Временное исключение

Несмотря на легкомысленное времяпрепровождение в Толедо и соблазны ночного Мадрида, Дали в первый год учения в Академии много работал. Так много, что даже не приехал в Фигерас в мае 1923 года на весеннюю ярмарку. Вместо этого он сочинил лирическое письмо в газету "Emporda Federal", в котором сожалел, что вынужден впервые пропустить праздник. Это послание многим обязано грегериям Рамона Гомеса де ла Серны¹.

Месяц спустя Дали сдал экзамены по перспективе, анатомии и скульптурному рисунку, получил премию по истории искусств (Античность и Средние века) и провалил экзамен по технике моделирования. Учитывая, что он, кроме того, активно самоутверждался как художник, результаты были вполне удовлетворительными. На протяжении года, как в Мадриде, так и дома на рождественских и пасхальных каникулах, он рисовал с обычным усердием, и его творчество развивалось в двух направлениях. С одной стороны, Дали продолжал свои кубистические и неокубистические эксперименты, находясь под влиянием Хуана Гриса и итальянских "метафизиков" (о последних он узнал из обзора в "Valori Plastici"); с другой — он придерживался вполне реалистической манеры письма, поощряемый в основном своей сестрой Анной Марией, которая стала моделью для более чем двенадцати портретов, выполненных между 1923 и 1926 годами². Когда Дали вновь обосновался в своей студии в Кадакесе на летних каникулах 1923 года, он, должно быть, чувствовал, что первый год обучения не прошел по задуманному плану, более того, его академическая карьера была близка к провалу.

По окончании каникул Дали вернулся в Мадрид для пересдачи экзамена по технике моделирования³. Двадцать девятого сентября он наметил перечень предметов, которые хотел бы освоить во время второго года: курс изучения материалов, история искусств (Нового и Новейшего времени), натюрморт и гравюра по меди⁴. Потом случилось непредвиденное. После смерти в августе профессора живописи Хоакина Сорольи был объявлен конкурс на замещение этой вакансии. На нее претендовало четыре кандидата: трое — посредственные художники Льеренс, Сарагоса, Лабрада, четвертым был известный в Европе художник Даниэль Васкес Диас. Пресса с интересом следила за происходящим, а студенты были уверены, что только Васкес Диас достоин этой вакансии. В этом их активно поддерживала газета "Еl Sol", в которой 10 октября художественный критик Франсиско Алькантара написал, что Васкес Диас является представителем нового направления и должен занять этот пост благодаря своим многочисленным заслугам⁵.

Жюри состояло из пяти членов Королевской Академии художеств Сан-Фернандо: историк искусства Элиас Тормо, художники Сесилио Пла, Хосе Морено Карбонеро, Рафаэль Доменеч Гальисса и Энрике Симонет Ломбардо. Каждый обладал одним голосом: чтобы занять вакансию, необходимо было набрать не меньше трех голосов. Результаты объявили вечером 17 октября 1923 года в актовом зале Академии, заполненном до отказа журналистами, родственниками и друзьями кандидатов, а также другими художниками и студентами Академии.

На следующий день газеты оживленно обсуждали результаты конкурса⁶. Вскоре Дали, как очевидец случившегося, писал временно отсутствовавшему в Мадриде другу Хосефу Риголю:

Явились члены жюри. Тишина ожидания. Начинается поименное голосование. Доменеч: "Я воздерживаюсь!" Возгласы неодобрения. Сесилио Пла: "Сеньор Васкес Диас!" Громкие овации. Элиас Тормо, председатель жюри: "Сеньор Васкес Диас!" Громкие овации. Морено Карбонеро: "Я воздерживаюсь!" Шум. Симонет: "Я воздерживаюсь!" Опять шум. И Тормо объявляет: "Место остается вакантным!" Всеобщее смятение, трости летят в воздух, крики, оскорбления в адрес жюри. "Судей на мыло!"... "Да они сговорились!" Грохот, замешательство и приличествующие случаю нелестные высказывания.

Присутствующие разделились на два лагеря: одна часть приветствовала Тормо и Сесилио Пла, а другая перешла в класс для натюрмортов и вызвала полицию, которая тут же явилась. Я вообще не принимал никакого участия в этом гвалте, поскольку как друг Васкеса Диаса находился рядом с ним, утешая его. В иных обстоятельствах я, конечно, был бы в числе тех, кто кричал больше всех.

По словам Дали, любопытные из уличной толпы, привлеченные шумом, протиснулись в здание со стороны улицы Алкала, чтобы узнать, что происходит. Полицию оттеснили, но для восстановления порядка ей пришлось применить силу и разогнать толпу. После скандала студенты разошлись по редакциям, чтобы поделиться подробностями происшествия, о котором сообщили утренние выпуски газет⁷.

