Туманное русское детство
Закутанная в меховое манто девушка из поезда на вокзале Давос-Плац 12 января 1913 года. Ледяной ветер подметает перрон. На девушке высокая шляпка из каракуля под цвет ее черных волос, мех манто не соответствует возрасту и старит ее. Девушка подзывает носильщика, чтобы тот взял ее чемоданы. Она приехала одна, без компаньонки, что в эпоху буржуазную и консервативную придает ей довольно свободолюбивый вид, ее манеры кажутся неприличными. Она действительно совершила долгое путешествие, с многочисленными пересадками, без посторонней помощи — как мальчишка.
В Давосе ее ждала машина, чтобы отвезти в расположенный в Клаваделе, в горах, на высоте в 1700 метров, санаторий, доминирующий над величественным пейзажем Граубюндена1. Благодаря превосходным услугам и роскошному пансиону заведение пользуется международной популярностью: сюда приезжают со всех концов света лечиться от болезни века, страшной, смертельной, — от чахотки. Девушка больна туберкулезом. Усталость и бледность, кашель и температура — вот симптомы, подсказавшие врачам, что ей нужен целебный воздух швейцарских гор. В начале XX века туберкулез убивает около семи человек из ста в городской среде2.
И — что напрямую касается нашей путешественницы? — болезнь настигает молодых, особенно женщин. В Клаваделе, куда она приехала за кислородом — единственным лекарством, которым лечили тогда ужасный недуг, — она надеется предотвратить наихудший исход. Может быть, даже со смутной надеждой выздороветь.
Девушка проехала более тысячи километров в поезде через Европу и восточные страны и привычна к холоду и снегу: она русская. И в первый раз покинула родной край. У нее славянская внешность: широкие скулы, крупный подбородок, огромный лоб, очерченный рот, матовый цвет лица; не красавица, однако, даже не хорошенькая. В овале лица и во всей внешности есть какая-то суровость, не хватает изящества. Если бы не густые, черные, завитые в локоны волосы, если бы не длинные сильные руки с округлыми ногтями, если бы не стройный стан, ее можно было бы назвать уродливой. Худая, с выступающими костями шеи и плеч, но довольно хорошо сложена. У тела ее гармоничные пропорции, у нее красивые ноги с тонкими лодыжками. Но первое впечатление говорит не в ее пользу. На первый взгляд, в ней нет ничего привлекательного, а высокомерный вид держит людей на расстоянии.
Она среднего роста, но держится так прямо и столь гордо несет свою голову, что кажется высокой. Ее внешность привлекает внимание. Но что в конечном счете выделяет ее из толпы (не только молодость и гордый вид) — так это взгляд. У нее черные глаза, лихорадочные и черные, блестящие и темные одновременно. Как смоль — полное соответствие сравнению.
Кто эта девушка? Это неизвестно ни одному обитателю тихого, словно обитого войлоком, продезинфицированного мирка санатория. Находясь среди персонала в белых халатах, глухих голосов и покашливаний, она является такой же больной, как и все в горной ссылке. Администрация тут же выясняет ее гражданское состояние: Елена Димитриевна Дьяконова, приехала из Москвы, где проживает ее семья, вероисповедания православного, а не иудаистского, как это будут утверждать позже (она привезла с собой иконы).
В Клаваделе врачи, младший медперсонал, метрдотели, говорящие по-немецки, называют ее «фройляйн Дьяконова». Девушка может общаться на русском лишь с несколькими соотечественниками: по данным «Курье де Давос», местной газеты, регистрирующей все приезды-отъезды на курорт, русские составляют около четверти всех проживающих в санатории. Другую четверть составляют англичане, но их клан держится обособленно. Большинство больных — это немцы, граждане Австро-Венгрии или немецкоязычной части Швейцарии. Таким образом, немецкий язык — самый распространенный. Девушка изучала его в школе и может общаться с приезжими и персоналом.
Фройляйн Дьяконова родилась в Казани — татарской столице, на берегу Волги. На Руси, да и по всему Востоку, женщины из Казани имеют легендарную репутацию: султаны рекрутировали их в свои войска, так как считали, что в сладострастии им нет равных. Она появилась на свет в 1894 году, 26 августа3, под знаком Девы. Когда она вышла из поезда в Давосе, ей было восемнадцать лет. Летом 1913 года ей исполнится девятнадцать.
Что известно о ней? О ее недавнем прошлом совсем немного информации. Мать зовут Антониной, девичья фамилия матери — Деулина. У девушки два старших брата, Вадим и Николай, и сестра Лидия, которая на восемь лет ее младше. У старшего, Вадима, такие же, как у Елены, черные волосы и темные глаза. Лидия и Николай светло-русые, у них сине-зеленые глаза, унаследованные от отца. Их отцом является Иван Дьяконов, точнее — являлся. Он умер в 1905 году, когда Елене едва исполнилось одиннадцать лет. Он был чиновником в министерстве сельского хозяйства. Елена никогда о нем не рассказывала.
Тот, кого она называет своим отцом, в действительности ее отчим. Это второй муж матери, московский адвокат, наполовину еврей, Димитрий Ильич Гомберг. Вместо того, чтобы добавить имя отца к собственному имени, как это делается по русскому обычаю, Елена Дьяконова прибавляет к нему имя второго мужа матери. Поступая по-своему, она выбирает понравившееся сочетание: Елена Димитриевна Дьяконова. Это имя свидетельствует о значении в жизни молодой женщины отчима, который смог до такой степени заменить законного отца и был любим ею, что она взяла себе в отчество его имя.
Димитрий Ильич Гомберг — еврей только по отцу, что позволяет ему жить в Москве, городе, в котором евреям запрещалось проживать до 1917 года4. Хотя дети Антонины православные, исповедуются раз в году, регулярно посещают богослужения и никогда не расстаются с иконами, живут они, однако, под одной крышей с человеком нерелигиозным, открыто проповедующим новые идеи свободы, справедливости и прогресса. Димитрий Гомберг — либеральный буржуа. Библиотека в его доме не украшение, но неотъемлемая часть существования. У себя он принимает своих друзей, таких же либералов, как и сам. Возможно, благодаря отчиму-еврею, очень умному и обеспеченному, чувствительному к эволюции нравов, у Елены очень рано развилось стремление к независимости и эмансипации. Она никогда не будет любить гетто.
Адвокат великодушно содержит семью своей жены в достатке, потому что, кроме четверых детей Ивана Дьяконова, он принимает у себя и двух двоюродных братьев, приехавших из далекой провинции учиться в Москву. Димитрий Ильич Гомберг оплачивает не только учебу, но еще и походы в театры, занятия спортом и, конечно, медицинское обслуживание, необходимое пасынкам и падчерицам. Специально для Елены он оплачивает расходы на дорогостоящее пребывание в санатории. Елена, по мнению, братьев и сестры, вне всякого сомнения — его любимица; и это правда.
Ходят даже слухи о том, не является ли Димитрий Гомберг настоящим отцом девушки. Елена — законнорожденный ребенок или же плод адюльтера? Тень сомнения падает на ее происхождение. Она же сама, если и узнала когда-нибудь ответ на эту первородную загадку, предпочла второго отца первому и приняла линию поведения, от которой не отклонится никогда: не говорить об этом.
В Москве семья Дьяконовых-Гомбергов живет в доме номер 14 по улице Трубниковской, на шестом — последнем — этаже нового дома, куда она въехала в поисках чистого воздуха: здоровье Елены с самого раннего возраста — постоянный повод для беспокойства Антонины и Димитрия. Физическое состояние мешало ей заниматься спортом, но не учебой. Елена, как позже и Лидия, поступила в лицей, точнее — в частную школу для девочек, в гимназию к Брюхоненко (это имя их смешило: по-русски «брюхо» — толстый живот). Елена, несмотря на слабое здоровье, была блестящей ученицей. В семестровых табелях у нее только «четверки» и «пятерки» — оценки превосходные, так как «пятерку» ставят за наивысшие достижения в учебе. Особенных успехов она достигает в русской словесности. Дома же Елена разговаривает по-французски со служанкой-швейцаркой по имени Жюстина.
В России Елена знала только Казань, где прожила до смерти отца, то есть в течение десяти лет, и Москву. Почти все свои каникулы она проводила в Крыму: мать снимала на лето домик на берегу Черного моря. Род Антонины Деулиной происходит из Сибири, где у семьи были золотые рудники, но девушка всего лишь один единственный раз со своими братьями и сестрой навещала бабушку в Тобольске. В Сибири жил также дядя, брат матери, с ним Елена едва знакома, но два его сына — двоюродные — братья приехали к ним жить.
