Федерико Гарсиа Лорка

Прожив три месяца в Резиденции, Дали успел узнать о непредсказуемом и обаятельном обитателе общежития — Лорке, который в то время находился дома в Андалузии.

Федерико Гарсиа Лорка родился на шесть лет раньше Дали, в 1898 году, в деревне Фуэнте Вакерос, возле Гранады. В 1918 году его отец, всеми уважаемый землевладелец, профинансировал издание первой книги сына "Впечатления и пейзажи", посвященной путешествию автора по Кастилии и северной части Испании. В 1919 году Лорка поселился в "Рези" через два года после Бунюэля (продолжавшего числиться в Мадридском университете), а в 1920 году в Мадриде состоялась премьера его первой пьесы "Злые чары бабочки". Спектакль освистали. В 1921 году в столице появилась первая "Книга стихотворений" Лорки, получившая благоприятный отзыв на первой полосе испанской прогрессивной газеты "Еl Sol", который мог быть прочитан Дали, не пропускавшим ни одного ее номера. Летом 1922 года Лорка участвовал вместе с Мануэлем де Фальей в организации фестиваля фламенко в Гранаде. А к осени его с нетерпением ждали в "Рези".

Охваченный постоянным стремлением блистать, Дали вполне мог опасаться конкуренции с Лоркой, поскольку тот был не просто поэтом и подающим надежды драматургом, но и отличным пианистом, остроумным собеседником и завораживающим рассказчиком. Подобно средневековым певцам — хугларам, он декламировал свои стихи и пел народные песни, аккомпанируя себе на рояле, что производило сильное впечатление. Лорка хорошо рисовал и вообще обладал исключительным обаянием.

Но Лорка имел один недостаток — он был гомосексуалистом (факт, не признаваемый даже в наши дни оставшимися в живых его испанскими друзьями). Правая рука Альберто Хименеса Фрауда — Хосе Морено Вилья знал об этом: правда заключалась в том, что поэт вынужден был постоянно контролировать себя, поскольку даже в либеральном культурном центре Испании — Резиденции — гомосексуализм был под запретом. Талантливый поэт, художник и критик искусства, ставший другом Дали, Бунюэля и Лорки, Морено Вилья (1887-1955) был одним из немногих, осмелившихся намекнуть, после убийства Лорки фашистами в 1936 году, на эту "неупоминаемую" сторону его многогранной личности. В автобиографии "Жизнь начистоту", опубликованной в Мехико в 1944 году, Морено Вилья вспоминает волшебные дни в Резиденции и говорит о Лорке: "Не все студенты любили его. Некоторые из них презрительно относились к его пороку и держались от него на расстоянии. Но стоило ему только сесть за рояль и начать петь, они сразу же оттаивали"¹.

Дали встретил блестящего молодого андалузца в начале 1923 года, когда Лорка вернулся в "Рези" после долгого отсутствия. У них было много общего: они разделяли любовь к поэзии Рубена Дарио и к Франции, став германофобами еще во время Первой мировой войны; детство обоих было наполнено музыкой и особенно фольклором; они остро чувствовали социальную несправедливость, и с раннего возраста их отношения с собственной сексуальностью складывались непросто. Похоже на то, что они сразу же понравились друг другу. Тремя годами позже Дали сказал барселонскому художественному критику Себастьяну Гашу, что их великая дружба держалась на яростном контрасте между "исключительным религиозным духом" поэта и его собственной, не менее значительной, антирелигиозной душой, что приводило к постоянным полуночным дискуссиям². Во всяком случае, Дали эта встреча сильно взволновала, о чем он написал в "Тайной жизни":

Мне было ясно, что мои новые друзья были намерены взять от меня все, не давая взамен ничего, — все, что они могли бы мне предложить, у меня есть и, надо сказать, в большом количестве и лучшего качества. Однако личность Федерико Гарсиа Лорки произвела на меня огромное впечатление. То был поэтический феномен, уникальный, цельный — поэзия во плоти с пульсирующей кровью, трепещущая от тысяч язычков пламени, сокрытых в темноте потаенной биологии, наделенная, как и всякая сущность, своей собственной неповторимой формой³.

Позже в своей автобиографии Дали признается:

В то время я знакомился с элегантными женщинами, желая утолить свой нравственный и эротической голод, а также свой ненасытный цинизм. Я избегал Лорки и его товарищей, тесно сплотившихся вокруг поэта. Был один кульминационный момент его неоспоримого личного влияния — единственный момент в моей жизни, когда я понял суть своих мук — ревность. Это случилось, когда мы гуляли всей группой вдоль Эль Пасео де ла Кастельяна по дороге к кафе, где обычно происходили наши литературные встречи и где, я знал, Лорка будет сиять как волшебный алмаз. Неожиданно я бросился бежать, и никто не видел меня три дня ⁴.

Неудивительно, что потрясающий успех Лорки в обществе заставлял Дали остро переживать чувство собственной закомплексованности. Однажды Пепин Бельо, Лорка и Дали вместе были в кафе, где происходила оживленная дискуссия об искусстве. Бельо и Лорка принимали в ней активное участие. Но Дали молчал. "Ради Бога, скажи что-нибудь, — взмолился Пепин, — или они подумают, что ты идиот". Наконец, Дали встал, с потупленным взором невнятно пробормотал: "Я тоже прекрасный художник" — и сел, при полном изумлении публики. Позже Бельо всегда взрывался хохотом, рассказывая об этом⁵.