В письме Риголю Дали сообщает, что студенты действовали спонтанно, без каких-либо организованных групп вокруг лидеров и без разработанного плана действия. Но руководство Академии так не считало. На следующий день Дали и других студентов вызвали на заседание дисциплинарного комитета. Дали был допрошен деканом факультета Мигелем Блеем, который заявил ему, что, по дошедшим до него слухам, Дали являлся одним из активнейших участников протеста. Дали опроверг это обвинение, приведя свои доводы, и сказал, что если его участие будет доказано, то он согласится с решением руководства. Однако доказательств не оказалось. Блей потребовал от Дали назвать имена основных зачинщиков. Сальвадор ответил, что не знает их, а если бы даже и знал, то все равно не стал бы доносить на своих товарищей. Последние слова вызвали "великое раздражение". Наконец Блей спросил Дали, был ли тот лично заинтересован в исходе голосования, и Сальвадор ответил: "По-моему, никто не может влиять на мое личное мнение и даже интересоваться им. Тем не менее отвечу: да, я был на стороне Васкеса Диаса, что говорит только в мою пользу". После этого его попросили выйти.

Тем же вечером, продолжает Дали, он узнал, что он и еще пять студентов были отчислены из Академии на год. На следующий день студенты Академии поддержали наказанных, выразив протест против принятого решения, и утихомирились только после того, как Блей пригрозил репрессиями. Вне стен Академии один из отчисленных, Калатаюд Санхуан, ударил воздержавшегося во время голосования преподавателя Рафаэля Доменеча. "Это все, что мы могли сделать", — пишет Дали. Позже он и его друзья по несчастью были вызваны, чтобы выслушать официальное обвинение, в высшую инстанцию — Министерство образования⁸.

Вина Дали была подтверждена официальным письмом, датированным 22 октября 1923 года. Его не только отчислили на год — в письме также сообщалось, что он не может сдавать сессию. Это означало, что Дали, вернувшись в Академию, вынужден будет повторно прослушать уже пройденный материал и потерять год. Это было жестокое и несправедливое решение⁹.

Отец Дали, уверенный в полной невиновности своего сына, приехал в Мадрид, предприняв собственное расследование, а заодно занялся другими делами. Директор Мигель Блей заявил ему, что Сальвадор — "большевик от искусства". Дон Сальвадор беседовал также с некоторыми студентами, учителями и даже с дворниками. Кристино Мальо в подробностях вспоминает его визит. Будучи человеком вспыльчивым, нотариус схватил одного из учителей за грудки и собирался было ударить¹⁰. Он пришел к выводу, что во всем виноват Рафаэль Доменеч¹¹. В итоге дон Сальвадор составил от имени сына прошение и направил его в Министерство образования. Письмо, написанное в Фигерасе 21 ноября 1923 года, гласило:

Я, нижеподписавшийся студент Художественного факультета Королевской Академии Сан-Фернандо, был несправедливо наказан Дисциплинарным комитетом.

Мое примерное поведение как во время учебы в Фигерасе, так и на факультете дает мне право просить, в соответствии с Королевским указом от 3 июня 1909 года, об отмене или же изменении наказания, наложенного на меня, если даже последнее оказалось бы справедливым. Но, поскольку данное наказание несправедливо, я не могу воспользоваться правом, предоставляемым этим Указом, так как статья №10 в качестве обязательного условия требует, чтобы подающий апелляцию признал справедливость вынесенного приговора, что я сделать категорически отказываюсь, поскольку данное признание противоречит моей уверенности в собственной невиновности.

Из сказанного следует, что Королевский указ предоставляет действительно виновной стороне возможность облегчить или даже снять наказание и в то же время он не предоставляет возможности даже подать прошение тому, кто ни в чем не виновен. Поскольку закон не предоставляет мне необходимую защиту, у меня нет другого выхода, как только согласиться с безосновательно вынесенным решением об исключении. Я выражаю надежду, что сказанное мной послужит поводом для внесения изменений в упомянутый Королевский указ, с тем чтобы в будущем невиновный располагал бы не меньшими правами, чем виновный¹².

Отец Дали послал копию этого убедительного документа Мигелю Блею, сопроводив его резким и коротким письмом:

Сеньор декан! Переговорив со студентами, учителями и персоналом вашего заведения, я пришел к выводу, подтверждающему правоту моего сына. Поскольку мы не можем признать справедливость решения, вынесенного Дисциплинарным комитетом, нам не остается ничего другого, как согласиться с исключением и ждать сентября будущего года для восстановления моего сына в списках студентов. Поведение и успехи последнего будут столь безупречными вплоть до конца образования, что вы пожалеете о вынесении ему столь сурового наказания¹³.

Позднее в "Тайной жизни" Дали напишет о том, что как только результаты конкурса были оглашены, он просто встал и вышел из зала, не дожидаясь выступления председателя жюри. По его словам, толпа разбушевалась уже после его ухода и под влиянием этого, без сомнения, демонстративного поступка. Это описание кажется нам менее правдоподобным, нежели то, которое он изложил в письме Хосефу Риголю¹⁴.

Как только временное исключение было подтверждено Министерством, Дали сразу же уехал в Фигерас, где его времяпрепровождение так и осталось тайным, поскольку обе газеты Фигераса, сообщавшие о культурной и политической жизни города, были закрыты в результате военного переворота генерала Примо де Риверы в сентябре того же года (переворот был принят королем Альфонсо XIII, с чего и началась семилетняя военная диктатура). С другой стороны, не сохранилось полных комплектов консервативной газеты "La Veu de L'Emporda", которые могли бы пролить свет на интересующую нас тему. Однако известно, что во время вынужденного пребывания в Фигерасе Дали восстановил отношения с бывшим учителем живописи Хуаном Нуньесом и стал брать у него уроки по технике гравюры, которой Дали очень увлекся. Отец купил ему печатный станок и установил его в квартире; Нуньес стал приходить по вечерам. Дали утверждал позже, что благодаря Нуньесу вскоре "овладел техникой гравюры и смог даже изобрести что-то свое". Сохранилось только одно "живое свидетельство" этих экспериментов — оттиск головы молодой женщины, напечатанный и подписанный Дали в 1924 году¹⁵.

Оказалось также, что в период своего отчисления Дали ездил в Мадрид, где, по одному из свидетельств, записался в частную школу живописи, возглавляемую каталонским художником Хулио Мойсесом Фернандесом¹⁶.

Несмотря на уверенность Дали Куси в том, что поведение его сына станет безупречным, Сальвадор явно вознамерился отомстить Академии и ее учителям, ибо его переполняло презрение к ним. Он знал, что его поддерживали многие друзья и сторонники, включая влиятельного театрального режиссера и критика Сиприано Риваса Черифа, который в марте 1924 года напечатал статью "Дело Сальвадора Дали" в одном из ведущих журналов страны "Espana" ("Испания"), — Дали регулярно читал его с октября 1919 года¹⁷. По мнению автора, Дали не был замешан в школьных беспорядках, но он был "неудобен", чем и вызвал гнев консервативных преподавателей. "Возможно, своим суровым обращением они только спровоцируют упорство художника, чье дарование не может быть зависимым от каких-либо преград", — писал Ривас Чериф. И в этом он оказался прав¹⁸.

Примечания

1. Dali, "Skeets arbitraris. De la fira".

2. Santos Torroella, "The Madrid Years", p. 84.

3. Аттестат Дали хранится в его деле на Факультете изящных искусств Мадридского университета (Universidad Complutense). Воспроизведено в VPSD, document No. 371, p. 15; МЕАС, II, p. 171.

4. Документ хранится в личном деле Дали, см. примеч. 76.

5. Francisco Alcantara, "La vida artistica. Las oposiciones a catedra de Pintura al Aire Libre de la Escuela de San Fernando", El Sol, Madrid, 10 October 1923, p. 4.

6. См. репортаж и обсуждение в Heraldo de Madrid, 18 October 1923, p. 5; другой репортаж в El Sol, Madrid, 18 October 1923, p. 8.

7. Из репортажа в Heraldo de Madrid (см. пред. примеч.): "Группа студентов Художественного факультета Королевской Академии протестует против решения жюри относительно вакантной должности профессора живописи. Студенты настаивают на том, что решение жюри неоправданно, поскольку была объявлена вакансия, на которую есть достойный претендент".

8. Письмо Дали Риголю было впервые напечатано на испанском языке: Rodrigo, Lorca-Dali Una amistad traicionada, pp. 32-36. Дело Рафаэля Калатаюда, хранящееся на Факультете изящных искусств Мадридского университета (Universidad Complutense), подтверждает, что он был временно отчислен на 1923/1924 учебный год, однако, в отличие от дела Дали, не содержит больше никакой информации об этом инциденте.

9. Документ воспроизведен: DOH, р. 35.

10. Moreiro, р. 19.

11. Комментарии Сальвадора Дали Куси по поводу исключения его сына из Академии хранятся в альбоме газетных вырезок (Фонд Галы — Сальвадора Дали, Фигерас, pp. 144-150).

12. Неопубликованный документ хранится в деле Дали на Факультете изящных искусств Мадридского университета (Universidad Complutense).

13. Ibid. Анна Мария Дали утверждает, что Каталина Доменеч, вторая жена нотариуса, отправилась в Мадрид, для того чтобы выяснить, что произошло. С трудом верится, что "Ла тьета" была способна опросить "студентов и преподавателей" и верно передать их мнение. Скорее всего она просто сопровождала мужа в Мадрид (AMD, р. 96.)

14. SL, pp. 196-198.

15. Dali, Comment on devient Dali, p. 68; AMD, p. 100; информацию о гравюре см.: Michler and Lopsinger, p. 126, No. 1.

16. Первое упоминание о посещении Дали частной школы см.: Rodrigo, Lorca-Dali. Una amistad traicionada (p. 36), без ссылки на источник. После Родриго на него ссылались и другие авторы, в том числе осторожный Рафаэль Сантос Торроэлья (Dali residente, pp. 39, 55, 74, n.l).

17. Dali, Un diari: 1919-1920, p. 137.

18. Rivas Cherif, p. 7.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница