Мнение сестры
В декабре 1949 года Анна Мария Дали в свои сорок лет наконец-то дала выход долго сдерживаемым чувствам, издав книгу под названием "Сальвадор Дали глазами сестры". Ее отец написал несколько вступительных строк, воспроизведенных в виде факсимиле, которые указывали на напряженность его отношений с сыном:
Основная мысль книги Анны Марии заключалась в том, что сюрреализм в целом и в особенности Гала (ни разу не названная по имени) разрушили жизнь Сальвадора Дали и его семьи. Когда она работала над книгой, "Тайная жизнь" уже была издана, и она поставила перед собой задачу опровергнуть утверждения Дали, что он был чудовищным, садистским ребенком. В изложении Анны Марии годы их детства были беззаботными и светлыми. Конечно, Сальвадор устраивал сцены и всегда настаивал на своем, но "вы все равно полюбили бы его, несмотря на ужасные манеры"1. Ведь, как и у отца, сердце Сальвадора было добрым: "И у отца, и у брата на лице читались ум и порядочность, а это — основа основ"2. Что же касается эксгибиционизма Дали, это было безобидно: "Мой брат отличался приветливостью и сердечностью, а также обладал чувством юмора. Только когда им овладевало сверхъестественное желание привлечь внимание к себе, он совершал абсурдные поступки"3.
Трогательное описание болезни и смерти матери помогает понять весь ужас, который испытала семья, узнав о надписи Дали на злополучной картине "Священное Сердце". Как он осмелился сделать это? Он, так любивший свою мать? Анна Мария считала брата "легко поддающимся влиянию", поэтому она не сомневалась относительно того, под чьим влиянием Сальвадор совершил этот отвратительный поступок: "Его стремление привлекать внимание, спровоцированное гнусным влиянием со стороны, — единственное тому объяснение"4. Источником "гнусного влияния" были Гала и друзья-сюрреалисты с "бесстыжими глазами"5.
Ненависть Анны Марии к сюрреализму помешала ей осознать, что именно сюрреализм подвигнул Дали на исключительные произведения. Воспоминания о детстве написаны прекрасно, однако хронология повествования запутанна так же, как в "Тайной жизни", к тому же не подкреплена никакими документами. В итоге получилось смелое, но необъективное описание отношений Дали с семьей до того дня, когда Гала вошла в его жизнь.
Выход в свет книги застал Дали и Галу в Нью-Йорке и стал для них полной неожиданностью. Прочитав ее, Дали обрушил на семью негодующие письма, обвиняя Анну Марию в "лицемерии". Своей кузине Монтсеррат он писал:
Дали, конечно, имел в виду воссоединение с семьей в 1935 году, когда Рафаэль Дали выступал искренним посредником между отцом и сыном. Гонсаль Серраклара получил более строгие указания:
Распечатанная на картонных карточках "Автобиографическая заметка" Дали была разослана по многочисленным адресам:
Я был изгнан из семьи в 1930 году без единого гроша. Я добился всемирного успеха исключительно благодаря Божьей помощи, свету Ампурдана и ежедневному героизму великой женщины — моей жены Галы.
Когда я стал знаменит, моя семья согласилась принять меня в свое лоно. Однако моя сестра не устояла перед соблазном продавать мои картины без разрешения, спекулируя моим именем и публикуя при этом ложные описания моей жизни, что может быть доказано.
Считаю себя обязанным известить об этом коллекционеров и биографов.
Сальвадор Дали. Нью-Йорк. Январь 1950 года8.
Дали подозревал, и не без оснований, что Анна Мария может перехватить письмо, отправленное почтой отцу. Поэтому он прибегнул к помощи знакомого художника из Кадакеса Хайме Фигераса:
Скорее всего, X. Фигерас передал письмо адресату. Никаких свидетельств переписки между отцом и сыном не сохранилось, а 30 января 1950 года Дали Куси составил новое завещание, по которому единственной наследницей и владелицей дома в Эс Льяне объявлялась Анна Мария. Взамен она должна была выплачивать отцу ежегодное содержание в размере 8 тысяч песет — смехотворную сумму. Сальвадор же получал по завещанию 60 тысяч песет10.
В самый разгар этих событий у Дали появилась возможность вновь заверить общество в своих религиозных убеждениях. В начале 1950 года основанный в Париже Всемирный Совет Мира, возглавляемый Пикассо и "красным настоятелем", архиепископом Кентерберийским, объявил о намерении нанести визит президенту Трумэну, Генеральному секретарю ООН и нескольким членам Конгресса США. Цель визита — убедить Соединенные Штаты взять на себя инициативу по прекращению производства ядерного оружия в военном соперничестве с Советским Союзом. Сальвадору Дали предложили войти в состав делегации. Его ответ, похожий на возражение, был напечатан в марте в "New York Times", перед тем как США объявили, что не дадут виз делегатам. Дали заявил, что у него нет ничего общего с подобными организациями, поскольку насилие и доктрина насилия лежат в основе материалистического взгляда на историю. Как художник он видит свою задачу в ежедневном совершенствовании творчества, именно таким образом борясь с недостатком духовности, угрожающим уничтожить "художественную красоту" прошлого и настоящего. Вопрос о производстве ядерного оружия нужно оставить политикам Организации Объединенных Наций, а всем антиматериалистам следует присоединиться к "высочайшему моральному сознанию нашего времени" в лице Папы Римского и "других выдающихся представителей, противопоставляющих духовные и моральные ценности материализму и насилию марксистской доктрины"11. Испанское агентство новостей "Efe" отметило, что это высказывание вызвало бурную общественную реакцию. Можно представить, насколько сильно представители левых и прогрессивных партий франкистской Испании ненавидели и презирали Дали12.
В то же время художник дал интервью в Нью-Йорке барселонскому еженедельнику "Destino", основной темой которого снова стали католицизм и классицизм. Как уже не раз бывало в его жизни, Дали пересмотрел отношения с Андре Бретоном, утверждая, что с самого начала знал о своем предназначении заменить Бретона, прежде всего по причине "полного отсутствия духовного содержания" в движении. Он вспоминал о короткой встрече с Бретоном в Нью-Йорке уже после своего изгнания из рядов сюрреализма и с ликованием комментировал: "Я с моим средиземноморским и страстным сюрреализмом достиг триумфа. Он же, автор первого манифеста, остался ни с чем среди полного к нему равнодушия". Это замечание позволяет судить о личности Дали. Предав Бретона, он счел необходимым еще и высмеять его принародно.
Конечной целью, продолжал Дали, было "преодоление материалистических и атеистических элементов сюрреализма и приобщение к нему испанского мистицизма, чтобы наполнить движение христианским содержанием". В "Мадонне Порт-Льигата" Дали видел "итог" своей эволюции художника и серьезную заявку на новый классицизм. Будущим летом в Порт-Льигате он намеревался создать второй вариант картины больших размеров, с изображением Богоматери с Младенцем в окружении рыбаков, снова — с просветом в области грудной клетки, из которого выглядывает корзина с куском белого хлеба — этим "животворным мистическим ядром" полотна. Также Дали сообщал, что этим летом начал новую большую работу: он получил заказ от итальянского правительства на иллюстрирование "Божественной комедии". Дали читал великое произведение Данте с глубоким интересом и нашел в нем много общего с собственной эволюцией духовного развития. Он уже наметил общий план и идею будущих иллюстраций13. (Позже Дали заявлял, что никогда в жизни не читал "Божественной комедии", и часто с радостью рассказывал анекдот об исследователе, который занимался этим всю жизнь и последними словами которого были: "Данте надоел мне до смерти!"14)
В Америке Дали стал самым известным испанцем. Естественно, когда журнал "Vogue" решил поместить статью о туризме в Испании, тут же пригласили Дали. Статья под названием "По Испании с Дали" появилась 15 мая 1950 года. Путеводитель Дали для двухнедельного тура, сопровождаемый зарисовками, советовал начать путешествие со знаменитой Барселоны, где посетителей ждали чудеса Гауди (открытые заново, конечно, самим Дали) и прекрасная готическая церковь Санта-Мария дель Map, разграбленная во время Гражданской войны. После короткого знакомства с побережьем Коста Брава и возвращения к священной горе Монтсеррат Дали направлял читателей в Мадрид, рекомендуя им остановиться в роскошном отеле "Риц", поскольку он расположен рядом с Прадо. Дали составил список наиболее ценных экспонатов музея. Он включал "Смерть Марии" Мантеньи, "из всех картин наиболее поразившую Гарсиа Лорку"; любимого самим художником "Кардинала" Рафаэля и "маленькую семейную сцену того же автора" (неясно, что он имел в виду), а также "Сад земных наслаждений" — "величайшую и наиболее сюрреалистическую работу из всех созданных Иеронимом Босхом". После Мадрида два дня отводилось для посещения Толедо и Эскориала ("который я считаю самым красивым местом на свете"). Затем следовала поездка в Андалузию (в 1930 году Дали вместе с Галой провели месяц в Малаге).
Весной чета Дали вернулась в Порт-Льигат, и художник сразу приступил к новому варианту "Мадонны Порт-Льигата", для которого Эмилио Пигнау, талантливый конструктор, подготовил полотно. Мысленно Дали уже распланировал картину до мельчайших деталей и показал Пигнау предварительные эскизы. Ссылаясь на Веласкеса и Делакруа, он сообщил управляющему о своем намерении перейти к крупным полотнам15.
Второй вариант "Мадонны Порт-Льигата" выполнен на полотне (144 х 96 см) в более серых тонах, по сравнению с первым, а лицо Галы в образе Мадонны выглядит гораздо взрослее; внимание с фигуры Девы Марии переключается на многочисленные разрозненные символы вокруг ее атомного "вознесенного" трона. Картина получилась фальшивой, в ней не осталось и следа от изящества первой работы. Она вызывает тревожное чувство — кажется, будто Дали старался передать ощущение надвигающейся в Порт-Льигате грозы16.
Дали знал, что отцу его осталось недолго жить. Однажды летом он услышал, что Дали Куси серьезно болен, и поспешил в Кадакес в сопровождении Эмилио Пигнау, на тот случай, если Анна Мария попытается устроить ему сцену. Но она приняла его достаточно сдержанно. Дали провел полчаса возле постели отца. "Мне кажется, это конец, сынок", — услышал Пигнау обращенные к Сальвадору слова17.
У Дали Куси был рак простаты. Он умер через несколько месяцев — 21 сентября 1950 года. Дали приехал и поцеловал отца в холодные губы; однако, несмотря на приверженность к католицизму, он не участвовал в похоронах на маленьком кладбище церкви Сант-Балдири, стоящей над морем рядом с Порт-Льигатом. Анна Мария была не в силах находиться рядом с гробом, и поэтому семью представляла Монтсеррат Дали. В этот день трамонтана была особенно сильной, и ее дважды сбивало с ног18.
Дали был очень подавлен смертью отца, чей образ сопровождал его на протяжении всей жизни. По словам Пигнау, эта кончина возродила в художнике глубоко скрытый страх болезни и смерти19. Эти настроения не изменила и последняя воли Дали Куси, объявленная, по испанской традиции, через две недели после смерти — 31 мая 1950 года. Поскольку дом в Эс Льяне и так уже был передан во владение Анны Марии, завещание касалось только денег на банковском счету и тощей папки ценных бумаг. Все эти сбережения отходили дочери. Вторая жена Дали Куси, Каталина, вовсе не упоминалась в завещании: подразумевалось, что Анна Мария обеспечит ее. Что же до Сальвадора, то вместо завещанных ему в предыдущем варианте 60 тысяч песет он пока получал 22 тысячи, "что полностью покрывало его законную долю", были предусмотрены еще 10 тысяч песет, которые он мог получить, если бы суд счел это необходимым. Другими словами, Дали фактически был лишен наследства. Копия завещания, высланная ему в октябре, привела его в бешенство. Он не нуждался в деньгах, но он и Гала — особенно Гала — были заинтересованы в части семейного дома в Эс Льяне. Видимо, именно завещание Дали Куси послужило окончательным поводом для того, чтобы сложное отношение Галы к Анне Марии переросло в ненависть. Отныне она сделает все, чтобы Дали никогда не простил свою сестру20.
К тому же в завещании ничего не говорилось о личных вещах Дали, в том числе о картинах и рисунках, оставленных им в Кадакесе и Фигерасе после изгнания из семьи в 1929 году. Дали всегда настаивал на том, что они все еще принадлежат ему, хотя отец это отрицал. Дали вновь поднял этот вопрос в письме к Анне Марии, написанном из "Сент-Режи":
В день смерти нашего отца (пусть земля ему будет пухом) я простил тебе все намеренные ошибки твоей книги. Намеренные — потому что документы, относящиеся к этому периоду, полностью их опровергают. Но я не мог и представить себе, что после примирения и поцелуя всепрощения, которым мы обменялись тогда, ты будешь упорствовать в своей дурной уверенности, будто картины, оставленные мною тебе на хранение из сентиментальных чувств на то время, пока был жив наш отец, принадлежат тебе. Единственной картиной, которую я подарил тебе, является твой портрет, на котором ты занята шитьем...
Я хочу, чтобы ты уяснила обстоятельства дела, только и всего. Если же этого не случится, этим займется закон, приведя неопровержимые доказательства и свидетельства.
Я хочу, чтобы:
1) ты признала, что картина "Фигура. Вид сзади", проданная тобой Гудиолю, была взята из моей комнаты без разрешения и что эта продажа была сделана по инициативе отца;
2) ты объяснила мне, почему Гудиолю была продана еще одна картина;
3) ты предоставила мне полный список всех других проданных картин и рисунков с указанием цен и мест, где они могут находиться в данный момент по твоему предположению;
4) ты представила мне полный список подаренных картин и рисунков, насколько я помню, одна из работ [неразборчиво] и т.д.;
5) ты вернула мои работы, выбранные ПО ТВОЕМУ УСМОТРЕНИЮ, без каких-либо условий, на что я согласен, если ты пообещаешь мне не продавать оставшиеся у тебя картины, не предоставив мне возможности продать их первому;
6) ты вернула мои журналы и "Испанскую энциклопедию", которую мне обещал отец.
Если ты согласишься и сделаешь это, я отдам свою часть наследства "Тетушке" и не стану затевать официальное разбирательство по поводу картин21.
Уверенность Дали в вывозе его семьей картин из дома в Порт-Льигате подтверждается и открыткой, которую он послал в декабре 1950 года Хоакиму Куси, старому другу отца, купившему несколько лучших ранних картин художника, включая великолепную "Композицию из трех фигур" ("Неокубистическую штудию"). Дали сообщил Куси, что он обнаружил двадцать рисунков в музее Нью-Йорка, которые до этого хранились в Порт-Льигате и попали в Нью-Йорк "через Эс Льяне". "Не кажется ли вам удивительным, — писал он, — что и теперь моя семья мешает моей карьере?" Одна из картин, проданных Анной Марией, только что была перепродана на аукционе. Дали был зол. Являлись ли эти обвинения оправданными и действительно ли семья вывезла его работы из дома в Порт-Льигате, точно установить уже невозможно 22.
Гонсаль Серраклара действовал от имени Дали в его отсутствие, поддерживая контакт с юристом, ответственным за исполнение последней воли Дали Куси, и представлял художника на переговорах с Анной Марией23. Эмилио Пигнау написал позже, что Дали и Анна Мария в конце концов пришли к соглашению, поровну разделив картины. Половину картин Дали забрал Пигнау. По его словам, художник пришел в восторг, вновь увидев свои работы24.