Дали часто присутствовал на вечеринках, когда Лорка устраивал импровизированные фольклорные выступления в "Рези". Иногда, как вспоминает андалузский поэт Рафаэль Альберти, Федерико спрашивал:

"Откуда это? Посмотрим, узнает ли кто-нибудь", — поддразнивал он и начинал петь под свой же аккомпанемент:

Парни из Монплеона
пахать отправились рано,
чтоб вовремя быть на корриде,
а переодеться заранее.

В те дни, когда интерес к изучению старинных песен и романсов значительно и повсеместно возрос, многие знали, где какую песню поют.

"Так поют в Саламанке", — говорил кто-нибудь из присутствующих, еще не дослушав трагической песни о судьбе тореро.

"Правильно, молодец, — соглашался Федерико и вполне серьезно, но в то же время с легкой иронией добавлял: — Ее включил в собрание народных песен священник дон Дамасо Ледесма"⁶.

Одной из любимейших песен Лорки была песня цыган из Гранады, названная "Цыганское соронго", которую, еще до того как он использовал ее в своей пьесе, мелодию эту варьировали Альбенис и Мануэль де Фалья (последний ввел ее в музыкальную поэму "Ночи в садах Испании"), Дали навсегда запомнил исполнение Лоркой этой песни. В декабре 1966 года, через тридцать лет после убийства Лорки, Би-Би-Си готовило документальную передачу о Дали в Нью-Йорке. В одной из сцен он идет по улице, тихо напевая песенку "Цыганское соронго". Неожиданно, обернувшись к камере, он поет наиболее впечатляющую строфу:

...Луна — небольшой колодец,
Цветы — какая цена им!
А дороги руки твои,
Когда меня обнимают.

"Гарсиа Лорка!" — уходя восклицает Дали⁷.

К 1922 году парижский дадаизм умер, как заявил об этом Бретон в своей лекции в Барселоне, однако дадаистские забавы были в большой моде среди бунтарей "Рези", и Лорка был впереди всех. Обычно уклонявшийся от коллективных акций, Дали все же был в них вовлечен. На одном из собраний кто-то вспомнил, что накануне вечером в саду Резиденции некий романтик, преданный луне (то есть помешанный), читал вслух Верлена. В этот момент в комнату ворвался Гильермо де Торре, один из лидеров группы ультраистов, и произнес речь, приведенную в дневнике Дали:

"Вселенская ненависть к луне!" — вот один из лозунгов Маринетти. О чем вы только что говорили? Отрывок из Верлена? Недостойные сыны года 1923! Я вижу, вы и не заметили, что родились под крылом самолета! И как вы до сих пор смеете называть себя авангардистами, если не знаете, что двигатель внутреннего сгорания звучит лучше, чем любая поэтическая абракадабра? Я ухожу! И ухожу немедленно, потому что боюсь, что общение с вами превратит меня в допотопное существо, и особенно потому, что моя восприимчивость не позволяет мне сидеть на месте. Мне нужно постоянное восприятие света, ярких образов современности; ваш смешной сентиментализм понятен, вы проводите целые дни, сидя в комнате и разговаривая, разговаривая, разговаривая. Авангардистские сборища (кружки) должны обладать динамикой, они имеют смысл, только когда они основаны на скорости! Плюшевые диваны кафе превратят нас в стариков. Сегодня же вечером я закажу автобус для наших собраний⁸.

Де Торре сделал все возможное, чтобы ввести Лорку и Дали в ультраистские круги, где кроме него главенствовал Бунюэль. Однако де Торре не встретил большого энтузиазма с их стороны, несмотря на то что поэт явно и полностью был согласен с настойчивым требованием группы ультраистов о главенстве образа. Что касается Дали, иконоборческая установка де Торре и его друзей сделала свое дело, и общение с ними сильно повлияло на формирование его бунтарского духа.

Изданные воспоминания Дали и Бунюэля о годах в Резиденции очень неточны и неполны, Лорка же был убит и не успел написать мемуаров. Частично сохранилась переписка между тремя друзьями (Дали, Бунюэль никогда не отличались бережным отношением к бумагам). Большинство писем Дали с 1925 года к Лорке сохранилось, но от Лорки к Дали — только два или три, а их были десятки. Что касается документов Резиденции, содержащих информацию о том, какие комнаты занимали друзья в то или иное время, и другие полезные сведения, — большинство из них было утеряно во время Гражданской войны. И теперь практически невозможно воссоздать процесс развития удивительной дружбы, объединившей трех наиболее плодотворных гениев Испании XX века. Читая воспоминания Дали и Бунюэля, можно увидеть, как в их автобиографиях стирается временная последовательность событий. Об этом хорошо сказал Пикассо Гертруде Стайн: "Вы забываете, что когда вы молоды, чего только не случается всего за один год"⁹.

Примечания

1. Moreno Villa, Vida en claro, p. 107.

2. Gasch, L'expansio de I'art catala al mon, p. 145.

3. SL, p. 176.

4. Ibid., p. 203.

5. Из разговора с Хосе Бельо Ласьерра в Мадриде 19 октября 1994 г.

6. Alberti, La arboleda perdida, pp. 19-20.

7. Фильм "Дали в Нью-Йорке", продюсер и режиссер Джек Бонд, 1966 (см.: "Библиография", разд. 7).

8. Dali, "En el cuarto numeru 3 de la Residencia d'Estudians. Cunciliambuls d'un grup d'avanguardia".

9. Stein, The Autobiography of Alice B. Toklas, p. 209.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница