прекрасных стихов, а Дали впоследствии не только многократно увековечил ее образ на своих полотнах, но и одно время подписывал картины не только своим именем, но и именем своей возлюбленной.

Поэтому и неудивительно, что эта женщина, которая была чуть ли не на десятилетие старше Дали, сразу же привлекла внимание художника. Это была его первая любовь — ничего подобного тем чувствам, которые охватили его в дни знакомства с Галой, до тех пор он не испытывал. И если прежние его подруги были вынуждены жестоко страдать из-за чрезмерного самолюбия Дали, то теперь Зверь был укрощен. Если раньше Дали требовал от тех, кто был рядом с ним, абсолютной преданности, покорности и самопожертвования, то теперь он сам стал покорным, как ягненок. Он был готов на все только для того, чтобы угодить Гале. Вчитаемся еще раз в эти строчки из воспоминаний Сальвадора Дали: «Я только и пытался совладать со своим безумием, а все мои планы, мысли и внимание были заняты Галой. Не в силах говорить с ней, я окружил ее тысячей мелких забот. Принес ей подушки, подавал стакан воды...» Сложно было ожидать такой услужливости от художника, с детских лет считавшего себя королем. И вряд ли что-либо, кроме любви, могло так изменить его темперамент.

Вскоре внимание на Дали, в первую очередь как на незаурядного художника, обратила и Гала. Они подолгу вдвоем прогуливались по окрестностям Кадакеса, проводя время в бесконечных разговорах. Но до какого-то реального сближения пока было еще далеко. И Дали не мог даже себе представить, как преодолеть эту дистанцию, отделявшую его от возлюбленной.

Но все разрешилось само собой, разрешилось мгновенно и совершенно неожиданно. Однажды во время прогулки Гала затронула в разговоре с художником одно из самых свежих на тот момент полотен Дали «Мрачная игра». Произведение это было действительно мрачным и настолько эпатирующим, что вызывало споры даже в кругу сюрреалистов. Ведь на картине среди множества кузнечиков были изображены с соблюдением всех натуралистических подробностей измазанные экскрементами кальсоны, одетые на мужчине, стоявшем спиной. Увидев это полотно, многие стали поговаривать о ненормальности Дали, о том, что его страсть к грязи чрезмерна. Такое мнение порой приходилось выслушивать и самому художнику. Кое-кто из друзей и знакомых подозревал, что страсть к демонстрации экскрементов является отражением некой психической болезни Дали. И когда Гала подошла к художнику и сказала, что ей хотелось бы обсудить с ним его полотно «Мрачная игра», Дали уже предчувствовал, в какое русло будет направлен этот разговор.

Встретив Галу неподалеку от ее отеля, Дали отправился с ней на небольшую прогулку по окрестностям города, среди скал Креус.

Разговор Гала начала очень осторожно, боясь затронуть неимоверное самолюбие художника. «Мрачная игра» — интересное произведение, говорила она, но некоторые моменты тут не могут не вызвать определенных вопросов. Ей было интересно, насколько образы, появляющиеся на картинах Дали, соответствуют его представлениям о жизни, насколько они близки ему. «Если вы действительно преклоняетесь перед грязью, экскрементами, — говорила Гала, — то я вряд ли смогу вас понять. Я считаю все это ужасным, но, впрочем, ваше право иметь свое мнение, пусть даже оно и покажется мне диким».

Дали, неимоверно любивший всякие выходки, оправдываться перед кем бы то ни было был не намерен. И он уже собирался было ответить, что все слухи касательно его психической болезни являются абсолютной правдой, но неожиданно осекся. Будь на месте Галы кто-либо другой, неважно кто, нет сомнения, что Дали именно так бы и поступил. Но тут... Уже во второй раз художник почувствовал себя укрощенным. И он промолчал. Взглянув в лицо Гале и встретив ее взгляд, серьезный и честный, сочувствовавший и понимающий, ожидавший ответа, Дали сказал правду, хотя эта правда была куда менее живописной и впечатляющей, нежели выдумка, симптомы несуществующей болезни, придумать которые ничего не стоило для обладавшего богатой фантазией художника. «Клянусь вам, все то, что говорят обо мне, не соответствует действительности! — Дали в этот раз говорил настолько убежденно, что его словам просто нельзя было не поверить. — И так же, как и вы, я боюсь этого рода безумия. Но мне кажется, что подобные элементы можно использовать как терроризирующие, они же имеют право на существование как кровь или моя кузнечиковая фобия»1.