Два года спустя эти события получили дальнейшее развитие. Шестого сентября 1952 года нотариус Фигераса Эварист Вальес Лопарт прибыл в Порт-Льигат для подписания документа, относящегося к данному соглашению с Анной Марией. Дали отказался принять его, но Вальес настаивал. В ярости Дали порвал документ и собственноручно вытолкал нотариуса. Вальес немедленно начал официальное расследование как законный представитель, которому было оказано открытое сопротивление при исполнении служебных обязанностей. Дали испугался, что его посадят в тюрьму, и заручился поддержкой Мигеля Матеу, экс-мэра Барселоны и близкого друга генерала Франко, который, в свою очередь, связался с министром юстиции в Мадриде. Письма Дали к Матеу проникнуты подхалимажем и лизоблюдством. Несмотря на высокое покровительство, художник был взят на поруки и был обязан являться в суд дважды в месяц во время разбирательств. Никогда еще Дали не испытывал такого унижения. В конце концов он написал официальное извинение в Коллегию нотариусов, и его оставили в покое. Враги художника радовались, что наконец-то кто-то вставил ему палки в колеса. Восемнадцать лет спустя Дали размышлял, не был ли этот прискорбный случай выражением эдипова комплекса. Возможно, что в лице Вальеса он как бы символически вытолкал из своего дома в Порт-Льигате собственного отца-нотариуса!25
Примечания
1. AMD, p. 16.
2. Ibid, p. 38.
3. Ibid, p. 50.
4. Ibid., p. 138.
5. Ibid., p. 136.
6. Документы Эдуарда Форнеса (Каталонская библиотека, Барселона).
7. Ibid.
8. Воспроизведено в VPSD, р. 132.
9. Документы Эдуарда Форнеса.
10. Завещание было подписано в Фигерасе в присутствии нотариуса Раймундо Негре Балета. Я благодарен дону Раймундо Фортини-и-Маркесу за предоставление копии этого документа.
11. Massip, р. 3.
12. См., например: Abe, Madrid, 24 March 1950.
13. Massip, p. 5.
14. UC, p. 250.
15. Puignau, pp. 38-39.
16. Воспроизведено в DOH, p. 325.
17. Puignau, pp. 41-42.
18. В свидетельстве о смерти Сальвадора Дали Куси сообщается, что он умер от "многочисленных раковых образований" (Отдел гражданской регистрации, Кадакес); информацию о визите Дали на родину предоставили Эмилия Помес (ее мать была хозяйкой дома семейства Дали в Кадакесе), а также Монтсеррат Дали в беседе (Барселона, 1 мая 1992 г.).
19. Puignau, р. 42.
20. Последнее завещание, как и предыдущее, было подписано Дали Куси, в присутствии нотариуса из Фигераса Раймундо Негре Балета. Я еще раз выражаю свою благодарность дону Раймундо Фортини-и-Маркесу за предоставление мне копии.
21. Документы Эдуарда Форнеса (Каталонская библиотека, Барселона).
22. Открытка с почтовой отметкой от 15 декабря 1950 г., Нью-Йорк (коллекция Пере Вей, Кадакес).
23. Из письма Гонсаля Серраклары к Дали 4 декабря 1951 г. (Каталонская библиотека, Барселона).
24. Puignau, pp. 43-45.
25. Документы из Исторического архива, Жерона (Department de Culture, Generalitat de Catalunya); о вмешательстве Мигеля Матеу и о переписке Дали с ним см. дело в Замке де Перелада, Жерона (моя благодарность библиотекарю, донье Инес Падроза Горгот); см. воспоминание Дали в DG, pp. 66-70; Puignau, pp. 47-50; об эдиповом комплексе см.: Daudet, "Magico Dali", 1 March 1970, p. 46.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