В Москве Елена Дьяконова оставила не только свою семью. Она потеряла подругу-одноклассницу, которую звала Асей, — Анастасию Цветаеву5, дочь университетского профессора истории и младшую сестру начинающей поэтессы, сердечно любимой, непревзойденной Марины Цветаевой6. Ася и Елена были неразлучны. Но это Елена всегда приходила к Асе, в красивый дом Цветаевых в Трехпрудном переулке; атмосфера богатства и интеллектуальности, царящая в нем, казалась ей в высшей степени изысканной.
Вдали от семьи, в разлуке с подругами... Самое малое, что можно сказать об этой так бесповоротно лишившейся корней девушке, — это то, что ей не знакома ностальгия. Она не любит рассказывать о России, о своем детстве, почти никогда не упоминает в разговоре Москву, скупа на откровения о своем прошлом. Известно, что у ее матери был диплом акушерки, но она никогда акушерством не занималась — она написала сказку для детей. Известно, что сама Елена любит читать: ее часто видят углубленной в чтение привезенных с родины романов Толстого и Достоевского. По тому, как она умеет приручать кошек, можно догадаться, что Елена к ним неравнодушна. Дома у нее остался черный кот. Сведения, неохотно сообщенные любителям порасспрашивать, незначительны и малоинтересны. Девушка до такой степени замкнута, что это наводит на мысль: не скрывает ли она что-нибудь? Есть ли ей о чем умалчивать? Тайна происхождения? Болезненные воспоминания? А может, она предпочитает навсегда отделаться от своего прошлого, чтобы не оживлять, думая о нем беспрестанно, неизбежное страдание, явившееся результатом такого неожиданного отъезда, похожего на разрыв?
В Давосе пошли судачить. Говорят, что девушка приехала сюда не только из-за туберкулеза, что она нервнобольная, страдает маниакально-депрессивным психозом: то возбуждается до вспыльчивости, то находится в подавленном состоянии, настроение ее неожиданно меняется от бури к штилю. Эти ужасные перемены в настроении, давлении и температуре тем более опасны, что у нее хрупкое здоровье. Никаких объяснений своему душевному смятению Елена не дает. Она не откровенничает, ничего не говорит о своем прошлом, о своей биографии. Любой вопрос о предыдущей жизни выводит ее из себя. Она желает существовать в настоящем.
Называя себя, она не говорит Елена, как это написано в паспорте. Она говорит Гала, делая ударение на первом слоге. Это редкое имя. Настолько редкое, что для многих русских может показаться выдумкой, варваризмом. Несомненно, уменьшительное от Галины — имени довольно распространенного на Украине; но тогда это должно было быть Галия — с «и», придающим этому имени музыкальность. Гала — так мать назвала свою старшую дочь; отцу нравилось имя Елена, но его выбор остался лишь в документах. Это странное имя, к которому еще нужно привыкнуть, существует, вероятно, только для нее. Оно отличает ее от других: Гала — это прежде всего Гала. Это короткое имя неясного происхождения выделяет ее на фоне других обитателей санатория, но для нее это не очень важно, ей достаточно знать, что так не называют больше никого.
Нелюдимая, настороженная, сдержанная до холодности, суровая, раздражительная, одинокая девушка с резкими манерами приехала в ссылку с высоко поднятой головой.
Свесившись со снежных гор над Давосом, подобно орлиному гнезду, санаторий — величественное здание в четыре этажа, построенное в 1904 году, — сам по себе представляет целый мир. Во всем подчиняясь доктору Бодмеру, больные, так же, как и персонал: медсестры, кухонные рабочие, прислуга, — живут здесь как бы отрезанные от остального мира, в полной автономии, в окружении великолепной природы Граубюндена. С почтой и газетой по утрам регулярно приходят вести из внешнего мира, но это лишь на короткий момент прерывает обычный ритм существования людей, сосредоточенных на себе самих.
Примечания
1. Граубюнден — большой туристический регион в Швейцарии (прим. пер.).
2. По данным Пьера Гийома (см. «От отчаяния к спасению: больные туберкулезом в XIX и XX веках». Aubier, 1986).
3. По юлианскому календарю; то есть 7 сентября — по грегорианскому.
4. В России евреи получили равенство в правах по декрету от 20 марта 1917 года. С 1887 года дискриминационные ограничения обозначили зоны империи, особенно это касалось городов, где евреям запрещалось проживать.
5. Анастасия Цветаева опубликовала свои «Воспоминания» в Москве в 1971 году.
6. Поэмы Марины Цветаевой были опубликованы на французском языке много позже ее смерти (в 1941г.) разными издательствами: Gallimard, Clemence Hiver, L'Age d'Homme, Seghers, Le Cri.
| К оглавлению | Следующая страница |