Дали казалось, что столь откровенным ответом он сможет вмиг разрядить обстановку, но лицо Галы по-прежнему выражало некую озабоченность, задумчивость. Ему хотелось ее о чем-то спросить, нарушить неловкую паузу, но... Ее взгляд, ее кожа и волосы, которые были совсем рядом, обезоруживали его, лишали отваги. И тут Гала, чей взгляд был все таким же задумчивым, вдруг прикоснулась к ладони Сальвадора, взяла ее в свою руку. Она молча глядела в глаза Сальвадора Дали, и на дне ее глаз он смог различить пока еще тусклый огонек зарождающегося чувства.

Атмосферу установившейся в эту минуту душевной близости чуть было не нарушил идиотский смех, совершенно неожиданно вырвавшийся из груди Сальвадора. Что стало его причиной на этот раз, сказать затруднительно — сова с какашкой или какой-либо другой не менее сумасбродный образ, но уже через пару секунд Дали понял, какую неисправимую оплошность он мог совершить. Однако Гала не обиделась и не разочаровалась в нем, как бы это сделала в таком случае любая другая женщина. Она лишь изо всех сил сжала руку Сальвадора, и приступ смеха мгновенно прошел. «Мой смех не был «веселым», как у всех, — пишет Сальвадор Дали. — Он не был скептическим или легкомысленным, это было настоящее проявление фанатизма, катастрофы, падением в пропасть страха. И самым ужасающим, самым катастрофическим хохотом я дал ей понять, что я преклоняюсь перед ней, падаю на колени».

Смех утих, и слова Галы, ставшие началом их великой любви, прозвучали в полной тишине:

— Мой малыш, мы больше никогда не расстанемся.

Сложно поверить в это, но так оно и случилось. В любви Сальвадора Дали и Галы было много удивительного, странного, не поддающегося никаким разумным объяснениям. Все это в полной мере может характеризовать и их сближение. Ведь муж Галы Поль Элюар к тому времени был одним из наиболее известных французских поэтов своего поколения. Человек состоятельный и обладающий неким особенным шармом, он неимоверно любил свою жену. Гале были посвящены самые лучшие его стихи того периода. И вот она принимает отчаянное решение бросить его... ради какого-то молодого художника, пока всего лишь «подающего надежды», непредсказуемого в своих поступках и не имевшего даже своего дома.

К тому же Гала познакомилась с Сальвадором именно в тот период его жизни, когда художник, по своему собственному утверждению, находился буквально на грани безумия. К этому состоянию он поначалу стремился чуть ли не сознательно, стремился стать безумным для того, чтобы открыть для себя неизведанные горизонты своего подсознания. Его безумие сильно влияло и на творчество, делая картины Дали более вычурными и насыщенными всякими странностями. Но художник настолько в нем преуспел, что рисковал кончить жизнь как обычный арендатор койки в доме для умалишенных.

И человеком, который смог вылечить Дали от его безумия, накопившегося в нем за долгие годы, была Гала. «Она излечила меня благодаря своей беспримерной, бездонной любви, глубина которой проявилась на практике и превзошла все самые амбициозные методы психоанализа. Вначале наши отношения были отмечены болезненной необычностью и явными психопатическими симптомами. Мой смех из эйфорического стал мучительным и раздраженным, и я был близок к истерическому состоянию, которое начинало тревожить меня, хотя я снисходительно относился к своим взрывам смеха. Я совершенно впал в детство, и это подтверждалось тем, что Гала казалась мне той же маленькой девочкой из моих воспоминаний, которую я называл Гадючкой — уменьшительным именем Гала. С новой силой нахлынули головокружения и видения».

Безусловно, это излечение произошло не сразу. И поначалу отношения между Сальвадором Дали и Галой действительности какими-то странными, болезненными. Между этими двумя людьми сразу же возникло некое глубинное взаимопонимание, но оно порой сопровождалось вспышками необъяснимой жестокости, коих было достаточно много для того, чтобы рассказ о них объединить в целую главу.

Примечания

1. В своих воспоминаниях Дали пишет о том, что в детстве и юности он ужасно боялся кузнечиков. По его словам, фобию вызвала некая схожесть между этим безобидным насекомым и головой рыбы (хотя по отношению к последним художник был более бесстрашен). Друзья в колледже часто издевались над Дали, подбрасывая ему на стол кузнечиков, отчего юный Сальвадор впадал в панический ужас, которому он был бессилен сопротивляться.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница


Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика
©2007—2024 «Жизнь и Творчество Сальвадора Дали»